Мария Свешникова - Небо № 7 Страница 19

Я задумалась над тем, что счастье — только миг. И этот миг был на скамейке напротив крыльца — до сих пор видела отца, сидящего там лет пятнадцать назад, глядящего, откуда дует ветер, и твердящего, что завтра будет дождь. Как он шутил. И рассказывал друзьям, какой была мама в молодости: «Касательно совместных вылазок Ната обычно жила так. В кино — пойду, целоваться не буду. Пить — не стану. Откажется, а потом жалеть будет, что шампанское не попробовала, и начинала спрашивать, какое оно было. И все время пробовала все из моей тарелки, Наташка моя!»

Никогда не понимала, как мама может быть Наташей и откуда у мам вообще берутся имена?

Мама никогда не задумывалась, что счастье может быть эмоциональным расчетом. А его иллюзия может быть не только эмоциональным расчетом, но и простым коварством, это я про Эмиля. А я боюсь с самого детства и размышляю по вечерам, как бы не спутать счастье с его иллюзией…

— Знаешь, Машкин, а мне не по себе от происходящего! Я знаю, что мне врут. Врут партнеры по ресурсу, заметь, ну не просто так они поставили меня генеральным директором, и случись что, сама понимаешь, кому отдуваться придется, знаю, что мне врет Женька, по мелочам, но где-то она мне врет. Да и… знаю, что надо в себе заткнуть это, но я так боюсь, что со временем, проходя по улице, я вместо «Привет, мы раньше не встречались?» получу: «Эй, а это не ты засадил моего шестнадцатилетнего сына в тюрьму?»

— В смысле?

— Да, когда мы закрывали ресурсы конкурентов, у меня был вариант засадить шестнадцатилетних ребят, и если бы они нам не продались, так бы и пришлось сделать. Ничего не поделаешь — это жизнь.

— А я не смогла бы.

— Ты только не обижайся, но называя работников префектуры гондонами, ты далеко не уйдешь. Я все думаю, куда бы тебя на работу устроить — взял бы тебя к себе писать, да ты в клубах ни черта не смыслишь, да и много платить я тебе не смогу. Ты сделай резюме — и я постараюсь тебе помочь.

— Не надо, я знаю, что как только с друзьями начинаешь работать или хоть как-то пересекаться по делу, то дружба гаснет.

— А Женька снова ушла с работы.

— Саш, только не подумай, что я параноичка, но почему каждый раз, когда вы миритесь, она уходит с работы, а каждый раз, когда расходитесь, устраивается?

— Не знаю. И даже знать не хочу. И думать. И больше не задавай мне подобных вопросов, — он сказал это так грубо и дерзко, что меня передернуло.

— Жениться на ней смог бы?

— Со временем — да. А сейчас я как представлю, что в моей квартире появятся эти горы бабьего хлама — мне не по себе становится, все эти баночки, скляночки, тряпки, до которых нельзя дотрагиваться, да меня в дрожь от всего этого бросает.

— А о хороших сторонах этого вопроса не думал?

— Да я и в ресторанах могу есть. Нет, не созрел, не готов. Не могу.

— Просто не хочешь.

— Я тут девушку встретил, сидели в Блэке уже под утро с приятелем, ты меня знаешь — я шампанское не люблю, а тут захотелось, подходит одна официантка, говорит, что шампанского нет, а спустя сорок минут мне приносит бокал. Очень милая девушка. Она часто обслуживает мой столик.

— Ты ей хоть чаевые оставляешь хорошие?

— Думаю, да. Только на этот раз я не так просто отделался. Обещал сводить ее на свидание. По иронии судьбы она живет недалеко от моей дачи, поеду туда на днях и к Сашке заеду.

— Опять потянуло на периферийные взгляды? А как же Женька?

— А что Женька? Я Женьку люблю.

— Я ту Сашу не знаю, но я за нее, просто потому, что мне Женя не нравится.

— Ты ей тоже.

Я в этом не сомневалась.

Нам было лень идти смотреть фильм «Достучаться до небес» — как можно думать о чужих жизнях, когда над тобой гигабайты чужих звезд, и только одна твоя — счастливая!

Не знаю как до небес, но вот до зеленых чертиков мы в ту ночь достучались.

Если бы все происходящее с нами смогло бы уместиться на театральный помост, то следующие события звучали бы следующим образом: явление второе «А поутру они проснулись», действие первое «Невменоз». Я попробовала открыть глаза, казалось, веки присоединили к товарному составу, и сумбурно пропыхтела:

— Блин, все, больше никогда. Слышишь, Саш, никогда больше, — почти прохрипела та половина меня, которая проснулась.

— Что никогда больше? Пить не будешь? Где-то я уже это слышал.

