Денис Драгунский - Тело № 42 Страница 18

Итак, вероятность того, что незнакомая женщина замужем или считает себя замужней, выше вероятности того, что незнакомый мужчина женат или считает себя женатым. Однако в ходе первоначального флирта граждане и гражданки исходят из противоположных (просто-таки ложных) предпосылок. Это сильно осложняет ситуацию.

Тем временем подруги искали для девочки подходящего мальчика. И в конце концов нашли!

Мальчик тоже был непростой. Он почти так же избегал девочек – примерно по той же причине. Убеждение, что «все девчонки – дуры» он сохранил с восьмилетнего возраста, когда писал эти слова мелом на стене школы. Потому что реальные девочки, с которыми он встречался в жизни, были либо шалавы-оторвы, пахнущие пивом и недокуренным бычком, либо тупенькие красотки в стразиках. Либо же злые и некрасивые интеллектуалки, что еще хуже. Но и ринувшись в Интернет, мальчик тоже не нашел ничего хорошего: нахалки из Одноклассников и ВКонтакте и изощренные притворщицы из ЖЖ.

Впрочем, в Интернете было гораздо приятнее, чем в офлайне. Спокойнее. Можно было постепенно, месяц за месяцем, выстраивать свой образ. Сдержанный, мужественный образ умного, ироничного, во всех смыслах состоявшегося человека. Можно было не торопясь искать себе достойную собеседницу. Милую, добрую, неглупую, с хорошим образованием и неплохой карьерой, острую на язык и вместе с тем тактичную и даже где-то отчасти ласковую, умеющую посочувствовать.

У мальчика уже сложился такой прочный виртуальный контакт, как вдруг жена близкого друга громко обозвала его шизофреником, буквально за уши оттащила от ноутбука и поволокла в гости.

И там познакомила с той самой девочкой.

Они сразу понравились друг другу. Настолько понравились, что мальчик уже через два дня перевез к девочке (a) свой кактус, (b) своего Булгакова в самодельном кожаном переплете, сделанном из старого папиного портфеля, и (c) свой ноутбук. А также познакомился с девочкиными (a) котом, (b) мамой и (c) привычкой ставить тапочки носками к кровати, и никак иначе.

Они даже решили пожениться, когда испытают свои чувства. И подключили ноутбук мальчика к девочкиному Интернету. Для этого даже пришлось поставить роутер: первое, можно сказать, семейное мероприятие. Это радовало.

Но читатель, конечно, уже догадывается о печальной развязке этого веселого сюжета.

Итак, полюбив друг друга и начавши жить вместе, мальчик и девочка продолжали общаться со своими виртуальными собеседниками. По будням – из офисов, где они работали. А по субботам и воскресеньям из дому – девочка из комнаты, а мальчик из кухни, где пристроил свой ноутбук. Иногда и по вечерам.

Правда, время от времени они отрывались от клавиатуры и падали в объятия друг друга. Им это занятие, в общем-то, нравилось. Особенно щекотала нервы двойная жизнь – пусть в виртуале, но все-таки.

Но вдруг девочку посетило ужасное подозрение. Ей показалось, что ее виртуальный кавалер, с которым она воркует в Сети и с которым столь игриво разлучается ненадолго, намекая при этом, что идет заниматься любовью с другим мужчиной, прямо вот сейчас, прямо вот почти что при нем… Что это и есть он! Другой! В смысле – вот этот! То есть вон тот, который в кухне!

Она сначала не поверила, что такое безобразие бывает. Потом убедилась.

Особенно ее поразило то, что мальчик даже обрадовался. Вот, мол, как всё прекрасно совпало, просто судьба! Просто слов нет – и он бросился ее обнимать. А она отшатнулась и сказала:

– Ты был такой клёвый, а стал такой отстойный.

То есть, наверное, раньше он был вполне клёвый, для реала. Но в сравнении со своим виртуальным двойником стал отстойный. Или что-то еще.

В общем, мальчик забрал кактус, Булгакова в кожаном переплете и свой ноутбук, естественно. Роутер он благородно оставил девочке, хотя покупал его на свои деньги. Зато на прощание закинул ее тапочки под кровать.

А теперь откашляемся, попьем водички и сделаем научные выводы.

Наш мир делится на серьез и игру, а также на реальность и фантазию.

Можно вести серьезные дела в реальном мире. Так поступают скучные и правильные взрослые люди.

Можно играть с реальностью, в особенности же с реальными людьми. Так ведут себя циники и негодяи.

Можно играть со своими фантазиями – это удел поэтов, художников всякого рода и вообще «избранных, счастливцев праздных, единого Прекрасного жрецов», как сказал А. С. Пушкин устами веселого Моцарта.

Наконец, можно воспринимать фантазии всерьез.

