Доминик Дьен - Голубой дом Страница 19

— Да, такова жизнь… Ты выглядишь потрясающе!

— Спасибо… Поехали?

Милу жил в усадьбе, называемой «Старые виноградники», — семейном владении, расположенном в двадцати километрах от Сариетт. Майя была рада увидеть Милу. В детстве она часто играла с ним, когда они приезжали в Ашбери. Ей показалось, что он стал еще больше похож на свою мать. Счастье сделало его красивым. Изабель, стоявшая за ним, держала на руках Альфреда. У нее были длинные темные волосы. От нее пахло малиной. Сердце Майи сжалось, когда она сама взяла Альфреда на руки. Он был таким легким… И у него были голубые глаза, как у Мориса. Расчувствовавшись, Майя прослезилась, что вызвало смех у Милу и улыбку у Мориса, который с нежностью смотрел на нее.

Они ужинали в саду. Ребенок играл со складками скатерти, сидя на земле рядом с ними. Морис и Милу обсуждали урожай фруктов и предстоящий сбор винограда. Еще они говорили об инвентаре, который предстояло закупить как можно скорее. Майе нравилось слушать, как они разговаривают. Все это было так непохоже на парижские застольные беседы в четырех стенах!

Когда Морис повез Майю домой, было едва десять вечера. Сквозь открытые окна машины доносились ароматы вечерних цветов. Воздух был свежим и теплым.

— У меня есть для тебя небольшой сюрприз. После нашей встречи мне вдруг захотелось снова послушать мои старые пластинки. В общем, я переписал пару-тройку из них на кассету, чтобы слушать в машине. — Морис вынул из бардачка кассету и вставил ее в автомагнитолу. — Вот послушай-ка.

— «Light my fire»! Кажется, благодаря мне ты помолодел!

— Вот именно!

— Все-таки есть вещи, которые теряются с возрастом! Я, например, уже не смеюсь так, как раньше. А ведь это было так здорово — хохотать во все горло! А ты стал таким серьезным!

— Что, правда?

— Да… Хотя, конечно, мэру Сариетт, побратавшегося с таким изысканным городом, как Кармель, не к лицу разгильдяйство!

Морис улыбнулся и остановил машину, съехав на проселочную дорогу, перпендикулярную шоссе. Он выключил фары, отмотал назад пленку и поставил звук на полную мощность. Затем вышел, открыл пассажирскую дверь и пригласил Майю танцевать прямо на дороге. Она рассмеялась и позволила закружить себя в сгущающихся сумерках. Она сознавала, как нелепо они выглядят со стороны — пожилая пара, решившая вспомнить молодость. Ее удивило, что Морис так хорошо помнит все слова песни. Потом она начала танцевать под «Soul Kitchen». Она чувствовала себя совершенно счастливой.

Потом они снова уселись в машину. Дверцы автомобиля оставались открытыми. Джим Моррисон пел «Crystal Ship». Теперь его голос понизился почти до шепота в нежном вечернем сумраке. Раньше они в такой ситуации наверняка забили бы косячок.

Морис пристально смотрел на Майю. Затем склонился над ней, чтобы поцеловать. Их губы сблизились, сомкнулись, почувствовали вкус друг друга и начали скользить вверх-вниз медленно и нежно. Поцелуй был долгим — настоящий поцелуй влюбленных. Так целуются в переходах метро и на вокзальных перронах, на танцевальных вечеринках и накануне расставаний…

Майя чувствовала, как их языки сплетаются, а рука Мориса гладит ее грудь. Она застонала от удовольствия и теснее придвинулась к нему. Ей в бедро впился переключатель скоростей, но ей было наплевать. Морис склонил голову к ее груди. Майя задрала футболку, спустила бретельки лифчика, мельком подумав, что ей вообще не стоило его надевать, и Морис начал обводить ее соски кончиком языка. Майя издала резкий вскрик и подалась вперед всем телом, словно призывая: «Возьми меня!»

Морис осторожно вышел из машины и уложил Майю на заднее сиденье. Потом захлопнул дверцы. Кассета кончилась.

Прерывистое дыхание обоих заглушало скольжение рук и шорох одежды. Морис приподнял юбку Майи и стянул с нее трусики до колен. Майя даже не знала, что возбуждает ее сильнее — сознание того, что она занимается любовью на заднем сиденье машины, или рука Мориса на раскрытом влагалище. Она спрашивала себя, куда двинется его рука, представила, как рука Мориса скользит вдоль ее половых губ, затем пальцы нежно сжимают клитор… Миг желания, предшествовавший безмерному наслаждению, был волшебным, ошеломляющим, могущественным. Майя застонала, раздвигая ноги.

