Даниэль Глаттауэр - Навеки твой Страница 19

Через два часа он готов быть в Вене. Нет, Лукас, в этом нет необходимости, — заверила Юдит. Нет, это важно, и он обязательно будет. Ей нужно только продержаться эти два часа. Юдит собралась с духом и бесстрашно вошла в дом, готовая к любой опасности. В таком собранном состоянии она дошла почти до самой двери в квартиру. Там обернулась и… бежала прочь до ближайшей станции метро, где было больше света. Но и на открытой улице ей было нехорошо. Сирены «Скорой помощи» едва не напугали Юдит до смерти. А вдруг они везут Ханнеса прямиком к ее дому или оттуда опять в больницу!

Она села в такси, позвонила матери и солгала, что случайно оказалась поблизости и хотела бы забежать ненадолго, если та не возражает.

— Ты еще жива? — спросила мама, но вовремя спохватилась: — Конечно, дитятко, ты знаешь, что я всегда рада тебя видеть.

Мама выглядела плохо, будто только что опять разошлась с отцом по взаимному согласию, и всем видом давала дочери понять, что это она во всем виновата. В качестве штрафа Юдит должна была зачитать вслух показания к применению и побочные действия для лекарств против слепоты, инфаркта миокарда и прочих. Тем не менее о Ханнесе не было сказано ни слова. Юдит посматривала на часы каждую минуту.

— Ты уже хочешь идти? — спросила мама.

— Да, я встречаюсь с Лукасом, — ответила Юдит.

— Лукас? — В ее голосе прозвучал открытый упрек. — Почему с Лукасом?

— Потому что он мой друг, а друзьям свойственно иногда встречаться.

— У Лукаса семья!

— Нет, мама, эту тему я с тобой обсуждать сейчас не стану, — заявила Юдит, встала и через секунду хлопнула дверью.

Пару минут она простояла на лестнице, размышляя, в каком жалком состоянии оказалась, но потом снова позвонила в дверь. Мама открыла нерешительно, ее глаза чуть припухли. Юдит бросилась ей в объятья и стала просить прощения.

— У меня была нехорошая полоса, — произнесла она.

— Я знаю, — промолвила мама.

Возникла тягостная пауза. Юдит: откуда тебе известно? — Это видно по тебе, дитятко.

6

Они встретились в «Ирисе». Лукас уже сидел там и говорил по телефону. Перед ним стоял стакан апероля, освещаемый настольной свечой. Свет от свечи придавал его графически очерченному лицу красно-оранжевый блеск. Приветствуя Юдит, он коснулся ладонью ее щеки — то был одновременно знак защиты и нежности. И почему этот мужчина не стал ее мужем?

— Юди, можешь не переживать, он действительно лежит в больнице Святого Иосифа, — заверил Лукас.

Согласно записям, господин Ханнес Бергталер был принят в прошлый понедельник. В каком точно стационаре он находится, о том, почему он попал в больницу, о диагнозе и текущем состоянии здоровья справок не дали. Так распорядился сам пациент.

— Лукас, у меня мания преследования? — спросила Юдит.

— Нет, у тебя нет мании.

Она: тогда почему мне кажется, будто Ханнес попал в больницу из-за меня и из-за меня не позволяет получить сведения о себе. Как это объяснить?

Лукас: вероятно, так и есть. Она: вот видишь, значит, правда. Лукас: остановимся на предположении. Она: но, возможно, он действительно в тяжелом состоянии и нуждается в помощи. Лукас: а возможно, хочет, чтобы ты так думала и желательно думала о нем непрерывно. Она: да, не исключено. Лукас: он всех принуждает все делать для того, чтобы ты им занималась.

— А я хочу вынудить тебя сосредоточиться на моих проблемах. Он: нет, Юди, меня ты не вынуждаешь, я это делаю добровольно и с удовольствием.

Они проговорили весь вечер, до закрытия «Ириса». Юдит выпила больше обычного. Лукас предпочел трезвость, если не считать апероля и бокала вина. Пару раз его рука как бы непроизвольно ложилась на ее плечо, но он тут же ее убирал. В любом случае, Лукас ненавязчиво и довольно изящно переводил разговор с Ханнеса на что-нибудь другое. Чаще они вздыхали или посмеивались над упущенным прошлым с его интимными подробностями. Что скажет Антония, узнав, что он, подчиняясь инстинкту защитника и желая утешить душу своей параноидальной бывшей любовницы, сбежал от семьи в город и целую ночь напролет проторчал в полутемном венском баре?

— Она отнесется с пониманием, — заверил он. — Знает, что мы близкие друзья, Юди, и я никогда не злоупотреблю твоим доверием.

— А ее? — спросила Юдит.

— Ее тем более, — успокоил Лукас. Последняя фраза прозвучала эротичнее, чем любовное нашептывание.

Пошатываясь, они добрались до ее дома. Соседи ничего не услышали, поскольку шум если и был, то только когда они сталкивались и когда пытались на прощание поцеловаться в щеку.

