Алексей Колышевский - Афера. Роман о мобильных махинациях Страница 19

Шедин как в воду глядел. Он никогда ничего не забывал, особенно он помнил то, о чем говорил сам. Поэтому он вполне благожелательно отнесся к звонку Ванечки и назначил Картье встречу на следующий день прямо в офисе ЕБР МДС на Таганке.

7

После разговора с пьяненьким Ванечкой Картье вытянул-таки из Кости Штукина 2000 долларов «за организацию встречи с ответственным лицом из МДС». Это были его первые деньги, полученные им жульническим способом на новом месте. Все прошло как нельзя более легко. Штукин был податлив и доверчив, как валдайская целка. Он не хмурил брови, не гонял по столу карандаш, не сказал «надо подумать и вообще: пригласи-ка мне этого Ванечку, я хочу с ним побеседовать с глазу на глаз, а то уж больно несуразную цифру за свои услуги он запросил, надо бы ее уменьшить». Вместо всего этого, столь естественного для всякого нормального бизнесмена (подозрительного, недоверчивого, не без оснований полагающего, что все вокруг только и занимаются тем, что стараются его обжулить), Штукин, как-то застенчиво улыбнувшись и даже покраснев, открыл сейф, извлек оттуда пачку сотенных долларов, отсчитал двадцать бумажек, убрал их в конверт и положил его перед Виктором.

– Пожалуйста, – сказал Штукин.

– Благодарю, – добавив в голос супербасы для придания солидности, ответствовал Картье и махом сбросил конверт в портфель, да так быстро, что Штукин только подивился про себя скорости, с которой работает его институтский приятель.

– Что же теперь? – робко спросил Костя.

– Теперь, мой друг, только вперед, – ответил Картье и задумчиво посмотрел в окно. Не поворачивая головы, добавил: – Я себя чувствую, как фюрер накануне Австрийского аншлюса.

Штукин хмыкнул:

– Он неважно кончил. И причем тут фюрер вообще? Этот придурок – твой кумир? Витя, ты что? Ты так шутишь? Только не говори мне, что ты симпатизируешь нацистам, это сильно охладит мое к тебе доброе отношение.

Картье замахал руками:

– Да бог с тобой, Костя! Какие там симпатии к нацистам?! У меня их отродясь не наблюдалось! Просто со временем кровь уходит в землю, а то, что остается, – это уважение к силе мысли и величине исторической личности. Он был, конечно, мразью, но ты представь, как же его перло в самом начале, когда у него были сплошь только легкие победы? Нет, я не люблю Гитлера. – Щека Картье задергалась, и было непонятно, либо он действительно не любит Гитлера, либо гримасничает, пытаясь выйти из создавшегося неловкого положения.

– Ну слава тебе, господи, – с облегчением выдохнул Штукин. – А то я уж подумал, что ты, не ровен час, этот, как его… Сейчас же кого только не встретишь! Развелось всяких, понимаешь, – он, казалось, немного смущенно хмыкнул, – неформалов.

Виктор пожал плечами. Хотел сказать, что для руководителя такого бизнеса подобная косность выглядит по меньшей мере странно. «Неформалы», хм… Каждый волен самовыражаться, как ему заблагорассудится. Осуждать за идеи, пусть даже и столь радикальные, – это мера, обреченная на провал. Чем яростней пытаться вырубить под корень то или иное убеждение, тем больше побегов даст оно, спасая себя. Убеждения приходят в этот мир, чтобы укорениться в нем навсегда. Их насаждает воля высшего существа, ориентация которого автору неясна. Это существо и не рогатое чудовище с копытами, но и нимба вокруг головы его что-то не видно. Скорей это нечто из срединного мира, расположенного на рубеже зла и добра. Туда, в срединный мир, попадают идеи радикально райские или же, наоборот, откровенно адские. А так как ничего однобокого в природе быть не может, то в срединном мире они смешиваются и валятся на нас, ходящих с непокрытыми головами человечков, думающих, что это мы сами, своим умишком додумались до инквизиции, анархии или на худой конец движения феминисток.

Картье был склонен к философии, пытаясь объяснить все, с чем сталкивала его жизнь, по крайней мере самому себе. Он не делился с окружающими своими мыслями, он обрек их на заточение в темнице черепной коробки. Втайне он был горд своей способностью к осмыслению окружающего. Порой ему казалось: сложись его жизнь иначе, живи он в другое время, он обязательно стал бы ученым, а не барыгой, как иногда презрительно в остром хмелю называл он сам себя. Как знать, быть может, сложись его жизнь иначе, был бы Картье совершенно иным человеком, занимался действительно любимым делом, в котором достиг бы вершин, известности, газетных статей в стиле «Призвание и гений». Кто знает? Но нет, такова жизнь с его странностями, и сидел сейчас Виктор перед доверчивым олухом Штукиным, которого ненавидел за наличие тех душевных качеств, в самом Картье отродясь не замеченных. Так что же, подонок он, негодяй, конченый человек? Дальше будет видно. Успеет еще читатель составить свое мнение, коли еще не составил, и поменять, если уже определился со своей позицией в отношении героя этой истории. Ведь на то она и драматургия, чтобы преподносить с каждым витком рассказа все новые и новые сюрпризы.

