Саша Филипенко - Травля (сборник) Страница 19

Однажды Митя положил на стол газету и, ткнув пальцем в фотографию известного политика, сказал: «Антоша, я все узнал. Это точно он. У меня стопроцентная инфа…»

Указывая на непричастного к делу человека, приятель Пятого сам заметал за нас следы.

– Я думаю, тебе нужно уехать.

– Ты опять за свое? Зачем?

– Перестраховаться.

– Куда мне ехать?

– Хоть куда. Хочешь, я поспрашиваю, у кого есть свободные дома?

– И на сколько ты предлагаешь мне уехать?

– Не знаю. На несколько недель, быть может на месяц. Неужели ты не понимаешь, что эти люди не остановятся? Неужели ты думаешь, что они начинают все это только для того, чтобы просто припугнуть тебя?

– Да, даже странно. Подтравливают вроде меня, а ссышь, похоже, ты, Митяй…

– Разве ты не видишь, что в этой стране гаснет свет?

– Ух ты, Мить! Так дело, оказывается, не только во мне? Они всех собираются душить?

– Конечно! Неужели ты не понимаешь, какие настали времена?

– Я думаю, что времена, плюс-минус, такие же, как и всегда. Ты сейчас опять начнешь толкать свою теорию про большинство и меньшинство?

– Нет. Я тебе говорю, пока по секрету, что тоже собираюсь уезжать.

– Тебя тоже травят?

– Нет, но я не собираюсь дожидаться того дня, когда это начнется. Мне здесь все надоело. Я устал. Мне противны эти люди. Мне отвратительно это общество. Я устал от злости в воздухе. Я хочу жить спокойной, размеренной жизнью. Я хочу, чтобы главными моими потрясениями были театральные постановки и футбольные матчи, а не уголовные дела против моих друзей.

– Ну а я, пожалуй, еще посижу тут немного при свечах.

– А что изменится? Ты так держишься за эту страну, будто она развалится без тебя. А она не развалится. Они перебьют нас всех, с радостью перебьют, оттрахают, сожрут и заживут счастливо.

– Ну что ж… Кто-то же должен все это описывать. Если ты уедешь, я уеду, кто же будет репортером этих золотых времен?

– Нет, я действительно тебя не понимаю! Ты что, и вправду их не боишься?

– Да вроде нет пока…

– Неужели ты не понимаешь, что тебя заказали?

– Мить, я не хочу параноить. Я думаю, что все это мелюзга. В моей жизни было много подобного говна. И пугали, и угрожали, и в лес возили, и на колени ставили перед вырытой могилой – ничего, как видишь, сижу тут, выпиваю с тобой. Единственное, чего мне сейчас не хватает, – сна. Но, надеюсь, они скоро закончат. Ты спрашиваешь, страшно ли мне? Нет, сейчас не очень. Гораздо страшнее сейчас, думаю, какому-нибудь пластическому хирургу – вот вколешь ботокс не так, и все, хана.

– Захотят уничтожить – уничтожат!

– Ты говоришь: надо уезжать! Но куда? Будь я футболистом – уехал бы с удовольствием, но я журналист. Я не умею писать на другом языке, я никого там не знаю. Это моя страна, я здесь родился, все здесь понимаю. Почему отсюда должен уезжать я, а не гопье, которое прессует меня?

– Потому что их большинство!

– Нет никакого большинства. Вернее, та часть, с которой у нас борьба, она стоит за спиной большинства. Я думаю, что гопников ровно столько же, сколько нас. Может быть, даже меньше. И наша задача – здесь и сейчас дать отпор гопникам.

Отпор, как бы не так!

Все-таки было что-то прекрасное в подслушивании этих либеральных посиделок. Режиссеры, писатели, журналисты. Балаболы, кумушки и звонари. Аперольшприц и литры белого вина. Отпор они нам собирались дать – очень смешно!

Кажется, недели через три после начала операции мы выкрали рабочий компьютер Пятого. Здесь он впервые удивил нас. Честно говоря, я не ожидал, что человек его профессии будет так легкомысленно относиться к собственным текстам. Даже я, будучи главным редактором, пересылал материалы на собственную почту. Воистину, смелые люди всегда наивны. Пятый будто бы не мог поверить, что однажды кто-то поимеет его. Он вообще ничего не сохранял. Все в одном месте, все в украденном нами компе. О, если бы ты только слышал, как он орал! Теперь у нас было все, абсолютно все! Его расследования, статьи, ненаписанные эссе и колонки. Мы получили доступ ко всей без исключения переписке и даже к наброскам его утопии про журналиста, которого судят за пустое сообщение.

Он бесился, топал ногами. Швырял книги в стену, ломал стул. Мы постоянно слышали хруст падающих и разлетающихся на части предметов. Когда жена попросила его успокоиться, он не остановился, но, напротив, переключил весь гнев на нее. Она расплакалась, ушла в другую комнату. Мы тотчас приказали Болеку и Лелеку врубить музыку. Мы побеждали. Пятый отступал.

