Александр Буров - Тук-тук, это хирург! Страница 19

— До пенсии он был главным санитарным врачом Балтийского флота, — отвечают в один голос дежурные врачи.

— Какая же тут связь? — удивляется начмед.

— Все просто. Вам ли не знать, как санитарные врачи всех нас имеют за нарушения санитарных норм и эпидрежима? Это наши-то, рядовые. А тут такая высокая должность. Имел всех врачей флота. Просто на пенсии трахать некого, остается только дрочить.

Странное дело. Последнее время жители Туркмении, с которыми приходится встречаться, приезжают к нам учиться. А узбеки и таджики — копать канавы и мести тротуары.

Зато теперь у меня свой персональный врач-интерн, из Туркмении. Прицепился, ходит за мной с блокнотиком, чего-то записывает. Говорит: «Вы очень хорошо объясняете, все понятно. Нас так не учили». Думаю, ну чего он там пишет? Разговариваю я обычно матом. Умных слов не говорю. Подсмотрел. На страничке записаны советы, как легче поставить подключичный катетер: «иглу вводить прямо, направление после вкола не менять, рука должна быть твердой, как шанкр».

Эх жаль, звали на кафедру, преподавать, отказался… Похоже — зря…

Африканский целитель

Как-то раз у меня появился новый врач-интерн. Африканец. Родом из какой-то Гвинеи. Женат на местной. Маленький подвижный добродушный черт. Очень черного цвета. Кажется — не из людоедов. По-русски говорит сносно. Постоянно приглашает в гости к себе на родину. Говорит, что дорога — дорого, но 200 баксов — и ты месяц будешь Ротшильдом. Их деревня бедная. Пока воздерживаюсь. Еще повесят твою голову на ворота как украшение. Просит дать работу. Но наша публика не очень сложная, могут и неправильно отреагировать на чернокожего доктора. На днях было много писанины, дал не глядя ему две истории болезни. Иди запиши утренний осмотр. Чего не понятно — спроси. Чертенок довольный побежал в палату. Я рванул за ним, но не успел.

Оказалось, что не глядя я дал ему истории двух алкашей, только вышедших из психоза.

В палате один лежал, укрывшись с головой одеялом. Доктор сухой черненькой ручкой тормошил его, пытаясь начать диалог:

— Вассилли Йивановичев!

Второй на соседней койке смотрел на это круглыми от ужаса глазами и бормотал:

— Все-все-все, больше ни капли.

Проверю. Если поможет — надо внедрять.

РАЗГОВОР С ГЛУХОНЕМЫМИ

Достал на работе из старой папки пожелтевший листок. Как-то сохранился в макулатуре. Отсканировать нет возможности. Многие строчки, написанные карандашом, за 20 лет почти стерлись. Да и писал не каллиграф. Цитирую дословно, ничего не меняя. Документ называется «Переписка с глухонемыми».

Сюжет прост — главе глухонемого семейства отбили яйца. Их языком я не владею, поэтому пишу:

— «Что случилось?»

Жена больного пишет в ответ:

— «Мой муж в тяжелом состоянии. Он сильно заболел. Его мужской член сильно болит и не может вставать. Яйца опухли».

Ставлю на листочке знак вопроса.

— «Неизвестные мужчины били моего мужа в член».

Посмотрев, увидел почерневшую опухшую мошонку. Пишу:

— «Надо оперировать».

— «Нет. Сделайте укол».

— «От укола не встанет».

— «Тогда таблетку».

— «Он таблетки тем более».

— «Не согласны».

Помню, как жестами объяснил, что если откажутся от операции, то не встанет никогда. Сжав кулак, резко согнул руку в локте. Затем из кулака сделал кукиш и поболтал расслабленным предплечьем. Получилось, видно, убедительно и понятно. Быстро молча разделись и пошли в отделение. Готовиться к операции.

На операционном столе молодой мужик. Аппендицит. Санитарка из оперблока затевает с ним беседу. Степановна может сказать приятное, утешить, приободрить перед операцией.

— Мил человек, а ты писать не хочешь?

— Нет, не хочу.

— Пописал бы, а то у нас тут все умирают.

Пульс у парнишки подскочил до 160. Приходится вмешаться:

— Степановна, чего ты говоришь? Ведь иногда же выживают.

Перед этим на столе лежал человек, которому под местной анестезией оперировали голень. Операция затянулась, больной кричал, что хочет отлить, и если не дадут, то он просто сдохнет.

Санитарка:

— Доктор! Ну что вы говорите?! Вот перед ним же лежал тут мужик. Как он умирал! Ах, как он умирал.

Утренний обход. Начмед кричит на дежурного хирурга:

— Почему тянули с операцией, чего ждали?

Хирург:

— Мы думали.

