Александр Бахвалов - Время лгать и праздновать Страница 19

Сильно наморщив лоб, она очень старалась понять, кто кому и насколько брат, но, кажется, не успела. Пихнув ногой дверь, Лариса Константиновна вошла с кофейником, чашками, сахарницей, что вместе с подносом складывалось в восточный сервиз редкостной работы: надо полагать, кое-что осталось от того времени, когда она «не работала и пеше не ходила».

Взяв на себя заботу о госте, Лариса Константиновна управлялась мастерски. Нерецкой только дивился, наблюдая ее в роли хозяйки. Если в кафе он видел просительницу, таявшую в подобострастии, на улице — разъяренную мегеру, без всякого стеснения обливающую грязью того, перед кем только что заискивала, то сейчас перед ним сидела дама рассудительная, сдержанная, исполненная спокойного самоуважения. Освещая их с дочерью житье-бытье, она произносила слова то с патетической горечью, то жалостливо, со слезой, то смиренно-иронически, когда сопоставляла их теперешнюю подлинную «никуда не годную» жизнь с теми измышлениями, какие он мог бы услышать от недоброжелателей.

— Про нас говорят, мы тут мед пьем!.. А мы — как заложники на самолете!.. — Она дважды повторила это сравнение.

Нет, нет, она не жалуется, избави бог, ей просто приятно отвести душу, поделиться с ровней — таким же порядочным человеком — ужасными сведениями о до самого последнего времени неведомой ей (как и ему, конечно) людской подлости.

Лариса Константиновна живописала черные дела врагов и неблагодарность друзей так располагающе беззлобно, с таким великодушным всепрощением, что, допивая третью чашку пенистого зелья, Нерецкой и не заметил, как втянулся в игру на стороне мамы с дочкой.

— И это называется люди?.. — взывала к нему Лариса Константиновна, и на лице Нерецкого послушно изображалось: нет, это не люди. Он и не предполагал, что ему это свойственно — проникаться расположением к первым встречным. Или это сегодня он такой отзывчивый?.. Вот и Курослепа выслушивал очень сочувственно. День открытых дверей.

Нерецкой сидел с одного боку письменного стола, Костантия с другого, Лариса Константиновна расположилась посредине, плотно втиснувшись между подлокотниками рабочего кресла. Переводя взгляд с матери на дочь, не проронившую ни звука с той минуты, как за дело принялась Лариса Константиновна, он не без иронии к своему столь быстрому приручению («Хоть бы пригляделся к компании…») пытался понять, чем они похожи. Приметы схожести были очевидны и неуловимы. «Общность породы. Они похожи, как чайная ложка и кувшин из кофейного сервиза. С годами у дочери все дозреет и сравнится с материнским — размеры и манеры, нрав и норов».

На прощание Лариса Константиновна певуче говорила о приятности знакомства, подсказала, как «удобне́й» добраться до Сибирской, и даже поблагодарила за помощь, присовокупив:

— Среди молодежи редко встретишь такое воспитание!..

И когда дочь вознамерилась проводить гостя, мать дала понять, что подобные знаки внимания — в обычаях дома.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказала Костантия, едва они вышли во двор. — Отойдемте подальше, а то в сараях ночуют голубятники, голубей стерегут.

Остановились у глухой стены соседнего дома, под одним из тех деревьев, которые называют американскими кленами и у которых ни вида, ни путевой древесины, ни плотной кроны, чтобы укрыться от дождя. Темнота, уединение, шелестящие под дождем листья навязывали стоянию амурное содержание.

— У нас противно, да?..

Как ни туманны были ожидания, вопрос прозвучал неожиданно.

— Не понял.

— Жилье позорное. К нам никто не ходит… — И, помолчав, снова озадачила: — А чего вы на меня совсем не смотрели? Не показалась?..

«Ничего не скажешь, мужчины оставили след в ее биографии: папашу посадили, от жениха один смычок остался, тут и свихнуться недолго — на почве самоуничижения».

— Теперь понял. Отец попал в переплет, друзья разбежались, и вы решили, что жизнь не удалась. Глупо. Мало что в семьях случается, что же всем от мала до велика в петлю лезть?.. Грех вам, такой… красивой, падать духом.

— Легко сказать… Как мы жили раньше и как теперь… На меня знакомые смотрят как на уцененную… Остался один — если вам сказать — ахнете. И старше на десять лет… Обещает материально поддержать и вообще — говорит, на все готов. Только я ему не очень верю.

— Да? Почему?.. — «Э, голубушка, да у тебя определенно «давление в черепке» и как следствие девиации — склонность к саморазоблачительным разговорам, своего рода публичным раздеваниям».

