Зуфар Гареев - Спящие красавицы Страница 18

Она окликает:

– Митя… Вася…

Голос ее громче, и в нем все больше и больше бесконечного страха:

– Дмитрий! Василий! Где же вы? Мальчики, где вы?!

Переводчица испуганно торопится к постели.

– Я здесь, Яна… Здесь… Я – Ваша переводчица, меня Валей зовут. Наконец-то Вы заговорили. Это первый контакт…

Яна как будто совсем не слышит переводчицу. Она просто плачет:

– Тут полная темнота, Синица… Мне страшно, я ничего не вижу… Я хочу уйти отсюда! Ты слышишь меня, я хочу уйти!

Голос ее срывается в крик:

– Мне страшно! Я хочу выйти отсюда!

Она корчится в постели, будто душа ее рвется из бренного тела и не может освободиться. Сейчас Яна похожа просто на бесноватую ведьму – так страшно ее кровавое изрезанное лицо, искаженное душевной болью.

Напуганная переводчица уже не в состоянии удерживать ее в постели.

– Яна… Яночка… Господи, да что это такое… Это я, Валя… Вы слышите меня, Яна?

Яна вдруг на секунду открывает глаза и устремляет страшный невидящий взор на переводчицу.

Переводчица отшатывается, а Яна вываливается из постели на пол: как-то безобразно, как покойник, с глухим звуком.

– Я хочу уйти отсюда! Выйти! Помогите мне… Пожалуйста… Ну, пожалуйста…

– Я не могу помочь, слышите Вы меня?

Яна медленно ползет вперед…

– Помогите мне… Ну, пожалуйста, помогите кто-нибудь… Я ослепла… Вася… Митя… Ну где же вы, мальчики мои… Вы только что были здесь… Я видела вас… Трогала… Я разговаривала с вами…

Переводчица пятится… Она натолкнулась на этажерку… Аквариум летит на пол и разбивается.

Яна медленно ползет дальше. На ее спине пляшет золотистая рыбка.

– Вася… Митя… Мальчики мои, я вас так любила… Где же вы? Почему вы обманули меня? Ну, почему? Что я вам сделала?

Яна горько плачет.

Переводчица выбирается в коридор.

– Эй, помогите! Люда! Марина!

Сиделки быстро тушат сигареты и выскакивают из курилки. За ними по коридору торопится Лиза, встревожено оборачиваясь и кому-то показывая пальцами ОК.

…И только к полудню наконец становится ясно, что Яна уснула. С ней был налажен полноценный контакт.

Тело ее перевязали. Рядом сидит Синица, стоит Лиза, с любопытством оглядывая белые бинты на новой пациентке, а также ее подружку.

Переводчица переводит:

– Что тебе подсказывают твои ощущения?

– Что ты не проснешься никогда, – отвечает Синица.

– Это я уже поняла. Возможно, так и надо. До какого времени ты будешь со мной?

– Навсегда.

Как он устал любить и бояться! Бояться и любить!

Синица автоматически снимает парик с головы, накладные ресницы, ногти, – и опускается на колени перед постелью любимой женщины.

Сначала целует руки, шею, потом – безвольные губы.

Изумленная Лиза достает фотографию мужской неэпилированной задницы и соображает.

Она находит поразительное сходство анонимной задницы с Синицей и торопится покинуть палату.

Переводчица сообщает Яне:

– Яна, это был поцелуй в губы от Вашего парня.

– Ты чего-нибудь почувствовала? – спрашивает Синица.

– Она ничего не почувствовала, – сообщает переводчица. – Увы. Она говорит, чтобы Вы купили по дороге назад нашим мальчикам какую-нибудь няку… Мите – сливочный рожок… Васе… Пиццу…

Синица кивает.

Переводчица синхронно переводит:

– Мне было так хорошо, Синица… Так легко… Теперь я снова начинаю верить, что они есть… Скоро я расскажу тебе, какие они в деталях… Как выглядят, какие имеют привычки…

– Они есть, Яна…

– Сколько я уже сплю?

– 109 часов…

– Возьми меня за руку… Может быть когда-нибудь я почувствую ее.

Синица прикладывает руку любимой женщины к своей щеке:

– Может быть…

Раздается выстрел, еще один, еще, еще… Словно стреляет сумасшедший в приступе ярости. Тело Синицы валится на тело Яны.

Это стреляет Егоров. За его спиной стоит Лиза, зажав руками уши. Это она привела Егорова сюда.

Константин, отбросив пистолет, поворачивает лицом к себе тело Синицы.

– Он! Точно он! Я убил его, Манана! Я поймал его, Манана! Я поймал и прикончил паскуду!

Константин торопится к себе в палату. Он влетает, приплясывая:

– Манана, я прикончил его! Как и обещал! Я прикончил эту паскуду!

Раздаются выстрелы: один, другой, третий… И все в голову, между прочим.

Это стреляет Лиза, достав из рябинового ридикюля пистолет, забытый Егоровым. Стреляет она смешно: вжав голову в плечи, левой рукой прикрыв ухо. Смешно, но метко.

