Алексей Колышевский - Откатчики. Роман о «крысах» Страница 19

Чрезвычайно заинтригованный и подогреваемый парами виски, он сделал добрый глоток, крякнул и, достав из кармана телефон, принялся копаться в записной книжке. Нашел телефон Андрея Второго и, не задумываясь особенно о том, что тот уже может спать, нажал кнопку вызова. Соединялась линия долго, не так, как обычно соединяется в Москве, из чего Герман машинально сделал вывод, что Андрей где-то за границей и телефон его «в роуминге».

– Алле, гараж! – отозвалась трубка голосом несомненно пьяного и веселого Андрея.

– Андрюха, это Герман из «Ромашки»! Не отвлекаю?

– А! Брателло! Здорово! Как оно?! Не отвлекаешь, я тут отжигаю на одном неприлично дорогом североамериканском курорте. – Словно в подтверждение слов Андрея Второго в трубке послышался похотливый женский смех и громкая музыка. – Стриптиз оцениваю в местном баре.

– Не рановато?

– Так это же Вегас. Здесь рыбалка круглосуточно, ха-ха-ха! – Андрей закашлялся. – Сигары эти, мать их, осип из-за них совсем. Из-за них и холодного виски! Как сам-то, чувак?

– Катаюсь в такси по ночной Москве с бутылкой «Chivas».

– Круто! Жаль, тебя здесь нет рядом, но мы эту ошибку исправим, обещаю! – мычал в трубку Андрей Второй.

– Да ладно! Спасибо, конечно, но я к тебе с маленьким вопросом. Можно?

– Валяй! Чем могу, как говорится!

– Слушай, Андрей, ты у нас все знаешь, так ответь мне вот на какой вопрос: кто это уставил всю Москву портретами телки с надписью «Я тебя люблю»? Кто это у нас такой романтик?

– А… Вон тебя что интересует… – Голос Андрея стал совершенно трезвым и по-деловому серьезным. – Да это всем известный «романтик». Такой «романтик за государственный счет». – Андрей замолчал, словно не желая рассказывать дальше.

– Не понял? Можешь поподробнее? – Герман изнывал от любопытства. – Интересно же!

– Да это чиновник один из Министерства финансов, – с чувствующейся неохотой продолжил Андрей, – ну а она актриска какая-то. Такая вот неземная любовь, понимаешь, у людей образовалась. Вот он и заказал агентству, которое эти щиты размещает, фотографию своей девахи и утешительную для его самолюбия надпись.

– Чиновник? То есть государственный служащий? Ни фига себе… Так ведь это ж безумно дорого?!

– Старина, – к Андрею Второму вернулся его прежний разбитной голос, – когда любишь, то не считаешь, тем более если вся тема за счет налогоплательщиков. Вот так. Учись! Это ты там в своей «Ромашке» копейки мусолишь. Вот как надо! Телка понравилась – на щит ее! А бабок море – целый госбюджет!

Андрей расхохотался, довольный своим каламбуром, Герман присоединился к нему. Некоторое время на линии Москва – Лас-Вегас можно было слышать громогласное ржание двух мужчин в подпитии.

– Спасибо за информацию, Андрей! Ты когда обратно в Москву?

– Через пару дней прилечу, сразу встретимся! Пока, Гер!

– Пока, Андрей!

Бутылка подходила к концу, и мыслями Германа полностью управлял скрипучий жук. Герману захотелось поделиться своими мыслями с таксистом, и он обратился к нему с вопросом:

– Щиты с бабой видели только что?

– Видел. И разговор ваш слышал. Вот сука!

Герману стало интересно. Он понял, что разговор сейчас станет носить «классовый» характер. Немного свысока и с тщательно замаскированным презрением перед этим «пролетарием», как он назвал про себя старика-таксиста, Гера продолжил:

– Кого вы назвали сукой?

– Да падлу эту, чтоб ему пусто было! Напиздил народных денег и блядь свою по всему городу развесил! Цельный день езжу, так везде на нее и натыкаюсь! Совсем уже обурели в правительстве этом! Ничего не боятся, что хотят, то и творят!

Таксист с остервенением вытянул из мятой пачки «Явы» сигарету, несколько раз чиркнул зажигалкой, затянулся и шумно выдохнул струю дыма прямо в лобовое стекло, что всегда означает у таксистов крайнюю степень ярости.

– Ну почему же? Если в состоянии себе такое позволить, в состоянии вот так очаровать свою подружку, значит, успешный человек, умный. Зачем вы его сразу обзывать-то принялись по-всякому?!

– Да потому, что за такие портретные галереи, которые чиновники вороватые устраивают по всему городу, их расстреливать надо! Тут большого ума-то не надо: напиздить, возле кормушки сидючи. Где это еще возможно?! В Европе возможно?! Нет! В Америке?! Нет! Даже в сраном Ираке – и то такого срама не может быть! А у нас гляди, пожалуйста! Ведь позор это! Для всего города, для всей страны позор! И пример для вас, молодых, страшный!

