Элис Хоффман - Речной король Страница 18

— Я над этим работаю, — заверил его Пит. — У меня уже есть несколько идей. Если ты начнешь ходить в школу, вместо того чтобы просиживать здесь целыми днями, то покажешь всем остальным, какой ты умный, и окажешься в выигрыше. Именно об этом я всегда говорил Шону.

— И вы рассказывали ему о зубной фее?[2] О правде и справедливости и о том, как кроткие духом унаследуют землю?

Гас теперь был твердо уверен, что кроткие духом ничего не унаследуют в Хаддане, вот почему этим вечером уложил рюкзак и отправился на станцию. Он не собирался принимать участие в варварских ритуалах «Клуба магов». В тот час, когда Натаниэль Гибб разворачивал окровавленную кроличью лапку, завернутую в носовой платок, который бабушка подарила ему на Рождество, Гас высматривал восьмичасовой поезд до Бостона. Вечер был прохладный, близилась зима. Дожидаясь поезда, Гас думал о своем отце и огромных надеждах, какие Пирс-старший питал до сих пор. Он думал о том, сколько долгих часов уйдет на дорогу до Нью-Йорка, и о том, сколько раз он переходил из школы в школу, и какое разочарование должен вызывать. А затем, прежде чем успел себя одернуть, он подумал о серебристых волосах Карлин и об исходящем от нее запахе мыла и плавательного бассейна. Около восьми мимо проехала патрульная машина, и один из копов высунулся из окна спросить, чего Гас здесь дожидается. Гас не имел ни малейшего понятия, поэтому поднял свой рюкзак и отправился обратно в школу, долгим путем, через город. Он прошел мимо цветника из многолетников, устроенного Луизой Джереми, ее хризантемы были размером с тарелку; мимо «Селены», которую Никки Хамфри запирала на ночь. Наконец он свернул на тропинку, которая должна была провести его мимо плакучих буков, много лет назад посаженных Анни Хоув. Он шел с большой неохотой, возвращаясь в место, которого боялся больше всего, в свою собственную комнату, потому что этой темной ночью, когда погода собиралась перемениться, Огасту Пирсу больше некуда было идти.

В разгар дня Морин Браун увидела на дальнем лугу кровавое пятно в траве. Намереваясь исследовать животных для лабораторной работы по биологии, прежде всего осторожную леопардовую лягушку, она шла все дальше, пробираясь между березами и соснами, а под конец через заросли чертополоха и репейника туда, где обнаружила тушку кролика с одной отрезанной лапкой. Стояло то время года, когда листья на черничных кустах начинают пламенеть алым и повсюду торчат одеревеневшие стебли золотарника, в полях, садах и переулках. До глубины души потрясенная, Морин слегла в постель после совершенного ею жуткого открытия. Ее пришлось нести в ее комнату на третьем этаже «Святой Анны», и после того она отказывалась возвращаться на занятия, пока ее не освободили от биологии. Хотя прошло уже почти пол семестра, Морин разрешили взять вместо биологии курс фотографии для начинающих, которой она занялась с болезненной экспрессивностью и полным отсутствием таланта. Однако, учитывая обстоятельства, у Бетси не хватило духа отказать ей. Эрик не мог понять такой жалостливости.

— Представь, что ты обнаружил бы что-нибудь подобное, — сказала Бетси Эрику, пока они воскресным утром шли к аптеке на поздний завтрак. — Какое потрясение.

— Это был всего лишь кролик, — возразил ей Эрик. — Если уж на то пошло, кролики есть в гостиничном меню. Их варят и тушат каждый день, и никто не говорит: «Какой ужас!», зато стоит наткнуться на одного из них в лесу, как все считают это исключительным событием.

— Наверное, ты прав, — сказала Бетси, хотя и совершенно не убежденная.

— Конечно, я прав, — заверил ее Эрик. — Смерть кролика, какой бы трагичной она ни была, едва ли заслуживает полицейского расследования.

Последние недели Эрик и Бетси были так загружены своими обязанностями, что почти не виделись. По правде говоря, они оба были слишком заняты для какого-либо интима, в школе уединение едва ли было возможно. Если они оставались в квартире Эрика, всегда присутствовал страх, что кто-нибудь из учеников постучит в дверь в самую неподходящую минуту. Те несколько раз, когда удавалось улучить романтический момент, они вели себя друг с другом неловко, будто незнакомые люди, которые зашли слишком далеко на свидании вслепую. Наверное, подобное охлаждение было неизбежно: те немногие силы, которые еще оставались, приходилось отдавать ученикам, таким как Морин, с которой Бетси возилась большую часть недели после ее драматического переживания в лесу.