Это самое скользкое место. К чужим фантазиям совершенно серьезно относятся психоаналитики и психиатры. Для них чужие фантазии (чужой бред, простите за выражение) – это суровая реальность, с которой они работают засучив рукава.

А вот когда обыкновенный человек относится к своим фантазиям серьезно – то есть не различает, где реальность, а где фантазия, – вот тут дело плохо.

Если бы дело произошло в середине ХХ века, то фанатов виртуала отправляли бы в дурдом. Но тогда не было Интернета и социальных сетей. ЖЖ тоже не было. Норма – это понятие условное и отчасти статистическое.

Но лишь отчасти. Например, массовую наркоманию трудно считать нормой – хотя наркоманов больше, чем, скажем, эмо или готов, вместе взятых. Однако готы и эмо – это нормальная (в наших условиях) молодежная субкультура, а наркомания – прямая угроза для жизни и здоровья.

Иными словами, помимо совершенно реальных фантазий существует еще более реальная жизнь, о которую можно шибануться головой. Иногда насмерть. А иногда слегка, как в нашем случае.

Кстати, эти мальчик и девочка после небольшой паузы снова стали общаться в Интернете. Наверное, им так лучше. Ну и хорошо.

Бедные дети маркетинга

Плутарх рассказывает такую историю. Знаменитый спартанский полководец Деркеллид возмутился, что некий юноша не встал при его появлении. Но юноша ответил: «У тебя нет сына, который потом бы встал передо мной!» И все кругом развели руками: Деркеллид бездетен, а значит, мальчик прав («Ликург», XV).

О чем этот рассказ? Конечно, не о том, что даже в суровой Спарте дети дерзили старшим. И даже не о том, что главным долгом спартанцев было воспитание детей. Рассказ о том, что спартанские мальчишки готовились стать взрослыми. Мечтали об этом. Примеряли на себя роль полноправного гражданина, воина, отца. А девочки готовились к роли взрослой женщины, жены и матери.

В этом – вернее, в яростном нежелании принять эту роль и в активном и глупом потакании такому нежеланию – вся суть так называемой молодежной проблемы, которая вдруг въехала в фокус российской общественной дискуссии в связи с показом сериала «Школа».

Зря говорят, что в школе на самом деле все хорошо. Или раньше было хорошо. Это кому как.

Мне, например, было неплохо. Но не потому, что я учился почти полвека назад, при благопристойном советском порядке. Просто я принадлежал к одной из двух верховых групп: умные ребята из продвинутых, как нынче говорят, семей. Вторая (а скорее, первая) верховая группа были хулиганы и силачи. Они нас не трогали, мы в их дела не вмешивались. Далее были просто ученики, у них были разные компании, клубящиеся вокруг первых двух. И еще были люди совсем забитые, несчастные. Смешно и стыдно сказать: в школе были мальчики и девочки, с которыми я ни разу – да, представьте себе, ни разу – за все годы не поговорил. Не поздоровался. Даже рядом не постоял. Каста неприкасаемых. У нас в классе таких было два-три человека. Да и во всей нашей благополучной школе – совсем мало. Но они были. Они были слабосильные, очень плохо и поношенно одетые, некрасивые, жалко прыщавые, с сальными волосами. Они хуже всех учились. И все побои, бойкоты и издевательства сыпались на них. Представляю себе, как выглядел бы тогдашний фильм про таких вот мальчиков и девочек, снятый с их точки зрения. Ужасное вышло бы кино.

Кстати, мы в школе курили. В сортире. То есть почти в открытую. Дым валил в коридор и залетал в учительскую. Директриса с криком вбегала в сортир, а мы, наглецы и бесстыдники, не выплевывая сигарет, становились кружком вокруг толчков и, пардон, расстегивали ширинки. И кричали: «Ай-ай-ай, Марья Иванна!»

Мы в школе выпивали. У нас большая перемена была 45 минут, и мы в десятом классе бегали в магазин за вином, за болгарским полусухим. Не каждый день, конечно. Но бывало. Однажды я отвечал урок, будучи в очень хорошем настроении. То ли я смог собраться, то ли учительница проявила высшую мудрость – не знаю. Но обошлось. Хотя я держался за спинку стула. И еще было много всяких занятных безобразий. Опасных – тоже.

Все это происходило в центре Москвы, на улице Горького, у Маяковки. Так что не надо нас пугать школой. Не смешите, спасибо.

Удивляет совсем другое.

Мы знали, что скоро станем взрослыми. Мы хотели этого. Мы тянулись к заветным рубежам: получение паспорта, выпускные экзамены, вступительные в вуз. Мы брали без спросу отцовские галстуки, а девочки – мамины туфли. Тот редкий и удачный случай, когда сексуальный мотив, запечатленный в этой фрейдовской символике (галстук и туфелька), сливается с позитивным социальным стремлением – повзрослеть.