Почему-то именно тогда, когда хочется есть, — есть нечего. Нет под рукой забитого холодильника, а лишь пустующий годами дом, нет сил дойти до магазина, хочется отломить кусок свежего белого хлеба, намазать майонезом и положить сверху кольца репчатого рука, или сварить яйцо всмятку и, заедая бутербродом с маслом, есть его, слегка посолив. Какие устрицы, о чем вы.

Мы приехали в Москву, как только закончились утренние пробки.

Я вспомнила, что мы так и не выпили за мой день рождения. Плюнула на это и решила, что раз не пили, то мне все еще двадцать, а не двадцать один.

В лифте стоял утренний дурман парфюмерных магазинов — все куда-то бежали и торопили, боялись не успеть, да и просто опаздывали.

Для подобного утра придумано спутниковое телевидение. И я даже способна предположить, что для подобного начала дня придумано похмелье. Момент, когда раздвигать шторы необязательно и можно отдаться одиночеству разом. Утро после дня рождения. Именно для этого лежания на диване в пижаме до самого вечера созданы ноутбуки. Во имя лени и ради нее. Правда, ноутбука у меня не было и писать не хотелось.

В такие моменты позволительно разрешить себе услышать телефон не с первого звонка и принципиально смотреть фильмы на английском языке. Но не мечтать.

Настоятельно рекомендую вам не мечтать с похмелья!!!

С третьего гудка одним рывком.

— Зачем ты звонишь мне на домашний телефон?

— На это у меня есть достаточно серьезные причины: ты наконец узнаешь, где он у тебя дома находится, сотрешь с него пыль и вряд ли скажешь, что у тебя параллельный звонок. Мобильный у тебя выключен, и пришлось снова поиграться базой данных МГТС, — Макс всегда был в прекрасном расположении духа, — и потом ты сейчас имеешь официальный автоответ «Занято»!

Тенденция «занято» меня настораживала.

Занятость — та тенденция, которая делает людей счастливыми, но те почему-то постоянно жалуются.

— Я случайно проехал пункт своего назначения и оказался в твоих краях, не забывай, я же теперь знаю, где ты живешь. Дай, думаю, зайду! — сообщил мне МММ.

Судя по интонации в его голосе, он еще не сопоставил фамилию моей мамы с именем и не вспомнил то лицо, которое он наблюдал по выходным дням у уже известных всем Брушевских.

— Все отлично, конечно, но меня дома нет… а так бы с радостью приняла бы тебя в гости. Я уже почти в дверях стою, собираюсь убегать. Вот уже к лифту подхожу, — все же похмелье вещь отвратительная.

МММ смеялся в голос:

— Маш, ты чего?

— Что — чего?

— Смешная ты. Посмотри, по какому телефону ты разговариваешь — если бы ты шла к лифту, уже были бы помехи. Я все равно сейчас заеду.

На самом деле у меня была один раз история, как я вышла из дома, положив в сумку домашний телефон. Чесслово.

— Я просто хотела соригинальничать. Да, у меня не вышло, но что теперь? Не давиться же?

— Почему не давиться — можно. Только подожди, пока я доеду до тебя.

— Давай честно. Вот у тебя высвободилось время, и ты тратишь его до меня. Я для лишнего времени, а не для запланированного.

— Когда ты будешь много работать и заниматься делом, ты вспомнишь свои слова и рассмеешься.

Друг из Бронкса говорит, что я очень трогательная с похмелья. Я посмотрела в зеркало. Лицо было обнаружено. И цвет его даже соответствовал вчерашнему.

— Хорошо, приезжай!

Я потрогала домашний телефон со всех сторон. Он действительно пыльный, а я существую. Ох уж эти утренние непреложные и прописные.

Стоит ли спрятаться?

Спустя полминуты раздался звонок в домофон, — я и правда слишком обнаружима, потому как дверь подъезда выходит на Остоженку.

— Собирайся, одевайся, поехали поедим, не знаю, что там еще по списку надо сказать! — Макс, не снимая ботинок, прошел по коридору, знаете, как это обычно делают мужчины, чтобы оглядеть комнаты, есть кто дома или просто показать свою заинтересованность обстановкой в квартире.

Я услышала шаги возле маминой спальни.

— Черт, отчим проснулся… Проходи в мою комнату.

Обстоятельства действия были элементарны и для Ватсона, и для меня: я затолкала Макса практически пинками, закрыла за ним дверь и выдала себя хлопком.

Если придумывают бесшумные стиральные машины, неужели так сложно создать бесшумные замки?

— Мама еще не приехала? — Эмиль отличался странной чертой не здороваться, не улыбаться, не прощаться. Ему казались слова вроде «привет» и «пока», а особенно «доброе утро» бессмысленной тратой времени.