Татьяна Соломатина - От мужского лица (сборник) Страница 19

9.46

Чай расслабляет. В конце концов, если я куда-то опоздал, значит, нечего мне там и делать. По крайней мере, сегодня. Вдруг там засада? Звёздам виднее. К едрене матери их всех, с их заморочками. Что за толк делать все эти бесконечные дела, если и так понятно, что чем закончится? А главное, что все эти мероприятия как-то в стороне от жизни, от сердца. Делаешь что-то, делаешь, крутишься, а в результате? Неужели только ради того, чтобы не сдохнуть от тоски, чтобы не чувствовать себя одиноким? Неужели все наши мнимые дела есть лишь порождение нашей собственной лени? Да не может быть! К чёрту! Никуда не поеду сегодня. Где телефон? Надо выключить звук и засунуть аппарат куда-нибудь подальше. Вечером посмотрю, кому я там понадобился.

9.47

Погода располагает — тепло и моросит дождь. Может, ещё поспать? Бездарно…

9.49

Пойду почитаю немного для начала. Та-ак, что у нас здесь?… Рыться в книгах — удовольствие, всегда можно найти что-нибудь.

10.08

«Красногвардеец».…Слоняться буйной оравой.

Стать всем своим невтерпёж.

И умереть под канавой

Расстрелянным за грабёж.[4]

Ну, отлично! Что может быть более кстати сегодня? Вообще, конечно, всё последовательно — толпа, вседозволенность, бред массового сознания и смерть. Он написал это уже в Крыму, сбежав из Одессы, охваченной красным террором. Сбежал, я думаю, потому, что не очень получалось, хотя и хотелось, оставаться в чистом искусстве среди погромов, хамства, грабежа и расстрелов. Когда читаешь в газете о гибели ста человек — тебя это мало беспокоит. Когда босяк харкает непосредственно в твоё лицо, грозя револьвером, — думать о высоком слоге тяжеловато. Надо делать ноги. Мы все в душе или красноармейцы, или бегущие от них. Бирюльки для взрослых мальчиков и девочек. В красные, зелёные и голубые играй, а в чёрные, жёлтые и коричневые не играй. Какая разница? Бр-р-р-р… А разница в том, что когда одни насилуют дочерей своих братьев, другие распевают «Народу Русскому: Я скорбный Ангел Мщенья…»[5]

10.11

Надо поесть. Пожалуй, это будет омлет. Большой, из пяти яиц, со слегка обжаренным луком, помидорами, в корочке запёкшегося сыра и в конце посыпанный мелко нарезанным укропом. Пара бутербродов со сливочным маслом. Да, ещё пара сосисок, порезанных и обжаренных, с холодным нежным горошком на гарнир. Чашка кофе с молоком — это с бутербродами. С омлетом и сосисками — пиво? Нет. Вино. Где-то стояла бутылка со столовым красным… Есть. Отлично.

10.27

Ну-с, начнём.

10.35

Готовить приятнее, чем есть. Честное слово. Готовить — это стильно. Просто многие из нас уже забыли, что такое чувство настоящего голода. Пожирать глазами — вот удел нашего времени. В прямом и переносном смысле. Голод утоляется быстро, а на алтаре стиля медленно прогорают время, здоровье и личная сила каждого, предназначенная для чего-то большего.

11.14

Поев, выхожу на улицу, прихватив с собой кофе. Поднялся сильный ветер. Холод отрезвляет и собирает в кучу. Можно было бы побежать, прямо через поле, туда — откуда он дует. Найти место, где он рождается, и полететь, полететь вместе с ним. Над домом, над городом, над дорогами, над толпами и над суетой. Лететь громко, посылая всё к чёрту…

Грозовые облака почти до сумерек сгущают дневной свет, и от них начинают отрываться и падать с шумом на землю крупные капли воды. Не может быть, чтобы вся эта красота танцевала только для нас…

Духи видят нас в потёмках

Электрических сует

Духи рыщут над позёмкой

В каплях ночи чуя свет

Духи видят нас больными

За стенами кирпича

Духи буйствуют здоровьем

По равнинам топоча

Духи видят наши судьбы

Перевёрнутые вспять

Духи будут ждать когда мы

Здесь появимся опять

Чтоб увидеть нас больными

За стенами кирпича

И испуганные лица

За спинами хохоча

11.37

Сижу на террасе и курю в метре от сплошной стены ливня. Сигареты и дождь как-то связаны друг с другом. Не знаю как, но я выкуриваю штуки три подряд, прежде чем отключаюсь от картинки. Всё-таки слишком холодно…