— Ты войдешь? Я могла бы устроить тебя на диване в гостиной, — пробормотала Юдит.

— Нет, спасибо.

Лукас остановился неподалеку в квартире отъехавшей по делам коллеги, и к тому же ему хотелось подышать свежим воздухом, для чего собирался пройти эту пару кварталов пешком. Он только дождется, когда у Юдит загорится свет, чтобы быть уверенным, что она нашла свою квартиру.

Юдит не стала вызывать лифт, а шатающейся походкой стала взбираться по лестнице. На каждом пролете она останавливалась и прислушивалась, не доносятся ли сверху стоны или какие-либо иные звуки. Добравшись до последнего этажа, Юдит почувствовала, что здесь не все так, как обычно. На всякий случай набрала побольше воздуха, чтобы громко и вовремя закричать, если придется. Но, увидев записку на своей двери, она потеряла дар речи: это было уведомление о смерти, обрамленное черной рамкой с крестом посредине. В панике она отвела взгляд от листка. Ей не нужно было читать имея — оно давно прожигало мозг. Спотыкаясь, Юдит побежала вниз. Ступеньки под ногами издавали какой-то особый барабанящий звук.

— Лукас! — закричала она.

— Что случилось?

Наконец парадная дверь поддалась.

— Похоже, Ханнес умер! — И Юдит упала в его руки.

Ему понадобилось не менее получаса, чтобы успокоиться, и еще столько же, пока она не решилась на еще одну попытку добраться до своей двери — на сей раз, держась за его локоть.

«Хельмут Шнайдер», — Лукас прочел подпись на объявлении о смерти, как будто не найдя в ней ничего более достойного внимания. Юдит держалась за его спиной.

— Юди, умер совсем другой человек, Хельмут Шнайдер. Ты знаешь Хельмута Шнайдера? Хотя бы помнишь его лицо?

— Мой сосед по площадке, — пробормотала Юдит. — Пенсионер. Но как уведомление оказалось на моей двери? Я практически не видела этого человека. В моей ситуации вызывает подозрение факт, что уведомление оказалось на моей двери. Это не простая случайность!

— Не исключено, что подобные уведомления висят на всех дверях, — попробовал успокоить ее Лукас. — Хочешь, проверим?

— Нет, не хочу проверять. Я хочу, чтобы они были на каждой двери. Тогда я перестану бояться. Я по горло сыта страхом. Мне хочется спать и видеть сладкие сны. А когда проснусь, думать о прекрасном. Лукас, ты не мог бы остаться со мной? Хотя бы до рассвета? Пожалуйста, останься! Ты мог бы лечь на диване в гостиной. Или ложись на мою кровать, а я переночую на диване.

На следующее утро у обоих раскалывалась голова. Кофе помогло Юдит прийти в себя.

— Лукас, мне кажется, я должна с ним встретиться еще раз.

— Ты серьезно? Будет ли это разумно?

— Я должна. Иначе мне и дальше повсюду будут мерещиться призраки.

— И что ты собираешься ему сказать?

— Понятия не имею. Главное, увидеть его. После этого он не будет больше внушать мне страх.

— Мне пойти с тобой?

— А ты бы мог?

— Если тебе будет от этого легче.

— Может, ты подойдешь чуть позже и заберешь меня.

— Хорошо.

— Да, так и сделаем.

— Но как ты собираешься выйти на него?

— Я ему позвоню сегодня или завтра.

— Юди, он лежит в больнице.

— Ах да, совсем забыла. Вот дерьмо.

8 фаза

1

Двадцать четвертое сентября, семь часов. Сработал радиобудильник. Сначала о погоде. Она нагоняет ужас. Глубокий вздох. Натягивает на голову мягкую шапочку. Черное поверх серого. Надо срочно подумать о чем-нибудь хорошем, Юдит!

Семь часов шестнадцать минут. Она практически проснулась, достаточно для того, чтобы осознанно не хотеть просыпаться. Никаких резонов, никакой причины, чтобы открыть глаза. Чего ей не хватает? Кого? Мужчины рядом, который оберегал бы, на кого всегда можно было бы положиться? Он брал бы ее в свои руки, ласкал, прижимал к себе. Закрывал бы ее своим телом. Она бы чувствовала, чувствовала его глубоко. Он заставлял бы ее учащенно дышать. Дышать и дрожать от радости и возбуждения. Ей недостает возбуждения? Она больше не ощущает наслаждения? Неужели остались одни лишь мрачные мысли, черные на сером фоне?

Юдит нашла спасение под душем. Горячая вода. Ванная в горячем пару. Дверь заперта. Никто не войдет. Она наедине с собой. В зеркале женщина тридцати семи лет. Красивое лицо с некрасивыми морщинками от страха. Приходится маскировать их косметикой, чтобы появиться на работе. Теперь она соответствовала требованиям будней. Сверху чудовищный коричневый шерстяной пуловер, в котором ее никто не узнает. Внизу еще недавно узкие джинсы. Теперь они висят на бедрах, как пустой мешок.