Роман Солнцев - Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания Страница 18

Услышала шаги. Наверное, уж не набросится сзади.

— Я почитаю вам, Татьяна, — встав довольно близко, произнес актер, напрягая голос, как Каргаполов, делая его по тембру богаче, — монолог Гамлета. В переводе, естественно, Бориса Леонидыча.

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Души терпеть удары и щелчки

Обидчицы судьбы иль лучше встретить

С оружьем море бед и положить

Конец волненьям? Умереть. Забыться…

Татьяна, стараясь не суетиться, заперла гараж, затем повесила купленный еще Миней новый замочек на дверной косяк избушки — пусть издали кажется, что дверь заперта.

— Извините, — буркнула Татьяна.

— Понимаю, понимаю, — снисходительно пробормотал он. — Но каково, да?! Особенно про «униженья века, позор гоненья… надменность власть имущих…»

— Да, да. Спасибо, я поехала.

Покосилась — а он все стоит, корябая пальцем бородку, с понимающей улыбкой глядя в спину одинокой женщины. Наверное, решил, что первая попытка приручить прошла успешно. Ну, давай–давай. Прохладно улыбнувшись ему и тут же картинно погасив улыбку, Татьяна быстро зашагала (так и оставшись в трико) в сторону автобусной остановки.

Уже сгустились синие сумерки, но фонари здесь никогда не горят… Боже мой, дома ли дочь? И что делать с кошкой? И как быть с телефонными звонками? Если вправду Миня назанимал такие огромные суммы, как их вернуть?..

Дочь была дома. И не одна — со своей подружкой Леной. Они сидели рядком, включив магнитофон, но не музыку они слушали — заново и заново обсуждали свидание матери с Каргаполовым. Конечно же, Валя тогда немножко подсмотрела и подслушала.

И с тех пор ходила, как больная, вспоминая разговор взрослых, переживала так остро, как будто у нее, у Вали, вырвали сразу несколько зубов.

Неужто мать изменит папе? И соединит жизнь с этим толстоносым? А как же она, Валя? Она его никогда не назовет папой! Она верит: папа живой. Может быть, он в Чечне, а может, в Америке, но он даст о себе знать. Если бы был мертв, нашли бы труп. За истекшие недели, как доподлинно узнала Валя из газет, в области обнаружили сорок два трупа в земле и в бетоне, и все они идентифицированы, то есть абсолютно точно известно, кто это такие.

Значит, или папа далеко погиб, что почти исключено, или он жив. Но не может пока дать знать о себе. А этот тип с желтыми волосами ведет себя уверенно, как киноартист Харатьян. Считает, видимо, что неотразим. У него, видишь ли, белый плащ и белые ботинки с английскими флажочками, пришитыми сбоку. Явился в темных очках, хотел, видимо, разыграть маму, идиот.

Валентина не сразу рассказала подруге все детали. Но сегодня — с самого начала и до конца. Лена по обыкновению сунула жвачку в рот и принялась думать. И вдруг:

— Валька! — Оглянувшись, прошипела страшным шепотом. — Это был твой отец!!!

— Ну, скажешь тоже! Ха–ха! Что я, папу не узнаю! Он мимо прошел! Я же говорю — высокий!

— В шляпе все кажутся высокими.

— Да папа никогда не носит шляпы. И темные очки.

— Вот! Это специально, чтобы не узнали!

— Да брось ты! — уже сердилась Валя. — Что я, папин голос не узнаю?

— А вот мой узнаешь? — Лена исказила голос. — Только так, господа, только так!

— Ой, прямо наш завуч!.. Но папин–то голос… И вообще, они с мамой говорили, как старые знакомые. Он и папу знал. В женихи набивается. Мама отказала. Резко так.

— Ну, тогда другое дело. Другое дело. — Лена усиленно жевала, выдувая пузыри. — Хотя… Надо подумать. Я еще и не такие дела распутывала! Я на юридический пойду… А ты?

— Не знаю! — Валя, как мать, поднесла мизинцы к вискам. — У этого ботинки сорок четвертый размер… а у моего ножки маленькие…

Лена саркастически улыбнулась в ответ.

— И запах одежды…

— Человек три месяца в бегах… тут дымом будешь пахнуть!

— Как раз наоборот! Дорогими духами пахнет!

— Маскировка!.. А приходил денег взять из тайника… Ты же не видела их руки? Вот спроси у мамы, кто приходил… сразу запутается.

Валя не выдержала муки неведения.

— Мама!.. Мам!..

Из ванной, умываясь после работы на садовом участке, выглянула мать.

— Что, доченька? Звонят?

— Нет. Мам, я смотрю на днях на улице — от нас человек вышел… Кто это?

— Слава Каргаполов. Они с папой когда–то вместе учились. — И поправляя волосы, вдруг уставилась на дочь. — А как ты узнала, что от нас?

