Элис Хоффман - Признания на стеклянной крыше Страница 18

— Ну что, займемся вашим будущим?

Экстрасенс по имени Рита Морриси обладала умением говорить то, что люди хотят слышать. Уже издали она заключила, что для этой скромницы самое подходящее — молодой человек и морское путешествие к новым горизонтам. На близком расстоянии, впрочем, уверенности в этом несколько убавилось.

— Нет, спасибо, — сказала Мередит.

Снаружи звякнул колокольчик; вошел высокий мужчина. Захлопнул дверь, снова не сочтя нужным подождать жену. Лет сорока, озабочен, недурен собой. Расположился в приемной, огляделся настороженно.

— Бедняга, — сказала Рита.

— А где же его жена?

Рита Морриси окинула Мередит острым взглядом. У прорицательницы было лисье личико, подвижное и недоверчивое.

— Какая жена?

— Ну та, рыжая, которая шла за ним на улице?

— Слушайте, он со мной не спит, — сказала Рита. — Это мой постоянный клиент. Его преследует призрак первой жены.

Мередит оглянулась на приемную. Высокий мужчина сидел один; подтянул к себе журнал «Нэшнл джеографик» и листал его.

— Со стороны не скажешь, что он из тех, какие вас посещают.

— А вот поди ж ты. К вашему сведению, у него дома, в Коннектикуте, чего только не творится! Тут вам и сажа, и голоса, и тарелки! Классика. Все признаки налицо.

Мередит не поняла.

— Признаки чего?

— Привидения. Разбитые тарелки, голоса среди ночи, следы сажи у всех на одежде, обувь, расставленная рядком в прихожей, открытые кухонные шкафы. Работа его жены, я считаю. Обездоленные — вот кто обычно стоит за такими делами. Попранные создания, потерянные, смятенные. Они медлят с уходом.

Компания между тем собралась уходить. Потянулась к дверям, загораживая от Мередит вид кушетки в приемной. Теперь Мередит сама задерживала остальных.

— Ну пошли! — крикнула ей Эллен. — Всем есть хочется!

Пока Мередит мялась в нерешительности, другие вышли за дверь; слышно было, как они весело спускаются толпой по ступеням, ведущим на улицу.

— Идите догоняйте, — сказала ей Рита Морриси. — И забудьте о нем. С измученной душой лучше не связываться.

— Я не верю в привидения, — сказала Мередит сухо.

— Что же, тем лучше для вас.

— И ни во что не верю, — прибавила Мередит.

Но ясновидящая уже не слушала. Она заглянула в приемную.

— Мистер Муди, проходите, пожалуйста.

Высокий мужчина направился в комнату, Мередит — навстречу, к приемной; в дверях они столкнулись.

— Простите, — сказала Мередит.

Он не отозвался. Даже не кивнул.

Мередит шагнула в приемную. Сейчас та, рыжая, была здесь: сидела на кушетке. Молодая, лет двадцати пяти, в белом платье и кожаных мягких лодочках; волосы по пояс и россыпь веснушек, особенно — на лбу и на щеках.

— Добрый день, — сказала ей Мередит.

Женщина смотрела куда-то в пространство.

— Ну ты идешь, копуша? — Это влетела обратно Эллен. Схватила Мередит за руку и потащила наружу. Галопом вниз через две ступеньки и — с головой в испепеляющую жару. — Мы решили, пройдемся и пообедаем на Юнион-сквер. Там есть потрясающий кабак, Бесси обещает провести. Знакома с братом шеф-повара. Или с двоюродным братом.

Мередит сощурилась на раскаленном добела солнце. Вранье всегда давалось ей с трудом.

— Хотелось бы, конечно. — Ага, как бы не так…

— Но ты не можешь. Когда ты, интересно, могла?

— Ну не тусовщица я! Сама знаешь.

Эллен чмокнула ее в обе щеки.

— А пеньюар твой — мечта!

Как только Эллен со всей компанией скрылись из виду, Мередит перешла через дорогу и зашла в мини-маркет. Кожа ее на влажной жаре уже взмокла от пота. По сравнению с нью-йоркским пеклом летний зной в других местах — детские игрушки. При всем том Мередит лучше чувствовала себя в этом царстве бетона; ни тебе бассейнов, ни травы — только плавящийся асфальт да сплошной поток машин. Она взяла бутылочку гуавового сока, расплатилась, стараясь держаться ближе к вентилятору у кассы, потом откупорила бутылку. Взглянула на улицу — сквозь витрину видно было окно кафе-приемной. На подоконнике стояла рыжая. Она открыла окно. С карниза осыпалась вниз сажа.

Мередит поставила бутылочку сока на прилавок.

Платье рыжей женщины легким облаком колыхалось под дуновением ветерка.

— Не надо, — сказала Мередит.

— Эй, дама, не учите меня, что надо, что не надо, — огрызнулся молодой человек, сидящий за кассой.

