Анатолий Агарков - Три напрасных года Страница 18

Иван:

— Нет, ну, блин, как молодёжь распустили. Кому-то в рог всё равно дам. Сосненко, с кого начинать?

Мой начальник молчит. Я говорю:

— Слушай, главный старшина, на гражданке мне приходилось и таких нехилых обижать. Но там свои порядки, а здесь свои. Шёл бы ты на «Аист», и не пугал людей отсутствующими рогами. Я завтра стукану особисту, и будешь ты бодаться на Русском острове. Может, вернёшься к моему дембелю, может, нет — как знать.

И этот мой выпад был верен. Свежим в памяти был такой случай. Повадился Иван в самоволку — на танцы в Дом Офицеров советской армии. Может, девочку какую углядел? Наденет водолазный свитер, брюки флотские — гражданский парень — и пошёл. Вобщем-то ничем не рисковал — служил хорошо, все регалии на груди, почёт и уважение командиров. Попадись — начальство бы простило. Строгих уставников в командирской среде мало было — граница таких не терпит. Но напоролся Ваня на нового особиста погранотряда лейтенанта Антонова. Тот смотрит — у парня брюки без ширинки, и оседлал свою наблюдательность, решил в Шерлока Холмса поиграть. Ну, заметил, ну и не лез бы — ничего и не случилось. Самовольщик Богданов никому угрозой не был — даже дисциплинарному уставу. А Антонов Ивана за локоть тянет:

— Нет, ты скажи — тихоокеанец?

Видит Ваня — не отвяжется, огляделся — пути к бегству имеются, не задумался, кто перед ним, да как ахнет особиста в челюсть. Тот и копыта в клубном коридоре откинул. А как очухался, вооружился пограничным нарядом и наехал на флотскую часть. Построили тихоокеанцев. Прошёлся Антошка, глянул каждому в глаза — не может быть: морских пограничников всех не только в лицо уже знал, но и по имени. Однако, пошли на рейд ПСКа. Построили первое звено (второе на границе). Антошка смотрит — нет обидчика. Потом кто-то из мичманов подсказывает — а малый катер? Ну-ка, ну-ка. И вот он, Ваня — драчун. Руки за спину, и вперёд за нарядом. Утром командир группы отбил главного старшину у погранцов. Ваня в беседе тет-а-тет принёс свои извинения, Антошка крови не возжелал. А теперь, конечно, мог бы за меня всё Богданову припомнил.

Скрипнул главный старшина зубами — ладно не сломал — и поплёлся прочь. Больше он к нам ни ногой.

Ну и ещё одно действующее лицо. Хоть оно и не ходило с нами походами, но по праву считалось членом экипажа. Пришли с моей первой границы — Рожков портфельчик в зубы и на вокзал — в Дальнереченск поехал, на расчёт самый последний дембель весны 74-го. Вечером я вахтенным у трапа стою, Только стемнело, на катерах угомонились, спускается к берегу девушка — сама печаль с косичками.

— Уехал? — спрашивает, и заплакала, не дожидаясь ответа.

Её звали Света Рожкова. Дурак Генка Рожков — смотался, а лучше б жениться — ей и фамилию не надо менять. Выплакалась, уходить не торопится, рассказывает:

— У меня сестра-близняшка за офицера вертолётчика вышла — недавно квартиру получили, живут, а я, дура, связалась с чекистами («Чекистами» нас звали тихоокеанские моряки) — врун на вруне. Своего добиться и смотаться. Где ж порядочность, морячок?

— Меня Антоном зовут.

— Разве это что-то меняет?

Девушка начинает нравиться — не глупа, а коленки так прямо в глаза бросаются.

— Не замёрзла? Давай тулуп принёсу.

Принёс, укутал. Она в нём, как белка в дупле, а коленки всё одно торчат — то одна, то другая — с мыслей сбивают. Разговор течёт.

— Скажи, зачем люди врут? Ну, сказал бы — ты мне нравишься, а больше ничего. Я б подумала — парень нравится, почему бы и не…. Не полюбить? А то про чувства говорил, про маму рассказывал, к себе звал. А домой поехал, и попрощаться не зашёл.

Что тебе, голуба, сказать? Врать, конечно, не достойно — не красит это человека. Но если б мужчина не врал женщине, то пресёкся бы род людской.

— Хороший ты. У тебя сестра есть?

— Есть.

— Ей повезло.

— Да нет, не очень — натаскалась она со мной маленьким — она ведь старше.

Мне надо было в три ночи сменяться, но мы просидели до рассвета и расстались друзьями. С той встречи Света стала звать меня братиком. Хорош брат, заглядывающийся на коленки сестры. А девушка, как катерное имущество, сдавалась с рук на руки, от дембелей молодым.

Ну, и последние строчки.

Командиром ханкайской группы катеров был капитан третьего ранга Кручинин Юрий Владимирович (в миру Атаман). Замполитом капитан-лейтенант Кукин Николай Васильевич, кстати, совершенно не занимавшийся с нами политпросвещением, поручив эту миссию сундукам. Зато прекрасно знал матчасть в полном объёме и легко мог заменить любого командира. Глядя на него, и я загорелся желанием освоить все катерные специальности.

