Дорис Лессинг - Пятый ребенок Страница 19

Дети сидели перед телевизором, но не смотрели на экран. Джейн и Пол плакали. Дэвид сидел у стола, подперев голову руками. Гарриет сказала тихо, чтобы услышал только он:

— Ладно, я преступница. Но там его убивали.

Дэвид не пошевелился. Она встала у него за спиной. Не хотела видеть его лица.

— Он бы умер через несколько месяцев, — сказала она. — А может, и недель.

Молчание. Наконец Гарриет обернулась. Она не могла смотреть на Дэвида. Он выглядел больным, но это не болезнь…

Она сказала:

— Я бы этого не перенесла.

Дэвид медленно произнес:

— Я думал, это и было задумано.

Гарриет закричала:

— Да, но ты не видел этого, ты не видел!..

— Я старался не увидеть, — сказал Дэвид. — А что, по-твоему, еще могло произойти? Ты думала, его там сделают полноценным членом общества и все будет славно?

Дэвид ерничал, но это потому, что у него стоял ком в горле.

Наконец они посмотрели друг на друга — долго, твердо, зная друг о друге все. Гарриет подумала: ладно, он прав, а я нет. Но так вышло.

И сказала вслух:

— Ладно, уже сделано.

— Вот-вот, это mot juste.[2]

Она села рядом с детьми на диван. И увидела, что у всех заплаканные лица. Она не могла дотронуться до них, чтобы утешить, потому что это из-за нее они плакали.

Когда она наконец сказала: «Спать», дети поднялись все разом и вышли, не глядя на нее.

Она принесла в большую спальню запас подходящей еды для Бена. Дэвид перетащил свои вещи в другую комнату.

Когда под утро Бен проснулся и начал вопить, она покормила его и уколола.

Детей, как всегда, накормила завтраком, стараясь вести себя обычно. Они тоже старались. О Бене никто не вспоминал.

Когда спустился Дэвид, она попросила:

— Отвези их в школу, пожалуйста.

В доме остались только она и Бен. Когда он очнулся, Гарриет покормила его, но не стала колоть. Он вопил и бился, но, как ей показалось, гораздо слабее.

В момент передышки, когда он вроде бы выбился из сил, Гарриет сказала:

— Бен, ты дома, ты не там.

Он слушал.

— Если ты перестанешь так шуметь, я освобожу тебя из этой штуки, в которую тебя засунули.

Но почти сразу он опять начал вырываться. Сквозь визг Бена Гарриет услышала голоса и вышла к лестнице. Дэвид не поехал на работу, он остался дома помогать ей. Внизу стояли две молодые женщины-полицейские, и Дэвид им что-то говорил. Скоро они ушли.

Что Дэвид им сказал? Она не стала спрашивать.

К тому времени, когда дети должны были вернуться домой, она сказала Бену:

— Теперь я хочу, чтобы ты вел себя тихо, Бен. Сейчас придут остальные дети, и ты напугаешь их, если будешь так орать.

Он стих: это было изнеможение.

Он лежал на полу, уже измазанном экскрементами. Гарриет отнесла его в ванную, распутала, посадила в ванну и помыла, и увидела, что он дрожит от ужаса: когда его мыли в той больнице, он не всегда был без сознания. Она перенесла его обратно в кровать и сказала:

— Если ты опять начнешь, я надену на тебя ту рубашку.

Он заскрежетал зубами, глаза вспыхнули. Но все же он боялся. Гарриет поняла, что управлять им придется через страх.

Она прибралась в комнате, пока Бен лежал, шевеля руками, как будто забыв, как ими пользоваться. В той полотняной тюрьме он, видимо, пребывал все время после того, как оказался в больнице.

Потом он сел на корточки в постели, двигая руками и оглядывая комнату и, наконец, узнавая и дом, и Гарриет.

— Открой дверь, — сказал он.

— Нет, — ответила она. — Сначала я должна убедиться, что ты будешь хорошо себя вести.

Он завелся было снова, но Гарриет закричала:

— Бен, я сказала! Будешь орать и визжать, я тебя свяжу!

Он сдержался. Гарриет подала ему бутерброды, которые он, давясь, заталкивал в рот.

Он позабыл все те основные человеческие привычки, научить его которым стоило такого труда.

Пока он ел, Гарриет тихо говорила:

— Теперь послушай меня, Бен. Ты должен слушаться. Если ты будешь хорошо себя вести, тебя не обидят. Ты должен есть, как положено. Ты должен ходить на горшок или в туалет. И не должен вопить и драться.

Она не была уверена, что Бен услышал ее. Повторила еще раз. И еще несколько раз.

В тот вечер она оставалась с Беном и вовсе не видела остальных детей. Дэвид поднялся в другую комнату, не к ней. Как она сама чувствовала в те дни, она защищала всех от Бена, заново обучая его жизни в семье. Но Гарриет знала: они чувствовали, что она повернулась ко всем спиной и предпочла отправиться в чужую страну — с Беном.