— Ну, знаете, все-таки раньше я его отшивала… Понадеешься, а он за прошлое отыграется и — я вас не видел, вы меня не знаете.

Струйка воды с дерева угодила в аккурат за шиворот. Приподняв воротник, Нерецкой подумал, что ей сейчас хорошо бы что-нибудь отрезвляющее, вроде воды за шиворот.

— Наверное, спите плохо, а?.. Бывает, покажется, с ума сходите?.. Угадал?..

— А как сходят с ума?..

— Всяк по-своему, но всем охота украдкой соскользнуть туда, где все понятно… — Он наклонился к ее лицу и «доверительно» понизил голос: — Говорите, все разбежались, а один остался?.. Но ведь это кое-что о нем говорит, а?.. Извините, мне пора, дома голодный попугай.

— Придете еще? Приходите когда-нибудь — когда хотите!.. Днем мать на работе, а я всегда дома. Придете?..

Он зачем-то пообещал и даже выразил сожаление, что не сможет заглянуть раньше возвращения из отпуска.

Несмотря на моросящий дождь, шел пешком — все с тем же умыслом проветриться, не то на предполетном осмотре врач обнаружит «остаточные явления» у человека, которого считают непьющим.

«Знала бы Зоя, где меня носит!.. Два месяца благополучно держался на расстоянии от «почти родственника» и — на тебе! В одночасье сподобился и застолья, и дружеских откровений, и знакомства со всеми его разностильными приятельницами.

Самое неожиданное — Курослепова способность выкладываться как на духу. Надо же — прорвало!.. А там кто его знает, может быть, и неспроста битый час посвящал меня в  и х  дела… Ну, о себе, куда ни шло. Об Иване. А об отце зачем?.. Или — поносил своего родителя, дабы показать, с каким скотом жила  м о я  мать?.. Вживить в меня сие обстоятельство, как нас сближающее?.. Не слишком ли сложно?.. Нет, наверное. Злобе всякий укол хорош.

А если всего лишь элементарная невоспитанность, плебейская бестактность — он же потрафляет плебею в себе?..

Или все дело как раз в том, что они плохо уживаются — он и его плебей — потому и взорвался в бильярдной. Трудно им в одной шкуре: чрезмерная возбудимость одного понуждает другого к задушевным беседам.

Свойство, сближающее его с Ларисой Константиновной. Разве что та не станет рефлектировать по поводу своей разноликости — состав души попроще, запросы однозначнее. В ее наборе личин цельность, в разнообразии состояний единство.

Скверный, однако, осадок оставили Курослеповы излияния. Как будто пришел некто, разворошил все закоулочное, перетряс кучу старья, о котором тебе меньше всего хотелось бы знать, да еще принудил всматриваться, взвешивать, оценивать весь этот хлам!..

Обвинял, обличал, впадал в лирику, жаловался, и все так, будто метил во что-то во мне, чтобы я полнее разгадал, что у него на уме. И все таким тоном, будто он обязан выложиться, а я — его выслушать. И, опять же подобно Ларисе Константиновне, преподносил все так, что его нельзя было воспринимать иначе как только в нужном ему смысле.

Хотел бы я знать, чего он добивался… Ведь добивался он чего-то? Не станет же человек выворачиваться наизнанку, чтобы убедить собеседника в правильности избранного способа существования?.. Или он не очень уверен, что этот способ убедительно противостоит никуда не годной Ивановой жизни?..

Да, все это говорилось мне главным образом потому, что я далек от Ивана. В изображении Курослепа Иванова жизнь представала как непригодная для подражания уже потому, что он не достиг того положения, которое говорило бы об успехе, удаче в Курослеповом смысле.

Он избрал меня своим поверенным еще и потому, что в его представлении я безусловный антипод Ивану, то есть человек, который избрал верный путь и теперь живет «как надо». Потому Курослеп и начал выступление с восхитившей его картинки из моей жизни. С какой стороны ни глянь, я для него преуспевающий единоверец. Ни больше ни меньше. Черт знает что! Как будто это честь для меня.

Во всяком случае, ты больше не будешь думать о нем как о человеке малознакомом, о ком судишь по внешним приметам. Внешне люди в большинстве заурядны, ну а сегодня ты убедился, что и самый заурядный из них совсем не прост — тем же обособленным взглядом на людей. И чем короче расстояние, отделяющее взгляды таких субъектов от их действий, тем они опаснее. Дело в конце концов не в рассуждениях Курослепа на модную тему о духовном обнищании России, о великом множестве и разнообразии человечьей низости, или — об Ивановой никчемной праведности… Он выговаривался с умыслом обосновать право жить по-крысиному.