Морис просунул средний палец в глубину вагины Майи. Магия была разрушена. Не этого она хотела — не так сразу, не в такой манере. Она хотела ощущать, как пальцы Мориса скользят вдоль складочек ее тайной плоти… Она хотела, чтобы его язык ласкал ее кожу, хотела чувственности, эротизма. Ей совершенно не хотелось механического движения его пальца туда-сюда — это причиняло ей боль.

Майя отвернулась. Она была разочарована. Тут она вдруг поняла, что сама не ласкает член Мориса. Из чувства справедливости она принялась расстегивать пуговицы на его брюках. Но Морис жестом остановил ее и сел. Майя посмотрела на себя — ноги раздвинуты, ступни закинуты на спинку переднего сиденья. Она почувствовала себя смешной. Теперь она уже не могла заставить себя взять в руки член Мориса. Она натянула трусики и тоже села. Ей было стыдно.

Так они сидели какое-то время, молчаливые и неподвижные, на заднем сиденье машины.

— Я отвезу тебя домой? — тихо спросил Морис.

— Да, пожалуйста…

Автомобиль медленно тронулся с места. Майя положила руку на руку Мориса.

— Зайдешь ко мне? — прошептала она, когда они подъехали к дому.

— Думаю, лучше не стоит…

— Как хочешь… Мы могли бы, как прошлой ночью, просто лежать рядом и ничего не делать… Это так же хорошо…

— Нет, Майя, я поеду.

Он поцеловал ее в волосы. Майя заплакала, сама не понимая почему.

— Ты действительно хочешь, чтобы я остался у тебя ненадолго?

— Да, пожалуйста…

— Я не могу доставить тебе удовольствия… — В голосе Мориса звучала горечь.

— Вовсе нет, вначале все было прекрасно! Не знаю, наверное, ты прав — между нами это происходит как-то странно. Может быть, нужно сделать перерыв, а потом попробовать еще раз…

— Скажешь мне, когда надумаешь! — Морис распахнул пассажирскую дверцу, не выходя из машины. Тон его был резким, лицо словно окаменело.

Автомобиль резко рванул с места. Поднимаясь наверх, в свою спальню, Майя думала, что даже не знает, каков на ощупь его член. Как она могла представлять себе его тело, если касалась его лишь кончиками пальцев? Да и то это было один-единственный раз. Была какая-то несправедливость в том, что у нее не осталось ничего, тогда как Морис унес с собой запах ее влагалища и жар ее плоти там, в глубине. Забудет ли он об этом и просто вымоет руки душистым мылом? Или поднесет к лицу средний палец и оближет его, думая о ней, перед тем как заснуть? Если бы она перехватила у него инициативу и сама начала ласкать его, может быть, смогла бы вовлечь его в нужный ритм медленного скольжения?.. Может быть… Но она была столь же нетерпелива. Что она сама знала о желаниях Мориса? Ничего. Майе было жаль их тел, не получивших друг от друга того, чего хотели. Их оскорбленной невинности. Испорченного удовольствия. Но, может быть, завтра…

Глава 15

СИДЯ на каменной скамье в саду Аронса, Майя ожидала возвращения матери. Было одиннадцать утра. Она забыла, что это рыночный день. Но Ева, должно быть, уже скоро вернется.

Она представила себе реакцию Евы на второй день после того, как они поругались. Майя усмехнулась про себя — наверняка у нее сейчас был тот же упрямый вид, что и в детстве.

— Ты хочешь извиниться?

Ироничный голос Евы прервал ее размышления. Она не заметила, как та подошла.

— За что? За то, что собственная мать выгнала меня из дома?

— Что тебе нужно?

— Забрать мои пластинки!

— Они там, где ты их оставила, — сказала Ева, входя в дом.

Майя прошла следом за матерью в мастерскую. В комнате пахло виски и застарелым табаком. Бордовое покрывало из акрила было сбито в угол дивана, в противоположном углу валялись две подушки. Ева протянула дочери пластиковый пакет, в котором лежали пластинки. Майя взяла его и сделала вид, что собирается уходить, потом резко повернулась к матери. На ее лице отражался гнев, который она больше не пыталась скрывать.

— Кто такой этот Архангел? — выкрикнула она.

— Ты с ума сошла! Ты прекрасно знаешь, кто он!

— Не считай меня дурой! Кем он был для нашей семьи, какую роль играл? Он никогда не расставался с вами — с отцом и с тобой! Почему?

— Во-первых, он не всегда жил здесь. Во-вторых, он был лучшим другом твоего отца. Они были неразлучны… Есть вещи, которых ты не понимаешь…

— Да, ты права, я действительно не понимаю. Так объясни мне!

— Нечего тут объяснять! Я познакомилась с ними обоими на фестивале изящных искусств. Они тогда учились на первом курсе университета, изучали социологию. Им обоим было по семнадцать лет. Они были очень близки. Мне тогда было двадцать пять, я закончила обучение… Почему ты думаешь, что я их поссорила? Архангел оставался другом Алена до самого конца.