Егоров валится на Манану и стихает.

Лиза, надев темные очки, выходит из палаты (крадучись по стенке, как в боевике).

Люция шепчет:

– Константин умер, Манана!

Ануш тоже восторженно подхватывает:

– Ты свободна, Манана!

47. Хороша вдовушка, ой, хороша!

… Год спустя мне снова довелось побывать в клинике профессора Майера, чтобы взять большое интервью.

Нежарким летним днем я снова увидел всех героев этого повествования.

В двухместной коляске теперь вместо г-на Перепечкина вывозят гулять вдову Анжелу. На втором сиденье – скорбная молчаливая мать, она держит дочь за руку. На плече Ксении Михайловны уютно прижился предатель Иннокентий.

Любаша останавливает коляску и подходит к двум девушкам-медсестрам неподалеку.

– Девчонки, сигареткой угостите?

Любаша закуривает.

– Ну что, спит молодая вдовушка? – спрашивают медсестры.

– Спит. Уже год скоро.

– Есть что-то нехорошее… зловещее… в этих браках по расчету, правда? – говорят медсестры.

Любаша тоже так считает.

Не зря старик умер прямо за свадебным столом. Целый час просидел мертвый, между прочим.

Как же было дело?

Парень Любаши на свадьбе грохнулся с лестницы. Пока она его перевязывала, пока свозили в травмпункт, пока невеста танцевала то с одним, то с другим…

– В общем, то да се, а жених уже катанул. Анжела взяла его за руку – и тут же сама… в спящую красавицу, превратилась. Зато теперь богата. Сказочно.

К коляске тем временем подходят все тот же адвокат и какой-то полный мужчина под 50 (с высоким голосом).

Любаша говорит мне:

– А вот и жених наш. Жизнь продолжается. Ну ладно, до свидания.

Мужчина и адвокат (он перешел по наследству Анжеле) спорят.

– А позвольте! – восклицает мужчина.

– А позвольте не позволить! – возражает адвокат. – Чем плоха невеста? И стройна, и молода, и красива!

– Но ведь… – Он показывает жест: руки на груди. – … Мертва некоторым образом!

Ксения Михайловна скорбно поднимает голову:

– И как Вы можете про Анжелку так?

Иннокентий о своем:

– Застегни ширинку!

– Вот именно! – мрачно добавляет Ксения Михайловна.

– Извиняюсь. Хотел сказать: временно усопшая…

Адвокат поправляет:

– Уснувшая. Подбирайте выражения. Ну так женимся, Сергей Маркович? А чего бы не жениться, правда? Хороша вдовушка, ой, хороша!

48. Бог сделает еще лучше?

Удалось мне увидеть и Козырева Романа Григорьевича, и его жен: бывшую, и настоящую.

Теперь они в категории зомби.

Под наблюдением Зои Борисовны и Лизы отряд зомби выползает на прогулку. Лица женщин бессмысленны. Валерия и Рита в дерматиновых тапочках и старушечьих платках. Иногда Лиза включает электрошокер.

Вера катит пьяного дремлющего Козырева, за Козыревым катят столик, на котором напитки и закуски. Бредет Пушкин. Вера останавливается, торопливо открывает сценарий.

Козырев подбадривает то ли Риту, то ли Валерию:

– Девочки, веселее… Подняли вверх тупенькие головки… Вы видите Бога? Все, бутиков нет; остался только Бог!

– Егор Кузьмич, я все поняла! – восклицает Вера. – Надо, чтобы Петряева у нас родила. Ребеночек украсит историю.

Пушкин наливает и выпивает. Берет бутерброд и тут же кладет на место.

– И крохотки не возьму с Вашего стола! Ни грамма!

Вера размышляет:

– Да, но у Петряевой проблемы с гинекологией…

– Придумаем какую-нибудь волшебную мазь, – успокаивает Пушкин. – Чтобы помазала и родила.

– А в 1984 году уже была волшебная мазь?

– Конечно, была. А почему ей не быть?

Этими же днями случилась свадьба Старшины, на которую я был приглашен самолично Любовью Семеновной – приемной матерью Старшины.

Из дверей выходят счастливый Старшина и Шапа, за ними свидетели, гости, суетится фотограф, забегая вперед. Старшина и Шапа улыбаются перед объективом. У Старшины нет двух передних зубов, а Шапы – трех; ее левая рука в гипсе.

Шапа шепчет подруге:

– Блин, как чешется эта болячка! Значит, заживает.

Она снимает фату, потом парик и чешет совершенно лысую голову в зеленке.

Взгляд Старшины тем временем упал на мощную грудь подруги-свидетельницы, глаза Старшины начинают нехорошо туманиться…

Любовь Семеновна проявляет чудеса бдительности:

– Девочки, шок!

Из букетов две девушки вытаскивают шокеры. Старшина, как паралитик, несколько раз дергается под шорохом разрядов, – и приходит в норму.