Итак, декорации расставлены, главные действующие лица озвучены — приступим к рассказу, как мы охраняли границу и от кого.

5

Ваше благородие, госпожа Граница

Знать, до гробовой доски будешь ты мне сниться

Погони, перестрелки, палуба в крови

Не везёт мне в службе — повезёт в любви.

Ледоход, атаковавший баржу мичмана Гранина на траверзе Новомихайловской заставы, наделал-таки бед. Ниже по течению Сунгачи начисто снёс причал и ошвартованный к нему вельбот Короткова. Вырвался ледяной поток в Уссури, растворился, растёкся, растаял на просторе, а вельбота при нём не оказалось. То ли в подарок китаёзам выкинула щедрая река, то ли, торпедировав льдиной, уложила где-то на дне Сунгачи, укутала илом.

— Без плавсредства вы мне без надобности, — сказал морякам начальник заставы и отправил восвояси, то есть в бригаду.

Там экипаж расформировали, хотели отправить Короткова в бербазу, да передумали. Выдали новый «Аист» — проект 1398 «Б». Мы о таком и не слышали в Анапе. Принципиальное отличие его от известного — насадка у сопла. На «Б» можно было разворачиваться, не трогая штурвала — заслонки перекрывали поток воды от турбины и разворачивали его в раструбы в борту катера. Манипулируя рычагами, можно было разворачиваться на месте. Это плюс. А вот минус — это то, что турбинный движитель становился ещё более уязвимым перед всякой плавающей дрянью — тиной, водорослями, камышом.

Готовя «ласточку» к походу, Коротков переусердствовал — себя измотал до предела человеческих сил и помощника своего нового изъездил вконец. Мотористом направили к нему Сашку Захарова. Набросились они вдвоём на «Аиста», перебрали его сверху донизу, с бака до транцевой доски. Спали вполглаза, ели от случая к случаю. Хотелось быть Витьку уверенным в каждом узле — что не подведёт в критическую минуту. Желание достойно похвалы, но, как известно, путь в ад устлан благими намерениями. Захар на параде посвящённом Дню Победы потерял сознание и ткнулся челом в асфальт. Две недели понадобились врачам, чтобы вернуть истощённому матросу силы. Коротков скрежетал зубами и грозил вернувшемуся в строй Захару ещё более страшными карами.

Наконец все подготовительные заботы позади, получен приказ — отбыть в распоряжение начальника Новомихайловской заставы старшего лейтенанта Селиверстова. Захар отдал швартовые концы, Коротков развернул катер и добавил оборотов. «Аист» 1398 «Б», вспенив за кормой белый бурун, помчался вниз по Иману, вверх по Уссури и Сунгаче к месту назначения.

Сердце Короткова ликовало и пело. Ещё бы — пересесть с допотопного корыта на суперсовременный катер, это ли не удача? Не знал старшина, что ждёт его за следующим поворотом коварной реки. На какой-то миг отвлёкся и в следующий миг увидел стремительно набегающую на катер стену камыша. Даже среагировать не успел — раздался характерный визг водомёта, засосавшего в своё нутро что-то непереваримое. Тут же заглох двигатель и турбина встала. Прошив камыши, катер ткнулся в китайский берег. Тишина. Сидит Коротков за штурвалом, медленно воспринимая осознание беды, на него свалившейся, смотрит на Захара и пытается найти тему, за которую можно было бы отыграться на матросе. Не нашёл. Прежде услышал приближающиеся шаги, и ненавистное до самого донышка души воробьиное чирикание китайских солдат.

— Саня, оружие, — сказал Захару. — Уходим.

Захар метнулся в каюту, выдернул из пирамиды автоматы — свой и Короткова — выскочил на кокпит вслед за старшиной. Где вплавь, где пёхом добрались до заставы моряки.

— Что?! Угробил технику? Маоистам подарил? — Селиверстов был слишком спокоен для сложившейся ситуации. — Слушай сюда, старшина. Знать ничего не знаю и ведать не желаю. Как влез в ситуацию, так из неё и выбирайся. Я опергруппой атаковать китайский берег не намерен. Иди к браткам, проси помощи.

Вчетвером на одном катере моряки подошли к месту аварии. Идти по следу застрявшего старшина не рискнул — направил «Аист» на чистую от камышей прогалину. На баке Захар — фал в руке, как лассо у ковбоя. Остальные попрятались — даже у старшины за штурвалом видны только лоб и глаза. Оно и понятно — два бойца Поднебесной, выставив автоматы, блокировали подход к береговой черте. Катер, плавно наползая из водной стихии на земную твердь, оттеснил их. Китайские пограничники застрочили, но не автоматными очередями, а воробьиными своими языками, изливая негодование против визита непрошенных гостей. Матрос их не слушал, он смотрел на чёрные дырочки автоматов, откуда должны были вылететь маленькие пульки, несущие ему, Сашке Захарову, полной расчёт с незадавшейся жизнью.