Лорен Вайсбергер - Дьявол носит «Прада» Страница 19

Сестра, казалось, была встревожена. Кайл нахмурил брови. Родители словно воды в рот набрали. Напряжение росло, Джил встала со стула, подошла к Кайлу и села ему на колени. Она полуобняла его за шею и зашептала что-то на ухо. Я взглянула на маму – она будто только что очнулась от обморока, между бровями у нее залегла глубокая складка.

Вдруг они захихикали, повернулись к столу и в один голос объявили:

– Мы ждем ребенка.

И у всех отлегло от сердца. И все захохотали как сумасшедшие. И стали обниматься. Мама сорвалась с места так стремительно, что перевернула стул, а потом и горшок с кактусом, примостившийся у двери. Отец крепко обнял Джил и поцеловал ее в обе щеки и в макушку, и – впервые со дня их свадьбы – он поцеловал и Кайла.

Я постучала вилкой о банку вишневой шипучки и заявила, что нам нужен тост.

– Давайте поднимем бокалы, все вместе поднимем бокалы за прибавление в семействе Сакс. – Кайл и Джил посмотрели на меня многозначительно. – Формально он Харрисон, но в душе, конечно, будет настоящим Саксом. За Кайла и Джил, будущих лучших в мире родителей лучшего в мире ребенка.

Мы чокнулись банками с газировкой и кружками с кофе и выпили за ухмыляющуюся парочку и сестрицыну талию, обхват которой пока еще составлял шестьдесят сантиметров. Я убирала со стола, бросая все, что на нем оставалось, в пакет для мусора, в то время как мама прилагала все усилия, чтобы убедить Джил назвать ребенка в честь какого-нибудь умершего родственника. Кайл потягивал кофе и явно был доволен собой. Около полуночи мы с папой наконец уединились в его кабинете и приступили к игре.

Он включил стерео, и комнату заполнил мерный шум льющейся воды – так он делал всегда, когда у него были пациенты, чтобы до них не долетали звуки дома, а в доме не слышали, какие проблемы обсуждаются в кабинете. Как у любого уважающего себя психотерапевта, в дальнем углу кабинета у него стоял серый кожаный диван; он был очень мягкий, и я любила лежать на нем, положив голову на валик. Еще там стояли три стула; спереди сиденья у них были приподняты, и они поддерживали пациента в особом положении, которое мой отец называл «эмбриональным». Стол был полированый, черный, на нем возвышался монитор с плоским экраном; кресло – под стать столу: черное, кожаное, с высокой спинкой, очень удобное. Стеклянная стена стеллажей с книгами по психиатрии, коллекция бамбуковых тростей в высокой хрустальной напольной вазе и несколько цветных репродукций в рамках (единственное яркое пятно в комнате) довершали футуристическое убранство кабинета. Я уселась на пол между диваном и столом, отец сделал то же самое.

– Давай рассказывай, что происходит, Энди, – сказал он, передавая мне коробочку с буквами, – тебя, наверное, сейчас переполняют эмоции.

Я достала семь костяшек и аккуратно разложила их перед собой.

– Да, сумасшедшие были дни. Сначала переезд, потом работа. Это странное место, мне даже трудно объяснить. Все красивые, стройные, носят потрясающую одежду. И все вроде бы такие милые, такие дружелюбные. Похоже даже, что у них что-то вроде медикаментозной эйфории. Я не знаю…

– Что? Что ты не знаешь?

– Я не могу понять самой сути, но у меня такое ощущение, словно я в карточном домике и он вот-вот развалится. Дело не в том, что я работаю в журнале мод, а это несерьезно. Конечно, до сих пор все, что я делала, было довольно-таки бессмысленно, но я не об этом. Стимул у меня есть, ведь всегда хочется добиться успеха в новом деле, правда?

Он кивнул.

– Конечно, это классная работа, хотя я и сейчас не уверена, что она поможет мне попасть в «Нью-Йоркер». Наверное, надо ждать худшего, ведь до сих пор все шло слишком уж гладко, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хотя, может, я просто сошла с ума.

– Это вряд ли, деточка, я думаю, ты просто очень чувствительна. Но знаешь, я согласен с тем, что тебе повезло. Люди могут прожить всю жизнь – и не увидеть того, что увидишь ты за один этот год. Ты только подумай! Ты едва закончила университет – и уже работаешь у самой влиятельной женщины в самом престижном журнале и в крупнейшем журнальном издательстве в мире. Ты увидишь, как крутятся колесики в самом сердце механизма. Если ты будешь держать ушки на макушке и добросовестно выполнять свои обязанности, ты за один год узнаешь больше, чем многие твои коллеги за всю свою карьеру.

В центре доски он выложил свое первое слово: УДАР.

