Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка Страница 18

Она отвела взгляд, прикрыла глаза рукой. Покачала головой.

Небо проседало, наползая на пик телебашни. С той стороны реки тянулась серая бахрома дождя. Частые капли намочили плитку площади, рябью покрыли воду в черепаховой заводи.

Волосы Ли Мэй блестели от влаги.

— Бежим! — сказал я.

Держась за руки, забежали на веранду кафе. Сели за столик.

Сквозь мокрый пластик крыши виднелись темные пятна — голуби, сидевшие поверху, нахохлились, но не улетали.

Нам принесли кофе.

Румянец на щеках Ли Мэй почти угас, только уши краснели по-прежнему, как у ребенка.

— Все видели… — сказала она, вновь качая головой. — Что они подумают?..

Взял ее за руку.

— Это не их дело. Они если и видели нас, то в первый и в последний раз в жизни. Забудь о них.

— Я первый раз целовалась с парнем на людях…

— А раньше?

— Только один раз… В школе. Но никто не видел!

— Один раз?!

Ли Мэй кивнула, высвободила руку и закрыла ладонями лицо.

— Почему ты любишь меня? — спросила, не убирая рук.

— Потому что я люблю тебя. И я рад, что ты знаешь это.

Убрала руки, сложила их на столе. Внимательно и серьезно взглянула на меня.

— Конечно, знаю. Ты ведь поцеловал меня. И я поцеловала тебя.

«В ее возрасте, — вспомнил я, — у Инки уже было два аборта…»

— Ты знаешь… Не каждая девушка так сладко целуется второй раз в жизни. Это не комплимент, это правда.

Опять засмущалась, но, уже не пряча глаз, улыбаясь.

— Не у каждой девушки есть настоящий лаоши… Главное, чтобы он не ел много йогурта.

Я озадаченно вникал в смысл сказанного.

Она рассмеялась:

— Помнишь рекламу? Если ты вырастешь, как Яо Мин, твоя студентка не достанет до губ учителя.

Я перегнулся через столик и поцеловал ее.

— Учитель будет носить тебя на руках.

Дождь выстукивал дробь по крыше кафе. Ли Мэй неотрывно смотрела на меня.

— Похоже, дождь надолго, — сказал я, отчего-то начиная смущаться тоже. — Может, поедем куда-нибудь? Поймаем такси, если получится.

Обхватила ладонями чашку, по-детски заглянула в нее, поднесла к губам, словно спряталась за нее.

— Знаешь, чего мне хочется? — спросила, сделав маленький глоток уже остывшего кофе.

— Чего бы Вам ни хотелось, Ваше Высочество — все будет исполнено! — ответил я, подражая придворному из театральных комедий.

Засмеялась.

— Смотри, осторожнее. Не подливай масла в огонь. Иностранцы и так жалуются, что современные шанхаянки ужасно капризны, родители вырастили из них избалованных принцесс. Мы — единственные дети, привыкли, что все только для нас. Разбалуешь меня, и тогда тебе несдобровать. Не забывай, я по зодиаку — Лев, со мной трудно управиться.

— Я тоже у родителей единственный ребенок, но принца из меня, видимо, не получилось.

— Зато получился лаоши. Сейчас это важнее, чем принц.

— Судя по деньгам — не думаю, — усмехнулся я. — Но если бы у меня было лицо, как, например, у принца Альберта, я бы умер от тоски. Да и вообще, не для меня такая жизнь…

— И это хорошо. Иначе, как бы мы встретились…

Она протянула ко мне руку, неуловимым движением провела пальцами по моей щеке и тут же схватилась за чашку, будто снова прячась.

— А ты, в каком месяце родился? Хотя, подожди, я угадаю… В апреле?

— Э-э, да… — озадаченно обронил я. — Но откуда ты знаешь? Я, наверное, сам тебе уже сказал…

— Нет, просто догадалась. Овен и Лев хорошо ладят.

— Ты знаешь, если честно, то, кажется, я Телец: родился, как Ленин, двадцать второго апреля.

— Да?.. Ой, лучше бы пораньше, было бы так хорошо.

Мне показалось, она огорчилась.

— Ну, я же не знал, что тебя встречу. Вылез из мамы, когда захотелось.

— Это ничего…

Она улыбнулась, словно успокаивая меня, и полезла в сумочку.

— Сейчас посмотрим.

Вынырнул на свет божий медвежонок Путин, за ним потянулся на ремешке телефон.

— У тебя там все записано, в телефоне?

— Не в телефоне, в Интернете. Конечно, записано, — терпеливо пояснила она.

Да, подумалось мне, вот она, разница поколений. В моей мобиле ведь тоже есть выход в сеть, но я, ни разу не пользовался. Выхожу по старинке, с компьютера.

Ли Мэй проворно нажимала клавиши. Я разглядывал ее лицо, подсвеченное в дождливых сумерках мягким голубым светом от экрана телефона.