— А тебе никогда не приходило в голову, — спрашивал теперь Эрик, — что эта твоя ученица просто избалованная девчонка?

Для человека с докторской степенью по древней истории вникать в переживания юнцов, не способных самостоятельно преодолеть малейшие трудности, было просто нелепо, вынуждена была согласиться Бетси. О, как Эрик мечтал преподавать в университете, где студенты сами разрешали свои личные проблемы и где вопрос о знаниях был единственно важным. В этом году самым несносным учеником на курсе Эрика оказался Огаст Пирс, который, совершенно очевидно, был вовсе не ученик. Гас несколько дней болтался под дверью Эрика, явно чего-то дожидаясь. В конце концов Эрик спросил, есть ли у него какие-нибудь проблемы, прекрасно зная, что у таких, как Гас, вечно имеются проблемы и что самое лучшее — не замечать большинство этих проблем.

Когда Гас пропустил собрание тринадцатого октября, ему пришлось дорого за это заплатить. Его схватили, затащили в комнату для отдыха и заперли дверь. Гарри Маккенна держал в руке зажженную сигарету, клеймо должно было напоминать, что правила есть правила. Еще много дней после того Гас не мог отделаться от запаха собственной сожженной плоти, стоящего в носу, ему казалось, что он до сих пор горит, даже сейчас, под свитером, под пальто. Он несколько дней набирался храбрости, чтобы поговорить с воспитателем.

— Могу я зайти на минутку? — спросил он мистера Германа. — Могу я поговорить с вами наедине?

Разумеется, ответ был отрицательный. Приглашать учащихся к себе домой считалось слишком фамильярным и заслуживало всяческого неодобрения, никоим образом не согласовывалось с принятыми в Хаддан-скул этическими нормами. Гас Пирс, таким образом, был вынужден шагать рядом с Эриком, который спешил в библиотеку. Мальчишка кашлял и бессвязно лопотал, когда принялся излагать некую отвлеченную историю о плохом к нему отношении. Он совсем не хотел наушничать, как какой-нибудь детсадовец, ну а у Эрика не было иного выбора, кроме как выслушивать последовавшие вслед за тем подробности. Солнце грело слабо, но Эрик чувствовал, как на лбу выступил пот. Никто из членов преподавательского состава не любил подобных разговоров, это было совершенно не в духе Хаддан-скул, такие возмутительные глупости могли повлечь за собой судебные преследования и крах карьеры.

Да к тому же ученик, который утверждал, будто является жертвой преследований, был выше шести футов ростом, что уж точно не ассоциируется с размерами жертвы. Когда Гас задрал рубашку, Эрик действительно увидел у него на спине и на боках синяки, а также свежий ожог, который, как утверждал Гас, был сделан совсем недавно, но что все это доказывало? Американский футбол запросто мог явиться причиной всех этих повреждений, точно так же, как и футбол обычный. А скорее всего, эти увечья были нанесены им самим, очень характерный поступок для ученика, которого очень многие в школе уже считали неадекватным. Огаст Пирс не успевал по нескольким предметам, всего лишь на прошлой неделе прошло собрание, на котором учителя и декан обсуждали его никуда не годное поведение. Честно говоря, счет был не в его пользу, и несколько преподавателей высказали сомнение, что Гас дотянет до конца семестра.

— Может быть, тебе следует брать на себя ответственность за собственные поступки, — произнес Эрик. — Если кто-то тебя беспокоит, борись за себя, парень.

Эрик понял, что Гас его не слушает.

— Я же пытаюсь тебе помочь, Гас, — сказал Эрик.

— Здорово. — Мальчишка кивнул. — Тысячу благодарностей.

Глядя, как Гас ковыляет прочь, Эрик ощутил удовлетворение оттого, что его долг по отношению к мальчику был исполнен. Естественно, ему не хотелось разбираться в случае Гаса, даже если остальные мальчишки и мешают ему жить. Как ни крути, он заслуживал всего того, что они ему приготовили. Он раздражал и вызывал злость. А чего еще он ожидал? Что соседи по комнате будут им восхищаться, что они придут в восторг от того, что он живет рядом с ними? Эрик знал о иерархии, которая существует в «Меловом доме», точно так же обстояли дела, когда он сам учился в средней школе, а позже то же самое было, когда он вступал в братство в колледже. Что ж, мальчишки всегда мальчишки, кажется, так говорится? Некоторые обречены быть злыми, некоторые — быть добрыми, а остальные будут болтаться где-то посередине, склоняясь то на одну сторону, то на другую, в зависимости от обстоятельств или от друзей, увлекающих их за собой.