Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях] Страница 19

— Проснулся? — спросила Эвелина.

Лапидус молча смотрел на стену.

Надписи на ней изменились, теперь вместо «ХОЧУ ЕБАТЬСЯ!» было написано «ВХОД В АД!», а вместо «ДВЕ БЛИЗНЯШКИ ПО УТРУ ТРАХАЛИСЬ КАК КЕНГУРУ!» и «ДВЕ БЛИЗНЯШКИ ОДИН ЧЛЕН ОТСОСАЛИ НАСОВСЕМ!» можно было прочитать всего два слова: «ОН ИДЕТ!»

— Кто идет? — спросил у Эвелины Лапидус.

— Тут же ясно написано, — раздраженно ответила Эвелина: — Он идет!

— Вот я и спрашиваю: кто это — он!

— Не знаю, — сказала Эвелина, — но надо сматываться!

— А куда? — спросил Лапидус, — в Испанию?

— Если бы был пакет… — все так же раздраженно сказала Эвелина, — тогда можно было бы и в Испанию, а сейчас… Пошли!

Лапидус послушно пошел вслед за Эвелиной, вот только еще раз обернувшись, чтобы посмотреть на стену. Она была бетонная и без всяких надписей, возле стены сидела довольная крыса и потирала лапки.

— Они нас ждут? — спросил Лапидус.

— Не знаю, — не поворачиваясь, ответила Эвелина, — будем надеяться, что нет.

— А на чем мы поедем?

— На машине, — сказала Эвелина.

— А если они ее заминировали?

— Тогда взорвемся! — огрызнулась Эвелина и добавила: — Ты много смотришь телевизор!

— Много! — согласился Лапидус.

— Вот я и говорю, — сказала Эвелина, заворачивая за какой–то угол, где, по всей видимости, должен был быть выход с чердака, — ты слишком много смотришь телевизор, а потому тебе и мерещится всякая чушь…

— Но ведь они могут заминировать машину!

— Могут, — согласилась Эвелина.

— И тогда мы взорвемся!

— Взорвемся, — опять согласилась Эвелина, подходя к выходу.

— Тогда при чем здесь телевизор? — спросил Лапидус.

— Господи, — сказала Эвелина, — как ты меня достал за сегодняшний день, ты бы знал!

— А он еще не кончился? — спросил Лапидус.

— Кто — он? — переспросила Эвелина.

— Сегодняшний день, — уточнил Лапидус.

Эвелина посмотрела на запястье. До полуночи оставалось две минуты, так как ее маленькие наручные часы показывали двадцать три пятьдесят восемь.

— Через две минуты наступит завтра, — сказала Эвелина, выбираясь с чердака на захламленную лестничную площадку то ли соседнего, то ли еще более дальнего подъезда.

— Ты в этом уверена? — спросил Лапидус.

— Уже наступил, — сказала Эвелина, поджидая, пока Лапидус не проделает тот же самый путь, что и она минуту назад.

— Кто наступил? — поинтересовался Лапидус, выбираясь с чердака на захламленную лестничную площадку то ли соседнего, то ли еще более дальнего подъезда.

— Следующий день, — сказала Эвелина. — Третье июня.

— И мы еще живы, — удивленно сказал сам себе Лапидус.

Эвелина нажала кнопку лифта.

Кнопка не зажглась.

— Блядство! — выругалась Эвелина. — Пешком придется!

— Мы еще живы! — опять повторил Лапидус, быстренько сбегая вслед за Эвелиной вниз по лестнице.

— Не топочи так, — приказала она, — а то пока жив, а потом — нет!

— Куда мы сейчас? — спросил Лапидус, когда они уже оказались во дворе, и Эвелина торопливо, отчего–то пригибаясь, как при обстреле, направилась к своей машине.

— Мне надо тебя спрятать, — сказала Эвелина, садясь в машину, — хотя бы до утра. До восьми утра…

— А почему до восьми? — спросил Лапидус.

— Когда все это у тебя началось? В восемь?

— Да, — сказал Лапидус, вчера, второго июня, в восемь утра я сел не в тот троллейбус, там еще…

— Давай быстрее, — оборвала его Эвелина, — а то сегодня никаких восьми утра уже не будет!

— Ну и где ты меня спрячешь? — спросил Лапидус, когда Эвелина уже выехала со двора на улицу.

— Я хочу тебя спрятать у себя на работе, — сказала Эвелина, — больше мне ничего пока не приходит в голову!

— А где у тебя работа? — поинтересовался Лапидус.

— Я работаю на телевидении! — ответила Эвелина, увеличивая скорость.

— Не могу вспомнить, — задумчиво проговорил Лапидус, — никак не могу вспомнить…

— Чего? — недовольно спросила Эвелина.

— Куда мы тогда шли с дедом по узкоколейке…

— Меченый, — сказала Эвелина голосом Манго — Манго, — все же ты, Лапидус, меченый!