Германа забавлял этот спор с бесхитростным и убежденным в своей искренности таксистом. Виски раззадорило его, и он с удовольствием играл в провокацию:

– Сумел нажить – значит, молодчина! Живем-то один раз. 

Таксист вдруг успокоился так же неожиданно, как и вспыхнул пять минут назад. Он немного помолчал и ровным голосом ответил:

– У государства воровать большого ума не надо. Бессребреников сейчас не осталось, это понятно. Они раньше, при коммунистах, изредка встречались. А вот это ваше, молодой человек, «живем один раз» мне напомнило, как я, давно уже, вез на дачу директора Елисеевского магазина и его любовницу, всю в мехах и в брюлях. Она всю дорогу с него что-то требовала, а он и говорит: «Да все, что тебе будет угодно, дорогая! Живем-то один раз!»

– Ну, и к чему вы мне это рассказываете?

– Да расстреляли его потом, вообще-то. «Сколь веревочке не виться», как в народе говорят. Да и ОБХСС тогда работал будь здоров!

– По-вашему, лучше без брюлей и мехов и с прорехой в кармане жить на одну зарплату, так, что ли?!

– Да. – Таксист стал совсем серьезным. – Да. Именно так. Я тридцать два года за баранкой, много чего видел, много кого возил, да только такие вот деньги – они счастья никому не принесли. А я человек честный. Смену отработал, машину поставил, в парке с ребятами кирнул, и на подушку. Зато спокойно.

Герман усмехнулся:

– Тогда у нас с вами разные точки зрения.

Таксист угрюмо кивнул. Герман почувствовал, что вечер перестает быть томным. Вся романтика кончилась, так и не начавшись. Он попросил отвезти его домой. Подъехали к дому, остановились, Герман отдал таксисту деньги. И перед тем как хлопнуть дверцей, не выдержал:

– Но ведь это так романтично! Едешь по городу, а со всех сторон на тебя смотрит твоя самая любимая женщина и признается тебе в любви!

Таксист спокойно глянул на Геру и произнес убийственную фразу:

– Для таких вот, на свой карман, романтиков фонарных столбов и веревки в России всегда хватит…

Перед тем как погрузиться в крепкий алкогольный сон, дьяволенок, заменяющий Герману внутренний голос его души, сказал, а Герман, открывая рот, выдал в темный покой неосвещенной комнаты следующую, давно зревшую в нем мысль:

– Раз ему можно, значит, и мне тоже. И всем можно. Вот так.

И он уснул.

Герин сон

Сон, приснившийся Герману, был изумительно ясным и воспроизвел события двухлетней давности. Тогда все было тихо и спокойно: рабочие будни проходили в приятной сентенции увода денег из родного «Рикарди» и длинных кокаиновых дорог, больше похожих на рельсы, тянущиеся куда-то за горизонт. По роду работы Герману не нужно было ездить в регионы, но однажды заболела девушка, сотрудник регионального отдела, ответственная за презентацию в Новосибирске. А презентация, между тем, была ответственнейшая! И в качестве специально приглашенных гостей мероприятия, на котором должен был присутствовать весь оптово-рознично-ресторанный бизнес Новосибирска, ожидалось прибытие высокопоставленных старых грибов из головного офиса «Рикарди»: седовласых французов с большими грушевидными носами и в клубных пиджаках. Германа попросили помочь провести презентацию, и он нехотя согласился вылететь в Новосибирск на два дня.

Провинцию Герман панически боялся и не любил. Везде ему мерещились «чисто конкретные пацаны», все «в распальцовках» и с пистолетами «ТТ» в карманах малиновых пиджаков. Поэтому, прибыв в гостиницу в центре города, он забаррикадировался в номере «люкс» вместе с двумя «кораблями» марихуаны, пятью граммами кокаина и двумя бутылками виски «Glenmorangie». До презентации оставались почти сутки, и Гера решил совершить долгий и увлекательный трип по дальним закоулкам сознания, не покидая своего гостиничного пристанища. Развел кокаин в виски, забил огромную папиросу и только собирался чиркнуть зажигалкой и вызвать нефритового шайтана – спутника всех гостиничных путешественников-драгюзеров, как подал голос телефонный аппарат, стоящий на телевизоре.

Гера от досады плюнул, да так точно, что плевок, как пуля, пролетел всю комнату и попал точно в глаз копии портрета работы Веласкеса «Неизвестный в доспехах с открытым забралом». Подумав, что звонят устроители завтрашней презентации, он снял трубку:

– Герман Кленовский, слушаю!

– Аллёооо! Маладой челавеэээк! Девушку не желаите-ее! – С убожеской попыткой придать тембру речи сексуальный вампиризм, проблеял в трубку тусклый женский голос.