Теперь у нас были не только все его замыслы, но и переписка с родителями, которые жили в Подмосковье. Пробежав глазами эти письма, я понял, что мы обладаем еще одним козырем.

пауза

Александр согласился встретиться. Пятый предложил «Хорошие времена». Сели в углу зала. Улыбнулись друг другу, пожали руки. Саша волновался. Все эти дни он думал о журналисте, просматривал его фотографии. Александр радовался, что не вспоминает о Себастьяне. Все его мысли теперь занимал Пятый. «Может, сказать ему, что я думаю о нем даже на тренировках?»

– Спасибо, что согласились.

– В переписке вы оказались вежливее, чем в жизни.

– Вам, кажется, нравится в России?

– Мне нравится играть здесь. Вы немного недооценивали меня. Как видите, когда я выхожу на поле – команда не пропускает.

– Александр, вы же понимаете, что вас выпускают лишь в договорных матчах…

Александр не понимал. Эти слова были подобны грому. Не такого разговора он ожидал. Откуда бы ему это знать? Кто мог рассказать? Какие договорные матчи? Все расписано? Да нет, не может этого быть! Четыре игры подряд? А штанги? А назначенный пенальти в последней игре? Ведь не мог их форвард специально промазать?! Александр замолчал и начал судорожно пролистывать эпизоды восьми таймов. Триста шестьдесят сухих минут. Нет, теперь он не мог принять, что все это произошло с подачи отца. Саша верил, что лишь упорная работа на тренировках позволила ему закрыть лучших нападающих страны. Свой успех он оправдывал быстрой адаптацией и доскональным изучением стиля соперников, но никак не договоренностями вне пределов поля. Саша не верил, что все эти эмоции, эту борьбу можно разыграть. Это же не театр, в конце концов!

– Наивно полагать, что в стране, где нужно платить за место сына в детском саду или за справку в поликлинике, спорт может быть чистым. Половина результатов здесь решается еще в начале сезона, по итогам предыдущего.

– Да что вы мне рассказываете?! Я же был на поле! У вас нет ни одного доказательства!

– И желания обсуждать это, Александр, увы, тоже нет. Это не моя война. Мне бы в своей победить. Если хотите – я раскопаю вам доказательства. Дайте мне два дня, но проще вам спросить у вашего тренера.

Саша вновь замолчал. Теперь, покручивая стакан, он вспоминал названия пальцев руки во французском языке: пус, индекс, анюлер, орикюлэр… мажор. Все это ему не нравилось. Не за этим он приехал сюда. Теребя салфетку, Александр понимал, что в этот момент злится даже не на Пятого, но на своего отца. В одном из четырех матчей Саша забил свой первый гол и, отмечая его, побежал к центральной трибуне. Теперь, оживляя холодную, надменную улыбку отца, Саша, кажется, начинал верить Пятому.

– Что вы хотите знать о моем отце?

– Все…

– Разве вам мало того, что я переслал?

– В смысле?! Так это…

– Ну давайте, соображайте скорее! Вы ведь здесь талантливый журналист, а не я.

– Зачем вы это делаете?

– Не люблю отца.

– Вы не боитесь, что он вычислит вас?

– Я на это надеюсь.

– Хорошо. Вы могли бы мне рассказать, как он начинал?

– Что именно вас интересует?

– Вы помните, как семья переезжает в Москву?

– Да. В это время они с мамой занимаются отмыванием денег.

– Через офшоры?

– Через ванную…

– Что вы имеете в виду?

– То и имею. Отмывали деньги в нашей ванной комнате. В тот год по всей стране, да и не только здесь, но и, к примеру, в Украине, в Чехии и в Польше происходило огромное количество краж. Воровали банкоматы. Вырывали экскаваторами, взрывали, взламывали, разбивали на части. В момент нападения умные машины заливали банкноты краской. Европа и Россия были завалены грязными деньгами. Десятки химиков со всего бывшего Союза были заняты поиском порошка, с помощью которого можно было отстирать банкноты, не повредив их. Папа первым открыл состав. Это, конечно, не формула «коки», но тоже кое-что. Отстирывали и другие, но, как правило, на купюрах все равно оставались крохотные пятна, которые проявлялись при осмотре в банках. Многих ученых «вязали». Папа первым нашел средство, которое отмывало наверняка. Это принесло большой заработок и нужные знакомства.

– И при этом у него были секты?

– И секты тоже, да.

В тот вечер Александр рассказывает Пятому много лишнего. Сын сдает отца. Со всеми потрохами. Близкие и не очень друзья, важные партнеры, враги и семья. Все серьезные и не особенно имена. Несколько исписанных листов. Круги, стрелки, красные линии. «А в какие города ваш отец летает чаще всего? А кто бывает на его дне рождения?»