Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 1 Страница 18

С осени остались нерасколотыми три крепких, будто железных, дубовых чурбака, и он вчера бился с ними, как с псами-рыцарями на Чудском озере, с яростной силой круша противника тяжелым колуном.

Правое плечо ныло от мужицкой работы. Не кадилом махать – хотя в иные дни и кадило кажется в пуд.

Отца не грела старая кровь, а в нем вовсю кипела молодая. Он передвинулся подальше от жены – на самый край широкой постели. Она, не открывая глаз, потянулась за ним.

– Петенька.

От ее невнятного лепета у него вздрогнуло сердце и запылала плоть.

– Спи, – с трудом выдохнул он. – Забыла? Пост нынче. И мне служить утром. Нельзя.

– Петенька, – покорно прошептала она. – Ты мой ненаглядный.

Вот так у нас, у попов: то пост сплошной, то среда с пятницей, то служба. И все нельзя. А когда можно, то впустую: Господь деток не посылает. За семь лет дважды выкинула.

«И да будет милость Его к нам, как к Аврааму и Сарре», – спуская ноги с постели, перекрестился о. Петр, но сам себя тут же поймал на упреке Создателю, наградившего Исааком столетнего Авраама и упорно не внимающего молитвенным просьбам раба своего, который все-таки на семьдесят два года моложе счастливого праотца.

Не вмени во грех, Господи милосердный.

Поправив фитиль у лампадки и подумав, что и дома, и в церкви масло кончается и что по нынешним временам с ног собьешься его искать, о. Петр накинул тулуп, отомкнул дверь и через кухню, мимо печи, от которой несло сухим жаром, вышел на крыльцо.

Осыпанное звездами черное небо с огромной ярко-желтой луной висело над градом Сотниковым, шестью его храмами, женским Рождественским монастырем на окраине, возле Святого источника, дающего жизнь незамерзающему ручью, скованной крепким льдом неширокой Покшей и ее уснувшими тихим сном старицами, над занесенными глубоким снегом пойменными лугами, мужским Сангарским монастырем вдали за ними, лесами, стеной вставшими вокруг, – над всей Россией, смежившей воспаленные очи и в тревожном забытьи преклонившей голову на белую декабрьскую подушку. Отец Петр вздохнул. Наполняла сердце и волновала, и щемила его чудная красота устроенного Творцом мира. И высь завораживающая, в нее же отлетают наши души, и земля, принимающая прах человеков, и всякое дерево в лесу, дремлющее в ожидании весны, тепла и света, и Млечный Путь, золотой пылью осыпавший иссиня-черный свод неба, и куст смородины в соболином меху – все славило Господа и пело Ему вместе с царем Давидом. «Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер…» Отец Петр поднял голову. Неотрывно глядя вверх, он мало-помалу стал ощущать себя пылинкой, которую в любой миг может поглотить раскрывшаяся над ним бездна. Она кружилась бесшумно и грозно – и вместе с ней кружилась земля, град Сотников и боголюбовский дом с о. Петром, в благоговении застывшим на крыльце.

Оттуда, из непостижимой глубины мироздания на него смотрел БОГ.

– Боже, – вздрогнув всем телом, прошептал о. Петр застывшими губами, – дай мне понять волю Твою. Вслед Сыну Твоему говорю Тебе: не как я хочу, но как хочешь Ты.

Слабый ветер потянул со стороны Покши, чуть подняв снежную пыль.

Все обнимал Его взор.

На другом краю света, где сияло солнце, щебетали диковинные птицы и где шумело, накатывая на берег, синее море, видел юную мать, с улыбкой безмерного счастья кормящую смуглой грудью своего первенца, – видел, благословлял и доброму Ангелу велел стеречь до поры их покой.

В огромном городе с высоченными зданиями, толпами народа и чадящими сизым дымом моторами на улицах видел человека еще молодого, но ожесточившегося, с черным демоном за правым плечом – и милосердную руку протягивал заблудшей душе, демона же прогонял туда, где плач и скрежет зубов.

На каменистой дороге видел бредущего из последних сил старика с котомкой – и посылал ему утешительную уверенность в ожидающем его вечном блаженстве.