— Вы хоть понимаете, что сейчас сказали? Такого словосочетания «хирурги думали» в русском языке не существует. Эти понятия несовместимы!

Анестезиолог — хирургу:

— Ты чего опоздал?

Хирург:

— Ходил на похороны дедушки.

— А что, вас теперь заставляют ходить на похороны своих пациентов?

Молоденькая медсестра объясняет бабушке:

— Это маска, надо дышать кислородом.

Бабушке 93 года.

— Ой, дочка, раньше со мной такого не было.

— Не волнуйтесь, бабушка, все когда-то бывает в первый раз.

Пациентка на гинекологическом кресле. Доктор готовится к осмотру. Отвернувшись в сторону за зеркалами:

— Пожалуйста, оттяните губы.

Обернувшись к больной:

— Ты что, дура, свистеть сюда пришла? Рот закрой.

Жалуется соседка, спрашивает совета:

— Слушай, ну просто не знаю, что с мужем делать. Дурак дураком. Ничего не помнит.

У соседа какое-то странное заболевание, нечто среднее между болезнью Альцгеймера и Паркинсона. А может одновременно то и другое. Не знаю, что и посоветовать.

— Лови позитив. Радуйся, что пока ходит без памперсов.

— Стараюсь, но мне-то что делать? Я ему говорю: «Отдыхай, Вова, вечером от тебя потребуется подвиг».

— Ну и как, справляется?

— Да *censored* там, утром спрашивает, а как я был вчера? Тебе понравилось? Отвечаю, ты был хорош, ты был орел! Счастливый такой, улыбается. А я-то помню, что вчера вечером ничего не было.

— Как ничего не было? Футбол показывали.

Двое пациентов в коридоре. Уролог объясняет одному из них:

— Да, ты должен ежедневно промывать свою уретру раствором фурацилина. Как его сделать? Две таблетки на пол-литра воды. Промывать шприцем, через катетер, желательно трезвым, повторяю — желательно в трезвом состоянии.

Оба смеются. Понимают. Удивительно умные лица. Спрашиваю:

— Слушай, а почему желательно? Скажи, что обязательно трезвым, а то разорвет свою уретру к чертовой матери.

— Да вот даже не знаю, как быть. Скажу, что обязательно трезвым, то он, может, раз в году и промоет. А так снова к нам попадет.

Подслушал диалог врача с пациентом. Врач:

— Коль, а ты чего такой желтый? Сколько уже дней не просыхаешь?

— Неделю.

— Может, отравился? Дерьма какого выпил?

— Нет, только водку пили. Хорошую. В магазине покупали. И название у нее правильное — «Путинка».

Мальчик-гоблин 16-ти лет. Перекошенное лицо идиота с плаката «Папа не пей». Продукт пьяного зачатия. Наследник и продолжатель. Допился до судорог. Папа, алкаш, полковник медицинской службы в отставке. Встревожен:

— Он же у меня почти не пьет. Запоями совсем недавно. Всего года два.

— Так пусть пьет чаще, судороги будут ежедневно. Привыкните.

— Я с ним не пью. Крепкого мы ему не наливаем. Только сухое, коньячок, иногда виски.

Хирург матерится в перевязочной, зашивая бедро пьяной бабе:

— Да не ори ты, *censored*, артерия не задета, сейчас зашьем, и пойдешь ко всем чертям. Это кто ж тебя порезал?

— Родной муж. Моим любимым кухонным ножом.

— *censored*a твой муж, *censored*.

— Да нет, он хороший, дерется, только когда выпьет. Мы с ним уже 30 лет прожили. Сейчас он пьет две недели.

— Твой муж — скотина пьяная. Попал бы куда целился, отдал бы тебя гинекологам, пусть бы зашивали.

Мамаша жалуется на своего сына:

— Слушайте, ну что за молодежь? Уважения — ноль. Вот говорю сыну — поступай в институт, учись, сейчас без специальности не прожить. А то будешь, как твой отец, в старости на диване валяться в рваных трениках, ни работы, ни денег (папа в прошлом — физик-ядерщик). Так он мне отвечает: «Конечно, я не хочу жизнь заканчивать как папа. В старости ничего своего нет, — и добавляет, сученок, — кроме рогов».

ЭТЮДЫ ГУМАНИЗМА

Бабушка. 86 лет. Тромб выскочил из сердца и закупорил правую плечевую артерию. Всю ночь пришлось провести в операционной. Хирурги пытались спасти бабушке руку, реаниматологи — жизнь. Жизнь спасти удалось. Правую руку нет. Проснувшись от наркоза, бабка первым делом устроила скандал:

— Как вы смели мне руку отрезать, да я на вас в суд подам, да я прямо сейчас жалобу напишу.

О том, что осталась в живых и каких трудов это стоило, не знает.