Женщина в окне напротив стояла теперь на карнизе. Протянула руки вперед; ее белое платье раздулось колоколом.

Мередит кинулась к двери и распахнула ее толчком. Хлоп — и снова это пекло. Кирпич и камень. Зола и пепел. Мередит в страхе глянула наверх. В уши, заполняя их до отказа, ворвался гомон Двадцать третьей улицы: автобусы, грузовики, вой сирен. На то, чтобы опомниться, ушла секунда.

На оконном карнизе никого не было.

Жара — такая, что мысли путаются; лето всегда плохо действовало на Мередит. Сезон плавательных бассейнов… Забиться бы под кровать до самой осени, когда бодрит свежий воздух, желтеют листья. Куда как лучшее время года…

Она двинулась было к станции метро на Восьмой авеню, но тут взгляд ее упал на парковку, где она увидела того высокого мужчину. В первом ряду стоял черный «мерседес» с коннектикутским номером. Мередит подошла к будке парковщика.

— Мы, кажется, здесь условились встретиться с моим мужем. Высокий такой, в сером костюме.

— Вон его «мерседес», — ответил парковщик. — Сказал, оставляет самое малое на час.

Парковщик протянул Мередит ключ. Фамилия и домашний адрес были написаны так неразборчиво, что глаза сломаешь. Муди. Мэдисон, К-т.

Она торопливо вернула ключ назад.

— Ошиблась. Выходит, мы встречаемся не здесь. Это не наша машина.

До Восьмой авеню она бежала, там остановила такси. Бросилась в машину, сразу прилипнув к виниловому сиденью. Обычно такую роскошь, как такси, она себе не позволяла. Сейчас — подалась вперед, к водителю:

— Быстрее! Поехали!

— Да вы расслабьтесь, — отозвался таксист. — Доставим, если скажете, куда вам надо.

Однако, куда именно ей надо и каким образом попасть туда, Мередит как раз не знала.

Воду на участке Муди было слышно сразу. Первое, что привлекало внимание, когда вы приближались к дому: один бассейн, перетекающий каскадом в другой. Первые запахи? Кошеной травы и хлорки. Лето. Загород. Нечто такое, куда погружаешься, как день погружается в сумерки. Первое, что видишь? Живая самшитовая изгородь трехметровой высоты, а за ней, подобный видению, — Стеклянный Башмак. Мираж из стекла и стали. Отбрасывает отражения деревьев — так, словно Мередит зашла в двойную рощу.

Поверх стекла — единственная на крыше ровная площадка, край обрыва, куда не попадешь иначе как через чердак. Там и стоял, руки в боки, Сэм Муди. Ловил дыхание ветра, носящего на себе ласточек. По лицу и спине Сэма струился пот. Ему было шестнадцать. Высокий, как и предсказывала его мать. Везде, куда бы ни зашел, стукался головой о притолоку — везде, но только не здесь, где наверху было одно лишь небо.

Сэму в последние два года довелось посещать достаточно сомнительные места. Неосвещенные подъезды, полуподвалы, где приходилось сгибаться в три погибели. Подземные переходы, где в сантиметрах от твоей макушки нависает бетонная плита. Тупики, по которым крадешься на полусогнутых, опасаясь, как бы не заметили и не избили.

На крыше съеживаться и нагибаться не требовалось; мир простирался бескрайний и единый. Дышалось глубоко и свободно.

Первой его обнаружила мачеха, выйдя из дому за субботней газетой. Сощурясь и прикрывая глаза ладонью, удостоверилась, что это не аист-переросток, а всего лишь Сэм — наказание, ниспосланное ей в жизни. Синтия подняла крик. Слова разобрать было трудно — да он, откровенно говоря, все равно никогда ее не слушал. Только и знает что командовать. Синтия сбегала в дом и привела его отца. Крупная фигура, царь и бог, шишка на ровном месте! Придурок несчастный, который тут же пригрозил, что вызовет полицию.

— На этот раз добьюсь, чтобы тебя забрали! — пытался урезонить сына Джон.

Сэм Муди, правду сказать, и сам не прочь был бы убраться отсюда. Куда-нибудь. В голубое и недосягаемое далеко. На крыше было жарче, чем можно было ожидать в такую рань. Обычно он в это время еще спал, опаздывая в летнюю школу, где, провалив экзамен, обязан был наверстывать пробелы по математике, — мог спать прямо под нудное зудение Синтии, что пора вставать. Сегодня он как раз поставил себе будильник, но проснулся раньше и встал с петухами. Хватит с него математик и летних школ — жизни, которую тратишь на чушь собачью! Сэм вдыхал пряный аромат самшита, едкий запах хлорки с бассейна. Его младшая сестренка в выходные приглашала своих сверстников купаться, и детвора со всего квартала сбегалась к ним плескаться и писать в воду. Сэм в подобных случаях запирался и сидел у себя в комнате, покуда в дверь не стучалась Бланка со словами, Порядок! Все разошлись. Можешь выходить.