11.52

В доме как-то пусто, неуютно. Может, посмотреть, кто звонил? Нет — это всё равно что влезть в рой комаров. Открываю бутылку молока, ставлю диск и ложусь на диван. Накрываю ноги пледом. «Облако-рай»[6]. То, что нужно! Никакой патетики. Не считая самой песни — одна сплошная вера в человека…

13.12

Фильм закончился. Вместе с ним закончилось полуторачасовое замещение. Если бы кто-то позвонил или пришёл, цикл замещений продолжился бы. Но телефон выключен. Ад — это когда нельзя улизнуть, когда непрерывно приходится быть самим собой, не соглашаясь с этим. Родиться людьми и мучиться, изо всех сил пытаясь оставаться ими. Да мы просто не знаем, с какой стороны подходить к благодати. Туристы, блин!

13.15

Пожалуй, надо выпить. Допинг. Может помочь. Или сделать ещё хуже! Да ладно… Вторая, третья… Четвёртая рюмка. Ложусь на пол и закрываю глаза. Господи, как бесконечно давно я не был счастлив. Это ужасно больно — не помнить счастья. Уж лучше бы я не испытывал его никогда. Сожалеть глупо…

Небольшой сруб под развесистым, очень старым дубом. Ранняя осень. Солнце уже растаяло в крыльях далёкого циклона над горизонтом. Багрянец неба, тишина и покой. Можно умереть от счастья. И журавли…

Росчерком пера

На который упала

Капля воды

Быстро стекая

Расписалась стая

На розовой гуаши

Реактивных следов

За ступенью лесов

Туманами тая, тая

13.47

Тащусь к столу. Может быть, сегодня придут слова. Ещё глоток коньяка. Бумага, карандаши — все остро отточены… Со словами всегда творится что-то странное. То они цепко и твёрдо расчерчивают лист, создавая фигуры, которыми любуешься, то вьются замысловато, бесформенно и бесцельно, пачкая бумагу и мысли…

А бывает, как сейчас, начинают вдруг ни с того ни с сего выворачиваться наизнанку, заглатывая свой хвост, закручиваться в ленту Мёбиуса. Слово, потом мысль, образ, потом воспоминание, а затем настоящее живое существо, что несёт перед собой этот образ как транспарант. Потом его мысли… А затем всё рушится, мир приходит в негодность… Слова. Они разрушаются в голове. По одному и тысячами, они втягиваются и пропадают в воронке невосполнимого времени. Страна мёртвых слов. Слов, за которыми буквально больше ничего не стоит и после которых уже, вероятно, ничего не будет. Скорее всего, они всегда были лишними, пустой оболочкой, камуфляжем, скрывающим что-то недоступное и холодное, нечеловеческое…

Слова, слова

Я был богат словами…

Но кануло.

Их заменило знание

Простых вещей в природе человека…

Предметное мышление, лишённое опоры содержания.

Предметов больше нет. Смешно…

И нет боязни тления.

И мир неадекватен сам себе.

И жизнь,

В круги мишени сузившая время,

Сплетает лотос в образе, вовне…

Держи-ись!!!

За те слова, в которых…

В которых пыль?

Или в которых смрад?

Ты кто?

Я хаос.

Боже!

Тень его всего лишь.

Не бойся и не оставайся здесь.

Инверсия сознанья и бытья

Свершилась!

Чудо стало явью.

А явь, обрюзгшая пыльцой материи, вдрызг!

И разлете-елась…

Ха-ха-ха-хаа…

Вначале было Слово.

18.14

Выскакиваю из дремоты. Заснул, полулёжа в кресле. Кажется, что-то снилось. Недопитый чай остыл. Курить не хочется. Похмелье тяжёлого дневного сна, хмарь и тоска… Наверное, можно ещё сделать что-то толковое, как-то умно и внимательно распорядиться остатками вечера, а не валяться тут, как болван, занимаясь самоедством и отказываясь принять очевидный факт банальной, а посему практически неуязвимой лени. Фон, фон, фон… Печаль — фон нашей жизни. Диктатура разума. Нужно встать и улизнуть куда-нибудь — незаметно. От дома, от себя, от мыслей. Что-то перенастроить, наладить, запустить по новой и вернуться. Ещё один раз…