— Да, действительно… — задумчиво сказала она. — Ленин был Тельцом. А еще Маркс. И Бальзак…

— Ну, видишь, все не так уж плохо. Лениным и Марксом, пожалуй, я быть не хотел бы, а вот с Бальзаком в одной компании — неплохо.

— Почему? — оторвавшись от экрана, взглянула с любопытством.

— Видишь ли, каждый писатель должен уважать Бальзака. Хотя бы за то, чего именно он добился: он заставил издателей уважать авторское право и платить за книги гонорары. А до этого писателям лишь подаяния денежные делали, да и то не всегда.

— Ты — писатель?

Она так удивилась, что отложила телефон и слегка откинулась в кресле, будто заново разглядывая меня.

— Пока не совсем настоящий. На бумаге еще не издавался, только в Интернете, — кивнул я на ее телефон.

Она с готовностью взялась за трубку, потянула к себе. Путин поспешно пополз по столу.

— Скажи адрес, я хочу посмотреть.

— Да ну… Там ведь все равно кириллица, ты не разберешь ничего, тем более с телефона.

— День сюрпризов. И что ты пишешь?

Она смотрела на меня так же, как тогда, когда я рассказывал ей о Ван Гоге.

— И о чем ты пишешь?

— О жизни, — отделался я простым ответом. — Рассказы, но мало. Еще повесть написал, про русскую армию.

— Ты служил в армии? — снова удивилась она. — Это очень почетно. Туда не так легко попасть, я знаю. Берут лишь самых достойных. Умеешь стрелять?

Она забавно сложила руки, изображая оружие.

Я рассмеялся:

— Это у вас так, наверное. Людей-то много. А у нас ситуация другая: и от армии бегут и из армии бегут. Мне — убежать не удалось, зато научился шить, стирать, готовить и подметать.

— Это хорошо. Твоей жене легко будет — есть помощник.

Вряд ли бы Инна с ней согласилась…

Ну, да и ладно.

— Еще могу до сих пор отжаться от пола сотню раз, — не удержался я от хвастовства. — Так что, можно сказать, много полезного узнал. Про что узнал, о том и написал. Может, когда-нибудь издадут, вроде издатели заинтересовались. Но если нет — значит, нет. Не так уж важно. Главное — читают люди.

— И как — нравится им?

Я достал из кармана красную сотенную купюру. Показал Ли Мэй.

— Кому как… Я не вот этот портрет, чтобы всем нравиться.

— Ты помнишь! — засмеялась она. — Ты помнишь!

— У меня профессиональная память. Я же лаоши…

Последнее слово я произнес, пародируя интонацию Ли Мэй.

— Перестань!

Вновь над столиком рассыпался ее звонкий смех.

— Разве можно дразнить принцессу! И тем более — Льва! Это опасно.

— Кстати, о принцессах. Ее Высочество чего-то желало, пока недостойный слуга не отвлек внимание на себя. Слуга кается, и теперь — весь внимание.

Ли Мэй поставила локти на стол, положила на ладони подбородок.

— Ты не будешь смеяться?

Я пожал плечами. Она вздохнула.

— Ну, хорошо. Тогда скажи — ты любишь петь?

Мне моментально вспомнилась незабвенная «Ирония судьбы»: «Знаешь, когда люди поют?.. Люди поют, когда они счастливы!»

— Хм… Кажется, последний раз я пел как раз в армии, в строю. Мой командир говорил, что если ему захочется услышать, как кричит Кинг-Конг, ему не надо идти в кино, достаточно послушать меня. Хотя, постой… Да, еще иногда я пел, когда много выпивал. Но я уже давно отслужил и относительно давно трезв. Так что вряд ли решусь на такое — петь прилюдно.

— Мне трудно понять, шутишь ты или говоришь серьезно, — улыбнулась она.

— Я сам не понимаю, так что не волнуйся. Но насчет пения — я абсолютно серьезен. Страшнее нашего русского пения за праздничным столом может быть, пожалуй, только одно — караоке. Есть два самых страшных зла на Земле — атомная бомба и караоке.

— Ты, правда, так думаешь?

Мне показалось, она огорчилась даже больше, чем когда узнала, что мой знак зодиака не слишком хорош в сочетании с ее Львом.

Я растеряно огляделся — в поисках предмета, которым мог бы себя убить.

За соседним столиком сидела пожилая пара европейцев: седая старушенция и ее спутник, похожий на высохшую ящерицу. Они чинно поедали крохотную тонкую лепешку, выдаваемую в кафе за пиццу.

Я увидел на их столе пластиковый зубчатый ножик. Немедленно захотелось отобрать его и в страшных мучениях отрезать себе язык.

— Видишь ли… В Москве мои соседи однажды купили себе домашнее караоке. И когда они напивались, то есть почти каждый день, они начинали петь в микрофон. Особенно ночью. Сначала я думал, что у них воет огромная собака, но потом стал различать слова — певцам особенно нравились тюремные романсы. С тех пор я не люблю это занятие. А еще в прошлом году мои студенты-выпускники затащили меня на прощальной вечеринке в такое специальное место, с телевизорами и диванчиками…