В ту ночь Гарриет заперла Бена на ключ и задвинула засов, уложила его без укола, надеясь, что он будет спать. Бен уснул, но проснулся, визжа от страха. Гарриет пошла к нему, он забился в угол кровати, прижался к стене, закрыв лицо согнутой рукой, неспособный ее услышать, а она говорила и говорила, подбирая разумные убедительные слова против нахлынувшего на него ужаса. Наконец Бен затих, и Гарриет дала ему поесть. Он никак не мог наесться: в больнице он по-настоящему голодал. Ведь его приходилось постоянно колоть, а одурманенный, есть он не мог.

Поев, Бен, усевшись на корточки, снова прижался спиной к стене и смотрел на дверь, откуда могли появиться тюремщики: он еще не вполне осознал, что находится дома.

Вот он клюнул носом, с мычаньем проснулся; клюнул… проснулся… Гарриет успокоила его, он заснул.

Шли дни, проходили ночи.

Бен наконец понял, что он дома и в безопасности. Постепенно перестал глотать еду так, будто каждый кусок — последний. Начал понемногу пользоваться горшком, а потом дал взять себя за руку и провести по коридору в туалет. Потом спустился вниз, бросая взгляды вокруг, чтобы увидеть врага прежде, чем его схватят опять. Он понимал, что именно здесь, дома, его поймали в ловушку. И поймал отец. Первый раз, когда Дэвид попался ему на глаза, Бен отпрянул и зашипел.

Дэвид не пытался разубедить его; он решил, что теперь Бен — забота Гарриет, а его забота — дети, настоящие дети.

Бен занял свое место за большим столом среди детей. Не сводил глаз с отца, который предал его. Хелен сказала:

— Привет, Бен.

Потом Люк:

— Привет, Бен.

Потом Джейн. Но не Пол, который был несчастен оттого, что Бен снова здесь, — он вылез из-за стола и плюхнулся на стул, сделав вид, что смотрит телевизор.

Бен наконец ответил:

— Привет. — Его глаза перебегали с одного лица на другое: друг или враг?

Он ел, глядя на них. Когда дети пошли смотреть телевизор, он двинулся с ними, подражая им ради своей безопасности, и смотрел на экран, потому что смотрели они.

Так жизнь в доме вернулась к норме, если вообще можно было употребить такое слово.

Но отцу Бен не доверял; он больше никогда не будет ему верить. Даже если Дэвид просто шел мимо, Бен каменел и подавался назад, а если Дэвид оказывался слишком близко — рычал.

Когда Гарриет уверилась, что Бен оправился, она начала приводить в исполнение идею, которую давно обдумывала. Сад в то лето был ужасно запущен, и заниматься им Ловаттам помогал местный парень по имени Джон. Он был безработный и пробавлялся случайными заработками.

Несколько дней он стриг кусты, выкопал пару больных деревец, спилил сухой сук, выкосил лужайку. Бена невозможно было от него оторвать. Припав к двери в сад, он ждал прихода Джона, потом всюду ходил за ним, как щенок. Джона это ничуть не стесняло. Он был крупный, лохматый, дружелюбный парень, добродушный и терпеливый: с Беном он обращался без церемоний, словно тот и вправду был щенком, которого нужно дрессировать. «Нет, ты сиди тут и жди, пока я закончу». «Подержи-ка ножницы, вот так». «Нет, я пошел домой, можешь пойти со мной до ворот».

Когда Джон уходил, Бен, бывало, скулил и хныкал.

И вот Гарриет отправилась в кафе, известное под названием «У Бетти», где, как она знала, околачивался Джон, и нашла там парня с несколькими приятелями. Все они были одной компанией — человек десять молодых безработных, к которым иногда присоединялась парочка девчонок. Гарриет не стала утруждаться что-либо объяснять, потому что уже знала: люди и так все отлично понимают — в том случае, если они не эксперты и не врачи.

Она подсела к этим парням и сказала, что Бену до школы еще два года или больше. В обычный детский сад ему нельзя. Говоря слово «нельзя», она внимательно посмотрела на Джона, прямо в глаза, и он просто кивнул. Она хочет, чтобы Бен в течение дня был под присмотром. Плата будет хорошей.

— Хотите, чтобы я сидел у вас дома? — спросил Джон, подразумевая в таком случае отказ.

— Это как захочешь, — сказала Гарриет. — Ты нравишься ему, Джон. Он тебе верит.

Джон поглядел на приятелей: они посоветовались взглядами. Потом кивнул.

С тех пор он являлся почти каждое утро около девяти, и Бен уезжал с ним на мотоцикле: уезжал с восторгом, смеясь, без единого взгляда назад, на мать, отца, братьев и сестер. Был уговор, что Бен исчезает из дому до ужина, но часто он возвращался много позже. Он стал членом шайки молодых безработных, которые торчали на улицах, засиживались в кафе, иногда делали какую-то случайную работу, ходили в кино, гоняли на мотоциклах или на одолженных машинах.