Михаил Садовский - Ощущение времени Страница 18

— И что ж вам сегодня послышалось? — уже откровенно ехидно спросила телефонистка. И Додик задумался.

— Голос девочки, которую я любил… — он неожиданно для себя увидел происходящее с ним в данный момент: сидит он в стареньком, пахнущем чернилами и пыльным паркетом почтовом телеграфе и непонятно почему откровенно, как на духу, выкладывает незнакомой женщине самое сокровенное… Эффект вагона? Чёрт его знает… может быть, когда наступает удобный момент для освобождения души от тяжёлого груза… можешь скинуть его и уверен, что отсюда он никогда к тебе не вернётся и не напомнит ни видом, ни запахом о том, что существует — удалится в неизвестную сторону и сгинет… эффект вагона — точно! Феномен дороги! Откровенности в купе… флирт в доме отдыха… нет, там другое — там «Дама с собачкой»… а тут…

— О-ой, вы опять где-то далеко! — прервал его голос телефонистки, — опять пишете!.. — Додик улыбнулся.

— Вы необыкновенная девушка!

— А та?

— Та тоже совершенно необыкновенная, — он привстал, чтобы уйти.

— Это вы к ней сейчас пойдёте и расскажете ей всё, что о ней написали! — продекларировала телефонистка. — Додик расхохотался.

— Ну, вы даёте!..

— Нет. — сердито обрезала телефонистка. Додик смутился.

— Если бы я мог к ней пойти, я был бы счастлив.

— Поссорились, — никак не унималась телефонистка. — Додик опять, на сей раз грустно, рассмеялся:

— Нет. Не знаю, где её найти.

— Уехала? — Додик утвердительно кивнул головой. — И адрес не оставила… вот ведь… и давно?

— Да. Давно… двадцать лет прошло… — в это время заскрипела дверь и вошли люди, но телефонистке было не до клиентов.

— Да подождите вы, — зыкнула она из-за стойки на них и нашла промежуток между сгрудившимися у окошка, чтобы взглянуть на Додика и переспросить: — Двадцать?

— Да. — подтвердил он и снова кивнул головой. Он вновь уселся на стул и не понимал, почему не уходит, почему его не раздражает тон этой девушки и её вопросы… просто не хотелось ничего: ни думать, ни идти, ни сидеть здесь — ничего… но раз уж он почему-то здесь оказался, то и двигаться никуда больше не хотелось… время буквально сочилось, его было видно сквозь пыльное окно… машины на перпендикулярной улице, люди, входящие дать телеграмму или сказать несколько слов, чтобы сообщить новость кому-то на другом конце огромной страны, или справиться о здоровье… слова и фразы вылетали из разных кабинок совершенно одинаковые… только разные голоса и интонации отличали их, и эта шарманка была настоящий перпетуум мобиле, заряженный миллионами говорящих и двигающихся тел… иногда возникал внутренний укор: «Что мне тут надо?» Но он испарялся бесследно, без ответа и без осадка в душе…

Додик очнулся, почувствовав на себе взгляд. Телефонистка смотрела на него, привстав со своего стула и вписав лицо в закруглённое окошко. Когда он наконец «вернулся» и посмотрел на неё, она предложила:

— Хотите, можно запрос послать… розыск… есть такая услуга… могу вам помочь.

— Нет, — Додик усмехнулся и покрутил головой.

— Отчего же?

— Слишком хлопотно.

— Ерунда! — перебила телефонистка.

— И КПД — нулевой, — перебил в свою очередь Додик.

— Что? — не поняла она.

— А… в другой раз, — он решительно поднялся.

— Не то подождите меня… — совсем другим тоном попросила она. — Сейчас Надька придёт, сменщица, а вечером у меня сегодня нет занятий.

— Ладно, согласился Додик, я на улице…

Они брели, и Додик опять удивлялся, почему именно по этим улицам? Ему было даже скучно, говорить не хотелось.

— Вам скучно со мной… — словно угадала девушка.

— Вы меня извините, я просто, наверное, устал или слишком углубился.

— Ну так давайте я вас провожу до дома… и всё… ко мне нельзя…

— Ко мне тоже! — рассмеялся Додик, — у меня соседка сразу в милицию побежит! Или настрочит «куда надо».

— Тогда… — девушка покрутилась на каблучке, — в кино!

— Верно! — согласился Додик.

Домой он возвращался «никакой».