Лапидус 12

Лапидус принюхался — из окна машины пахло надвигающейся грозой.

Лапидус посмотрел на Эвелину — она была без очков. Видимо, забыла. Или в квартире, или на чердаке. Лапидус подумал, когда видел ее в последний раз в очках и вспомнил, что это было уже очень давно, еще утром, когда шла гроза и она остановила машину у обочины.

— Дождь пойдет, — сказал Лапидус, мрачно уставясь в лобовое стекло.

— Бензин заканчивается, — ответила ему Эвелина.

— Это плохо… — тем же тоном сказал Лапидус.

— Надо заправиться, — пробормотала Эвелина и повернула машину куда–то влево.

Лапидус опять посмотрел в приоткрытое боковое стекло. Они ехали по ночной молчаливой улице, из окна все так же пахло надвигающейся грозой. Над улицей нависали дома, ровной, утомительной шеренгой, девяти и двенадцатиэтажные однотипные дома, в редких окнах горел свет — три–четыре окна на весь дом.

По некоторым из домов отчетливо пробегали хорошо заметные голубые искры.

Эвелина повернула машину вправо, шеренга домов тоже повернула вправо.

Голубых искр стало больше, они собирались в гроздья и нависали над балконами.

— Какие славные пчелки, — подумал Лапидус, повернул голову в сторону Эвелины и ему опять захотелось кричать: за рулем, сосредоточенно глядя на дорогу, сидела крашеная блондинка с пухлыми, чуть подкрашенными губами. Его бывшая начальница.

Лапидус посмотрел в сторону домов: пчелок становилось все больше и больше, голубые искрящиеся гирлянды, висящие гроздьями над балконами, как мидии или устрицы, ракушки и раковины, собирающие, втягивающие в себя все, что окружало Лапидуса.

— Ненавижу! — сказал Лапидус, глядя на начальницу.

— Успокойся, — ответила Эвелина, делая очередной дежурный поворот.

— Ненавижу, — повторил Лапидус и осклабился.

— У тебя что, крыша поехала? — спокойно сказала Эвелина.

— Это все из–за тебя! — прорычал Лапидус, думая, как бы ему сделать так, чтобы крашеная блондинка навсегда убралась из его жизни.

Искрящиеся голубые гроздья начали спускаться к земле.

— Тебя надо привязать к дереву, — сказал Лапидус, — к большой сосне…

— И что дальше? — так же спокойно спросила Эвелина, глядя на дорогу.

— Тебя когда–нибудь привязывали к сосне? — не унимался Лапидус.

— Можно подумать, — промурлыкала Эвелина, — что тебя привязывали.

— Ненавижу! — закричал Лапидус и попытался вырваться.

Его держали двое, тот, что был постарше, быстренько зажал ему рот рукой.

Лапидус попытался крикнуть снова, но получилось какое–то мерзкое, хриплое бульканье.

— Чего молчишь? — спросила Эвелина.

Лапидус, сидящий рядом с Эвелиной, смотрел на того Лапидуса, которого держали двое. На совсем еще юного Лапидуса, Лапидуса, которому было двенадцать лет. А может, что и десять — точно Лапидус не помнил.

Его держали двое и один из них зажал ему рот рукой.

Машина вновь повернула, искрящиеся голубые гроздья достигли уже самой земли, вот–вот, как должна была начаться гроза.

— Он меня достал, — сказал тот, что постарше, — он меня достает каждый день, ходит за нами, ходит…

— Его надо привязать к дереву, — сказал второй, не такой тощий и со светлыми волосами, — давай, привяжем его к дереву и оставим до вечера.

Лапидус посмотрел на солнце, оно было в зените.

Лапидус посмотрел на начальницу. Начальница кривовато улыбнулась Лапидусу и сказала: — Что, допрыгался?

Голубые искрящиеся гроздья внезапно начали бешено вращаться, сливаясь в один гигантский шар. Прозвучал первый раскат грома.

— Этого еще не хватало, — сказала Эвелина.

Лапидус вновь попытался еще раз прокричать «Ненавижу!», но вместо слов опять получилось хрипловатое бульканье. Можно было, конечно, укусить зажавшую рот руку, но тогда стало бы еще хуже — это Лапидус знал, как знал и то, что эти двое действительно привяжут его к дереву.

Начальница осклабилась и Лапидусу показалось, что изо рта у нее растут клыки — два белых, длинных и очень острых клыка торчали по уголкам рта. Один — в левом углу, другой — в правом, сейчас она наклонится к Лапидусу, нежно обнимет его за шею и прикоснется клыками к горлу.

Из гигантского искрящегося шара ударила молния, вслед за ней прозвучал второй удар грома.

— Влипли, — сказала Эвелина.

— У меня есть идея, — засмеялся тот, что зажимал Лапидусу рот рукой.

Второй ничего не ответил, только хмыкнул.

— Он все хочет, чтобы мы поиграли с ним в индейцев, а что делают индейцы со своими пленниками?