Боже всемогущий, прости дерзкую мечту раба Твоего, в теплых странах и дальних краях никогда не бывавшего, однако осмелившегося взглянуть на мир Твоим взором. Но кто не верит, что Тебе все открыто? Кто сомневается, что Ты свободно читаешь в наших сердцах? И кто не трепещет грядущего суда Твоего? Пастырь Твой, я знаю, что и неверующие – верят. В граде Сотникове только самые отъявленные коммунисты и соблазненные ими юноши открыто топчут имя Твое, не понимая пока, что их ненависть – это страх перед Тобой. Но знаю я также, что сердцами людей Твоих овладевает тоска – тоска, уныние и скорбь. В тяжком недоумении приступают они к священнику с вопросом: если Бог всеведущ, милостив и благ, то почему не положит Он конец безумию, охватившему Россию? Почему не остановит кровь, льющуюся из ее незаживающих ран? Почему не сжалится над верными Своими, с любовью и надеждой приносящими Ему молитву о тихом житии, которым в их воспоминаниях была прежняя жизнь, мало-помалу приобретающая образ утраченного рая? И вместе с верными отчего не покроет ризой Своей бесконечной любви и заблудших? Ведь убеждал Авраам Господа, говоря Ему: «Судия всей земли поступит ли неправосудно?» И Гедеон, не сдержавшись, разве не укорил явившегося ему Ангела Господня: «Господин мой! Если Господь с нами, то отчего постигло нас все это бедствие?»

Отец Петр! уместно ли и добросовестно ли с твоей стороны упоминать Авраама и его стремление ради десятка праведников спасти погрязших в грехах обитателей Содома и Гоморры, ни слова при этом не проронив о дыме, в который превратились два нечестивых города, а также о том, что помилованных там было всего четверо. Из них одну вскоре погубило ее женское глупое любопытство. Еще две, как тебе доподлинно известно, предались кровосмесительному греху, предварительно напоив допьяна своего отца, а затем переспав с ним. Вопрос же Гедеона, в котором тебе без всяких на то оснований почудилась укоризна, вообще имеет характер исключительно риторический. К чему сетовать и горевать о бедствиях, если народ оставил Бога и поклоняется Ваалу? «Избрали новых богов, оттого война у ворот». Не кажется ли тебе, что другого ответа нет и не может быть?

Истинно говоришь Ты. Правда Твоя – правда вовек. Но вчера один человек пришел в храм и, горько плача, твердил, что или Господу не по силам совладать со злом, или Он сам и есть зло. Как обухом по голове он меня поразил…

Погоди. За тысячи лет то ли еще приходилось выслушивать Мне! Во всяком поколении до поры, пока не сойдет оно в смертную тень, всегда найдется множество людей, искренне полагающих, что в их бедах виноват исключительно Я, и с легкостью перекладывающих свою личную ответственность на Мои, образно говоря, плечи. Безнравственно корить Меня слезинкой ребенка. В данном и хорошо тебе известном случае было бы куда лучше не принимать пусть даже самого косвенного участия в убийстве собственного отца. Мир во зле лежит. Увы. Но теперь позволь и Мне спросить: зло откуда? Вот именно: от человеческого своеволия. Мне причинил бы крайнее огорчение любой другой твой ответ. От Бога же – добро и свобода.

Воля Твоя, Господи, но теодицея, на которую изволил Ты вскользь сослаться, никак не облегчает горькую участь рабов Твоих. В самом деле, разве утешат их труды господина Лейбница, сумевшего доказать, что наш мир – наилучший из всех возможных? Боже милосердный, в шесть дней создавший небо, землю и все, что вверху и внизу! Терзает людей Твоих язва страдания. Как солому, жжет их гнев Твой. Вместо радости у них – печаль; вместо покоя – тревога; и вместо осанны – стон. Человек тот потерял сына, юношу во цвете лет, казненного властью за отказ взять в руки оружие. И что ему величие и красота Твоего мироздания? Твоя любовь, не стесняющая свободы ни праведника, ни злодея? Разум примет – душа отвергнет. Зло опалило его – и, как Иов, он вопит, что Бог не щадит ни правого, ни виновного. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же? Какое назидание ему преподать? Чем смирить разыгравшуюся в нем бурю? Как вернуть Тебе его ожесточившееся сердце? Тяжко человеку переносить попущение Твое.

А Мне странно слышать от тебя подобные признания. Ты ли это? Иерей по роду и духу – как можешь сомневаться ты в справедливости Моего суда, в том числе и над Россией?

Не сомневаюсь. Милости Твоей прошу!

Милости?! Вы до заката солнца не дожили бы без Моего безмерного снисхождения к вашим порокам! Праведен гнев Мой на вас, развращенное племя. Нет беззакония, которого бы не совершили вы, братоубийцы и гордецы. Вино злобы помутило ваш разум. Но как любите вы выставлять напоказ вашу будто бы всецелую преданность Богу! Народ-богоносец, говорите вы сами о себе, упиваясь сознанием собственной избранности. Между тем, Я не заключал с вами завет.

Но в святых наших разве не угодили мы Тебе и разве не прославили Имя Твое?! И разве Россия через их молитвенное заступничество не обручилась навечно с Небесным своим Женихом?