С Милкой он всего два раза ходил в кино и даже за руку её не подержал… правда, она его учила целоваться… так, что до сих пор сладко… или он всё напридумывал. Напластовалось за двадцать лет. А может, и всё, что написал, напридумывал — не было такой Милки… была девчонка-соседка… проснулись у мальчишки гены… первыми те, что разделяют человечество на две части, а потом… потом фантазии рождали тоску, а тоска насылала фантазии — вот и накопилось за много лет… а он всё ждёт, что появится Милка и спросит: «Ты не женатый? Молодец, Додик! Завтра идём с тобой жениться! Видишь, я всегда выполняю свои обещания!» Почему-то на ум пришёл анекдот, о том, что говорят мужчины женщинам после первой ночи: немец — «Данке шён!», француз — «Созвонимся!», а русский — «Пошли в ЗАГС!»… русский… Я — русский… и девушки у меня все русские… вот и эта Мила… но какое это имеет значение, в конце концов… и какое отношение имеет к моей женитьбе телеграфистка… и почему мама именно сейчас ко мне приходила… она никогда просто так не появляется… может быть, Милка прислала письмо… он полетел к дому. В ящике валялся денежный перевод на три рубля пятьдесят две копейки из какой-то неведомой республиканской газеты.

Ночью его разбудил звонок. Незнакомый женский голос передал, что Леонид Дрейден в больнице и просит его прийти, как только сможет, а она санитарка, ничего не знает, и шёпотом торопливо досказала, что его избили хулиганы и «пробита голова», а потом опять громко, что ничего не знает, и говорить не велено… интонации были настолько похожими на те, с которыми он только недавно расстался, что Додик даже отвлёкся от своего волнения.

В тусклом приёмном покое ему выдали халат и сразу пропустили внутрь. Сердце колотилось — значит, очень серьёзно… но в коридоре перед палатой его остановили, и он увидел только, как Лёньку с забинтованной головой, закрытыми глазами и приделанной к каталке капельницей куда-то повезли два парня… на вопрос они только махнули рукой… женщина в белоснежном халате появилась неожиданно и тихо сказала, крепко взяв за руку выше локтя; «Идите за мной!». В кабинете она усадила Додика напротив себя за столом, закурила и, пристально вглядевшись в него, сказала:

— Это уже не первый случай… и почерк тот же… или хулиганы, или хуже. После ОВИРа уже не первый случай… надеюсь, что обойдётся без трепанации… но сотрясение мозга со всеми сопутствующими прелестями. Подробности в другой раз… вот вам ключи, он просил сразу же ехать к нему, потому что дочка одна и ничего не знает… сказать: «Папа уехал в командировку…» Вы адрес знаете? — поинтересовалась она. — Додик усмехнулся и ничего не ответил… — Я передам ему, чтобы не беспокоился, а вы позвоните завтра… вот на этот телефон… спишите на аппарате номер… я дежурный врач Эльвира Степановна Кружиянц.

Додик замешкался и потом впопыхах представился: «Додик!.. О, простите, Давид Самарский… товарищ… ну, друг этого… этого человека…»

На улице он долго голосовал, униженно уговаривал таксиста ехать на Тульскую, потом буквально рассвирепел и в следующую машину с зелёным огоньком плюхнулся безо всяких, а усевшись, провозгласил, что ехать им на Малую Тульскую. Таксист прокрутил счётчик и поинтересовался:

— Неприятности?

— Друг в больнице.

— Аппендицит?

— Хуже… хулиганы избили… проломили голову, а ребёнок один дома.

— Понял! — откликнулся водитель и прибавил газу… — А ты, если отказывается везти кто, ничего не говори и записывай номер… даже если нечем, делай вид, ну, что записываешь… сразу переменится… потому как премия накроется, если в парк сообщишь… всей колонне, понял?.. Не знал что ли?.. Точно… и никаких проблем. Своих больше, чем чужих, бояться надо! Так отделают!.. — Опять свои — чужие, машинально отметил Додик. — Обойдётся с другом… не дрейфь… ты извини, что говорю много… чтобы не заснуть, знаешь, по четырнадцать часов за баранкой… 12 — смена да домой, из дому… я без сменщика, машина старая… а им инвалидность не выдают — работай и всё, пока не встанет… только деньги тянет из заработка и всё… мастеру дай, слесарю дай… — он ещё говорил, говорил без остановки, и всё это вмещалось в бесконечный тревожный день, начавшийся там, далеко в детстве перед отъездом Милки, и теперь в преддверии отъезда его друга, опять наполненного болью и слезами… тем, чего в стране никогда не значилось в дефиците, а избыток не переполнял мир, и это изобилие всегда было свежим… высочайшего качества.

— Серый, — шипел Додик в трубку на кухне, чтобы не разбудить Лизку, — Серый, проснись, собака, слышишь?

— Да, — раздавался в трубке совершенно невменяемый голос, — слышу…

— Серый, ты что, пьяный?

— Нет. Совсем нет. Я слышу.

— Проснись, собака… Лёнька Дрейден в больнице…