Лена с любопытством ждала, как в театре, как же выкрутится Валя.

— А я и не узнавала… Слышу — бормочет: эх, Татьяна Сергеевна, Татьяна Сергеевна… Мам, никаких новостей?

Мать нахмурилась, покачала головой. Лена дитячьим голоском заумоляла:

— Теть Таня, может, отпустите до одиннадцати? Посмотрим у нас киношку про бегемотов.

— Нет. Сидите здесь.

— Но я боюсь, мы вам помешаем.

— Чем это вы мне помешаете?

— Ну, когда человек придет. К вам же сейчас Юлиан придет.

Мать в ужасе посмотрела на нее.

— Какой такой Юлиан?!

— Так вам наша бабуля не звонила?! Она должна была позвонить! Ясновидец Юлиан. Вот глянет на фотокарточку и говорит, где нынче этот человек. Я бабке рассказываю, что дядю Миню никак не найдут, а бабка и говорит: я Юлиана приведу. Они тут рядом, возле церкви. Она же сама на костылях раньше ходила, вы же помните нашу бабку?.. с белыми кудрями… а сейчас спокойно без костылей! И это все Юлиан!

— Погоди тараторить. И вынь жвачку. Я вовсе не просила приводить ко мне всяких сумасшедших.

— Он никакой не сумасшедший. Только внешне. Борода, крест. А так он умный. Глаза, как у… Менделеева!

— Ну, хватит. Нам с Валей пора ложиться.

— Смотрите, тетя Тань… Человек, может, уж по лестнице поднимается… добро хотел сделать… А ведь в Библии как сказано? Как там у Матвея… «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Мать, помолчав, негромко сказала:.

— Не сегодня. Завтра или послезавтра. Он один придет?

— Может, с моей бабкой.

— Лучше с вашей бабкой.

— Я скажу. Пойдем, Валька… предупредим, чтобы завтра.

И девочки убежали. Господи, только ясновидца не хватало!

12

— Выдать всем больным собственную одежду! — распорядился главврач Олег Анатольевич.

— Нас закрывают?!. — ахнул кто–то из опечаленных больных.

— Срочно послать в Кремль коллективную телеграмму! — предложил граждански активный Ленин.

— Да нет же… — ослепительно улыбнулся золотыми зубами главврач. — Нас пригласили…

— На танцы в школу?!. — обрадовался Батагов, прыгавший с крыши и оставшийся невредимым..

— Да нет, господа. Физиотерапия. — И главврач снова померк лицом. Он все же что–то скрывал.

Смущенных и радостных психов повели колонной по двое в город, на горбатую улицу им. Партизана Железняка. Там стоял грузовик, и с него раздавали метлы, ведра. Как выяснилось, сегодня ждут приезда губернатора, необходима срочная и тщательная чистка улиц. Тем более что губернатор прилетает будто бы не просто так, а чтобы снять с работы мэра.

Об этом всех известил Ефимов, бывший сотрудник бывшего губернатора.

— Новая метла, — говорил он, тряся губастой улыбкой, напоминающей краковскую колбасу. — И правильно! Заворовались они тут. Мэр второй себе коттедж строит… три магазина на жену переписал…

Рядом на тротуаре и проезжей части переминались студенты в синих китайских костюмах, зевали, шаркали метлами для виду и слушали.

Кто–то из прохожих остановился, опасливо зашептал:

— Потише. У нас тут как в старое время.

— Как это? — спросил Дмитрий Иванович, больной человек из народа. — До или после?

Местный человек пояснил:

— Я лично, товарищи, куда бы ни вошел, первым делом в любую розетку: «Да здравствует наш любимый мэр!» Он же из тени вышел… ему докладывают…

— Он раньше в областном городе работал, — охотно стал рассказывать далее Ефимов, — я его помню. Жулик! Сюда отъехал, как в ссылку, и, уж конечно, время зря не тратит. Не я, а он жулик! — возвысил голос Ефимов, оглядываясь на соседей по палате, «суровых людей из народа».

Услышав, как псих ругает местную власть, к нему быстро подступил молодцеватого вида парень в рабочей серой одежде и казенных ботинках (явно переодетый милиционер или оперативник из ФСБ) и, шепнув:

— Ты чего вякаешь? — грубо толкнул в грудь.

— А вы?! — завизжал Ефимов. — Свободу слова душить?

В ответ на это парень в рабочей одежде ткнул ему кулаком в шею и попал, видимо, в сонную артерию — Ефимов свалился, как куль, захрипел. Миня бросился к Ефимову, стал его тормошить, гладить горло, и человек пришел в себя.

— За что?.. — сипел он. — Больного…

Но ударивший его парень уже смылся. А стоявшая неподалеку старушка с сизыми глазами (о, эти бессмертные старушки России!) молвила: