Елена Чалова - Ребенок моего мужа : повести Страница 18

Глава 8

И только на следующее утро, собираясь с дочкой гулять (Таня не могла прийти раньше обеда), Катерина вспомнила про рецепты Анны Петровны.

— Господи, как же я могла забыть! — Она терзалась угрызениями совести всю дорогу до аптеки.

Потом они на всякий случай кое-что купили в магазине, и вот, наконец, знакомый подъезд. Катерина нажала звонок, чувствуя, как горят щеки.

Но Анна Петровна в ответ на ее извинения только замахала руками:

— Да что ты. А то я не знаю, что своих дел у каждого полно. И так балуешь нас. И то сказать — спасибо тебе…

Бабка помолчала и, вздохнув, договорила:

— Трудно мне одной-то. Думала — вытяну мальца. А после смерти Лиды я сдавать стала.

— У вас совсем больше никого нет?

— Родня есть в Орле. Да не больно-то я ладила с ними всю жизнь. — Махнув рукой, бабка пошла в кухню ставить чай, а Катерина, заглянув в соседнюю комнату и убедившись, что дети заняты игрой, стала рассматривать квартиру. Старые бумажные обои, простая мебель, потертый ковер — смотреть было не на что, и она подошла к стене, на которой — в рамочках и без — были развешаны фотографии, их было немало. В центре висел портрет молодой женщины — светлые волосы, правильные черты лица, тонкие брови над светлыми, широко расставленными глазами.

— Это Лида?

— Да, Лидушка моя, — опять завздыхала бабка.

— Саша не похож на нее.

— И ничего общего даже, — согласилась та. — Видать, в отца, в нашем роду чернявых не бывало.

Катерина, поколебавшись мгновение, все же спросила:

— А вы знаете, кто отец?

— Нет, да и что толку. Лидка говорила, что он женат. Не по-хорошему это, конечно, — с женатым-то, да что уж… Любила она его со школы еще. Ну и решила — рожу себе ребеночка — вроде как он рядом и будет. А вишь как вышло-то, прибрал ее Бог…

Но Катерина уже не слышала причитаний бабки — она не отрываясь смотрела на черно-белое фото, неровно подсунутое под рамку большого снимка — два парня и девушка на фоне плохо различимых бревен и леса. Пикник. Длинноватые по моде того времени волосы, джинсы, олимпийки. У одного из них была до боли знакомая улыбка… Она торопливо зашарила глазами по бледным овалам лиц. Да, вот он опять. Фото, вырезанное, скорее всего, из общего снимка выпускников школы. То нечеткое фото оставляло надежду — мало ли похожих людей на свете. Но этот снимок… Его она видела в семейном альбоме, когда Нина Станиславовна рассказывала ей, как прилежно учился Саша в школе. Школа, кстати, находится недалеко от Патриарших прудов, в одном из тихих переулочков за станцией метро «Маяковская».

Воздух вдруг сделался очень густым и холодным. Лед был внутри. Он глыбой лежал в желудке и сковал горло — она никак не могла сглотнуть. Схватившись за край дивана так, что побелели костяшки пальцев, Катерина с трудом спросила:

— А отчество Сашеньки как? — Собственный голос доносился словно сквозь вату, но, должно быть, звучал вполне естественно, потому что Анна Петровна ответила:

— Отчество-то? Да как и имя — Александр Александрович получается. Я уж ей говорила — хоть назови тогда по-другому. Вот хоть как отца Лидушкиного звали — Николай — чем плохое имя? Да она все по-своему сделала… Катерина, сходи погляди, как там чайник. А то за разговорами и чаю не попьем.

Катерина ушла в кухню. Нужно согреться, тогда она сможет думать. Она заварила чай, потом помогла накрыть на стол. Налила детям чай, остудила, отмерила, кому сколько пастилы можно. И все это время избегала смотреть на мальчика. Но вот бабка дернула ее за рукав:

— Сядь уж, исхлопоталась вся.

Катерина послушно опустилась на стул, обняла ладонями чашку с чаем и, собравшись с силами, подняла глаза… Как она могла не увидеть этого сразу? Теперь женщина удивлялась себе. Ведь это очевидно — темные волосы, зеленые глаза — он похож не только на ее мужа, но и на Настю. Почему-то эта мысль вызвала у нее новый приступ головокружения. Она все еще плохо соображала — так бывает при высокой температуре. Слова Анны Петровны доходили медленно, значение их она понимала не до конца. Теперь Катерину мучила одна мысль — уйти, выбраться отсюда как можно скорее. Из холода ее кинуло в жар, щеки горели. Облизав вдруг пересохшие губы, она поднялась:

— Знаете, Анна Петровна, нам пора. Я приду завтра снова, хорошо? Вы мне скажите, что нужно купить.

Господи, что она делает! Как она пойдет сюда? Но Катерина кивала, четко запоминая перечень продуктов какой-то частью мозга — той небольшой частью, которая не вопила и не плакала еще. Слезы… Они вот-вот брызнут — скорее на улицу. Всю дорогу до дома она почти бежала, подхватив на руки негодующую Настю. Почему-то казалось, что дома она сможет спрятаться от того, что узнала и что пока не решалась назвать словами. Предательство и измена — как книжно, как странно это звучит.

Таня уже ждала их дома и, едва открыв дверь, принялась счастливо щебетать:

— Здравствуйте, Катерина Сергеевна, привет, малявочка. Я так без вас соскучилась! Представляете, прихожу я вчера домой, а мама… — Она вдруг осеклась на полуслове, увидев помертвевшее лицо хозяйки.

Катерина молча прошла в спальню и легла на кровать, сжавшись комочком. Ее опять трясло в ознобе, но слезы все не шли. «Как же так? Как это могло случиться? А может, я все придумала — мало ли у нее могло быть женатых одноклассников. Темноволосых и с зелеными глазами». А выпускная фотография? Что толку — она точно знала, что этот ребенок — сын ее мужа. Значит, он встречался с этой женщиной, спал с ней, целовал ее…

Но как это могло быть? Он не умеет врать, по крайней мере, она всегда была в этом уверена. Почему же ничего не заметила? Она села в кровати и стала торопливо подсчитывать: мальчику почти два плюс девять месяцев… Когда же это было? И вдруг ее осенило — приблизительно в это время она с Настей попала в больницу. Диагноз индифферентного врача «неотложки» — «сальмонеллез» — вызвал у родителей шок. Откуда? Он равнодушно пожал плечами. Яйца на рынке покупали? Кроме того, Москва полна бомжами и беженцами, ребенок тянет руки в рот — что же вы хотите. Надо ехать в больницу — девочка сильно обезвожена, и нужно колоть антибиотики, сделать анализы. Катерина заметалась по квартире, собирая вещи. Муж сидел с Настей на руках — последние несколько дней они вообще не спускали девочку с рук, но той становилось все хуже. Потом Катерину с дочкой погрузили в «неотложку», а Александр поехал следом на своей машине.

Катерина оказалась в больнице второй раз в жизни. Первый раз она побывала в роддоме, но там было не так страшно — отделение платное, детки лежали вместе с мамами, персонал был приветлив, да и выписали ее через пару дней. Сейчас все оказалось по-другому. Огромное здание с гулкими коридорами, боксы приемного покоя и направление в инфекционное отделение. Новые боксы — с прозрачными стенами. Сестра, которая привела Катерину в палату, ткнула пальцем в тумбочку: там правила. Звоните, если что.

Молодая женщина с тоской огляделась. Детская кроватка, рядом взрослая койка, казенное белье, серые полотенца. Она положила Настю на кровать, достала из сумки несколько игрушек. Сестра в приемном покое равнодушно посоветовала игрушки не брать — обратно не вернем, их стерилизовать надо. Катерина пообещала просто выбросить зверей и куклу, тогда тетка пожала плечами — как хотите.

Еще у Катерины был с собой мобильный, бутылка воды, памперсы и кое-что из одежды. Настю несло непрерывно, а практически любая еда вызывала рвоту. Она разложила вещи, со вздохом призналась себе, что палате не удалось придать жилой вид, и попыталась напоить девочку — врач скорой сказал, что надо пить как можно больше, а еще лучше поддержать обезвоженный организм капельницей.

И тут Катерина с ужасом поняла, что не взяла чашку. Господи, надо же быть такой дурой! Она пошла к двери бокса, дернула ручку — заперто. Не поверив самой себе, она изо всех сил нажала плечом — никакого эффекта. Катерина всматривалась сквозь стекло двери — в оба конца уходил бесконечный и абсолютно пустой коридор. Она обернулась — Настя лежала на кровати — маленькое тельце, неровное дыхание, тонкие ручки и бледная до синевы кожа. И тогда женщине в первый раз стало страшно. Она вдруг поняла, что сейчас вечер и врача, видимо, не будет до утра. Что никто не станет торопиться делать анализы и назначать жизненно необходимые ребенку антибиотики. Вы смотрели сериал «Скорая помощь» по телевизору? Человека привозят в приемный покой, врач осматривает его, назначает необходимые анализы и какую-то поддерживающую терапию. Вокруг яркий свет и куча народу. Так вот — ничего этого нет в московских больницах. И никто даже не делает вид, что пациент — ребенок или взрослый — кого-то интересует. Катерина всем телом ударилась в стеклянную дверь и, вскрикнув от боли, пришла в себя. Надо как-то вызвать сестру и заставить ее позвать врача и дать какую-нибудь чашку или ложку. Но как? Она заметила бумажку на тумбочке и смутно вспомнила, что сестра велела звонить, если что. Схватила листок. Неровно пропечатанные буквы прыгали перед глазами: «Боксы инфекционного отделения запираются. Больным и сопровождающим их лицам запрещено перемещаться по коридорам. Вызов сестры кнопкой звонка». Ага, вот же она, эта кнопка, на стене! Катерина жала и жала на резиновый кругляшок. Прошло пять минут, десять… Ничего и никого. Господи, что же делать? Краем глаза она уловила какое-то движение. В соседней палате, нет, через палату — кто-то был. Там двигалась фигура взрослого человека.