– Неплохо для начала, – сказала я и подсчитала очки, умножив их на два, потому что это было первое слово, открывающее игру. Папа: 22 очка; Энди: 0. Мои буквы не выглядели многообещающе, но потом я вдруг поняла, что, если бы у меня было еще одно А, я смогла бы написать ПРАДА, но это имя собственное и, конечно, не считается. Вместо этого я прибавила к Д Е и А и получила свои жалкие шесть очков.

– Я хочу убедиться, что ты встряхиваешь по-честному, – сказал папа, размахивая коробкой с буковками. – Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что для тебя грядут великие перемены.

– Надеюсь, ты прав, по крайней мере обрезков оберточной бумаги мне теперь хватит надолго. Может, и получше что-нибудь подвернется.

– Обязательно, детка, непременно. Вот увидишь. Тебе, может быть, кажется, что ты занимаешься чепухой, но это не так, поверь мне. Это начало чего-то грандиозного, я чувствую. Я тут разузнал кое-что о твоем боссе. Эта Миранда считается женщиной с тяжелым характером, что верно, то верно. Но я думаю, тебе она понравится. И еще я думаю, что и ты ей понравишься.

Весьма довольный собой, он составил на доске слово СКАТЕРТЬ, использовав мое Е.

– Надеюсь, ты прав, папочка, я очень на это надеюсь.

– Она главный редактор «Подиума», ну, знаете, это журнал мод, – настойчиво твердила я в трубку, сдерживаясь из последних сил.

– А! Поняла, о ком вы! – сказала Джулия, младший агент по рекламе из «Книг для молодежи». – Классный журнал, и мне страшно нравятся эти письма, где девочки-подростки рассказывают о своих проблемах. Неужели все это правда? Помните одно письмо, там…

– Нет, нет, это не для подростков, это скорее для взрослых женщин (теоретически по крайней мере). Как, вы действительно никогда не видели «Подиум»? (Да неужто такое вообще возможно, думала я.) В общем, ее фамилия ПРИСТЛИ. Да, Миранда, – сказала я с поистине ангельским терпением.

Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, что я говорила по телефону с человеком, который никогда не слышал ее имени? Вряд ли ей бы это понравилось.

– Если вы свяжетесь со мной, я буду очень вам признательна, – сказала я Джулии, – и если придет старший агент по рекламе, передайте ей, пожалуйста, мою просьбу – пусть она позвонит мне.

Было утро пятницы, середина декабря. От сладостных, безоблачно свободных выходных меня отделяло всего десять часов. Только что я пыталась убедить совершенно равнодушную к моде Джулию из «Книг для молодежи», что Миранда Пристли – важная персона, персона, ради которой стоит поступиться правилами и забыть о здравом смысле. Это требовало гораздо больших усилий, чем я ожидала. Я и предположить не могла, что мне придется растолковывать, кто такая Миранда, человеку, который никогда в жизни не слышал ни об одном из самых авторитетных в мире модных журналов, ни о его знаменитом редакторе. За три коротких недели в «Подиуме» я уже поняла, что такое давление авторитетом – всего лишь часть моей работы, но обычно человек, которого я пыталась убедить или запугать, сдавал позиции при одном лишь упоминании одиозного имени моей хозяйки.

К несчастью, Джулия работала в академическом издательстве, где VIP-персоной считается скорее кто-нибудь вроде Норы Эфрон или Венди Вассерштейн, нежели женщина, известная своим безупречным вкусом при выборе меха. Я понимала это и пыталась мысленно вернуться в то время (всего пять недель назад), когда сама еще ничего не слышала о Миранде Пристли, – и не могла. Но я точно знала, что это благословенное время было. И я завидовала безразличию Джулии, но у меня было задание, а она ничем мне не помогла.

Завтра, в субботу, должна была увидеть свет четвертая книга о Гарри Поттере, и восьмилетние дочки Миранды пожелали иметь каждая по экземпляру. В магазинах книга появится только в понедельник, но мне необходимо получить уже в субботу утром – прямо из типографии, после чего Гарри и компания отправятся на личном самолете в Париж.

Мои размышления прервал телефонный звонок. Я взяла трубку – теперь я всегда это делала, потому что Эмили наконец разрешила мне разговаривать с Мирандой. И Бог мой, мы разговаривали – порой по тридцать раз на дню. Даже находясь так далеко, Миранда умудрялась вторгаться в мою жизнь и все в ней переворачивать, сварливо командуя, требуя и превращая длинный промежуток времени между семью утра и девятью вечера в сплошную полосу препятствий.

– Ан-дре-а? Алло? Есть там кто-нибудь? Ан-дре-а! – Я вскочила со стула, как только услышала свое имя. Потом я вспомнила, что ее нет в офисе – и даже в стране – и поэтому некоторое время мне ничто не угрожает. Эмили уверяла меня, что Миранде нет никакого дела до того, что Элисон повысили, а меня взяли на работу. Это для нее ничего не значащие детали. Главное, чтобы кто-то отвечал по телефону и выполнял ее требования, а кто этот человек – ей безразлично.