– М-да, – зевнул Картье, – неформалы и все такое. – Он взглянул на часы, стрелка перевалила за половину девятого вечера, рабочий день затянулся. Картье попрощался с начальником, пришел к себе в кабинет и замер в растерянности. Ему совершенно некуда и не к кому было пойти. Из ближайших перспектив просматривался вечерний чай с мамой, разговор по мотивам ее интересов, ее односложные, заботливо-надрывные расспросы и сожаления об утрате Виктором статуса мужа и отца. Все это совершенно не доставляло Картье удовольствия, и он решил задержаться на работе настолько, насколько это возможно. Он покрутился в Сети, скачал несколько новых песенок, потом залез в какой-то «ругательный» форум менеджеров, где прочитал парочку несвежих острот вроде «начальник после отпуска вернулся сильно загоревшим и стал еще больше похож на говно». После того как ему надоело ошиваться в Интернете без всякого дела, он зашел на сайт wap.mds.ru и принялся просматривать предложения от своих более удачливых конкурентов, сумевших пробить несложные бастионы мнимой неподкупности сотрудников «МДС» из числа «шединских», как назвал их Виктор. Кое-что ему понравилось, хотя ничего оригинального он не заметил: книги, картинки, музыка, игрушки для телефонов давно уже стали для всех привычным делом и на первый взгляд были развлечением для никого. Мы привыкли измерять этот мир с высоты собственного полета, и если у нас нет времени скачать в телефон «игру-стрелялку», загрузить свежие песенки или новый рингтон, если мы рассматриваем телефон лишь как средство общения, то нам кажется, что у всех окружающих примерно такое же отношение ко всей этой несерьезной мишуре. А вот и нет. Вот мы и ошибаемся! Огромное количество населения, пусть и очень нечасто, нет-нет да и соблазнится за пару долларов обзавестись какой-нибудь «прикольной штучкой» вроде тех, списки которых просматривал сейчас Виктор. Он ясно видел, что деньги тут огромные, что в стране, где сто миллионов человек являются абонентами мобильной связи, такое дело, как продажа мобильного контента, приносит сумасшедшую прибыль. Вспомнив о жалкой «двушке», выуженной им обманом из Штукина, Картье скривился. Жалкий, дешевый обман не шел в сравнение с деятельностью Шедина и его банды. Виктор закурил и сдавил зубами фильтр сигареты, что бывало с ним в минуты особенного душевного волнения. Вытянувшись в кресле, он заложил руки за голову и уставился в потолок, как когда-то, мальчишкой еще, рассматривал звезды на черном куполе Московского планетария. Сейчас звезд не было, но Картье смотрел сквозь бетонные перекрытия. Он видел что-то особым, внутренним зрением. Его интуиция работала на полную отдачу:

«Вот где идет настоящая «варка». Такие бабки… Я буду последним идиотом, ничтожеством и лузером, если не попытаюсь «прислониться» к бизнесу этих ребяток из «МДС». Да и не только из «МДС». Не сошелся же на них свет клином? Но сначала я пойду в «МДС», познакомлюсь с этим Шединым. Ничего, Витя, не скучай, – занимался самовнушением Картье. – Если предчувствия тебя не обманывают и принцип тельняшки верен, то за черной полосой начинается белая. Главное растянуть ее как можно шире».

– Не отвлекаю?

Ее голос?.. Это ее голос! Лена стучала, но он был слишком увлечен своим бонапартизмом: планированием и раздумьями перед сражением, чтобы обращать внимание на негромкий стук в дверь. Она словно наигрывала на фортепиано: очень легко, едва касаясь поверхности нежными подушечками своих длинных быстрых пальцев. Зато теперь, когда она вошла, он разом выбросил из головы все неясные образы своих будущих викторий и целиком сосредоточился на ней, на этой рыжей, восхитительной чужой жене, которая, словно бы невзначай, зашла к нему под вечер.

– Да нет, конечно, Лена! Проходите… проходи. – От волнения и мгновенного прилива к голове Виктор растерялся настолько, что забыл на «ты» они уже или все еще на «вы». – У меня завтра встреча в «МДС», так я решил как следует подготовиться, вот, – он кивнул на экран монитора, – хочу понять, как мне лучше выстроить беседу и что именно предложить этим монстрам мобильного бизнеса. Чувствую себя так, будто решаю задачку из школьной программы. Вроде все просто и понятно, но это лишь на первый взгляд. На самом деле, в условии находится скрытая такая каверза, и то, что решается с ходу, не гарантирует правильный ответ в конце.