Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста Страница 2

Как никто, понимали мы эти муки и все предлагали Ангелу свой честный бизнес: «Ла-Гвардия» – доллар, «Кеннеди» – два, но он был тверд, как скала. «Нет, нет и еще раз нет!» – отвечал нам неподкупный Ангел. Пусть арабка совсем потеряла совесть, он не станет пачкаться и – рисковать…

Дело в том, что «продавать аэропорты» таксистам – тяжкий грех не только перед Богом. Свой пост может потерять швейцар из-за пакостников – кэбби. Потому что таксист, хоть и сам же сует свой доллар, если пассажир, за которого он заплатил, вдруг передумает и велит везти его не в Кеннеди, а к автобусу, отправляющемуся в аэропорт, – может запросто, посреди дороги вышвырнуть из машины и пассажира, и его багаж, вернуться к отелю и закатить швейцару скандальчик: ты, мол, деньги взял, а сунул мне – что?! Они же горло готовы перегрызть за свой несчастный доллар. Как иметь с ними дело?..

Со стороны, конечно, вам легко рассуждать: ну, и не имей, дескать, с таксистами никаких «дел», если не велит начальство, если деньги эти и вправду грязные… Так ведь кто спорит? Таксистские доллары, разумеется, грязные, но зато ведь их много… А ну-ка, прикиньте: на каждые две-три сотни гостей, ежедневно покидающих отель, минимум, пятьдесят человек нанимают кэб до «Ла-Гвардии», десятка два-три – до «Кеннеди», а кое-кто улетает и из аэропорта Ньюарк… Поняли, чем это пахнет? Чуть ли не сотню в день суют таксисты швейцару! А в месяц? А в год?.. Вот и скажите теперь, что вы сделали бы, очутись вы на месте Ангела? Уверен, ничего путного вы не придумали бы, как не придумал до Ангела ни один швейцар, и пихали бы в карман запретные деньги, пока не полетели бы с работы, как Боб из «Шератона», как Джо из «Холидей Инн», и кусали бы потом себе локти…

Никогда не забыть мне тот день, когда среди таксистов толькотолько распространился еще не проверенный слух, будто Ангел стал давать аэропорты! И тому, говорят, дал «Кеннеди», и этому. Взволнованный, я поспешил к отелю. И увидел: для гостя без чемоданов Ангел остановил проезжавшее мимо такси, а когда рассыльный выкатил тележку с багажом, швейцар вызвал первую машину – из желтой очереди! Сомнений не было: Ангел давал аэропорты, но, оказывается, денег он по-прежнему не брал.

Промышлявших под его отелем таксистов башковитый швейцар обложил натуральным налогом. С кого возьмет утиную ногу, а с кого – половинку банана, яблоко, крутое яичко или сырок. Снедь эту Ангел заглатывал, не привередничая, и в любой последовательности. Уроженец Британской Гвианы, он довольно быстро привык к нашим русским пирожкам с капустой, к шибающей чесноком украинской колбасе и совсем перестал тратиться на шиш-кебабы, за что лютая торговка его возненавидела и стала обзывать обезьяной.

– Манки![2] – кричала она через дорогу.

Но Ангел был глух к ее глупым насмешкам. В роскошном мундире с золотым аксельбантом и в белых перчатках, он меньше всего походил на обезьяну, так что ни прохожие, ни гости отеля не могли догадаться, почему кричит арабка и кому адресуется ее сарказм. К тому же, некий полисмен, снимавший квартиру в одном из принадлежавших швейцару домов, доподлинно выяснил, что у арабки какие-то нелады с документами, и ей пришлось впопыхах, всего, говорили, за семнадцать тысяч продать свое доходное место у Центрального парка какому-то греку.

А добрый наш Ангел, покровитель таксистов, и по нынешний день с нами! Отвернется в закуток, проглотит ломоть жирного одесского штруделя с изюмом, закусит хвостом маринованной селедки и, глядишь, погрузит мне Кеннеди.

Совесть этого швейцара чиста перед управляющим отелем. Ибо, хотя он дает аэропорты не совсем бесплатно, какой, даже самый строгий босс, решится назвать кусок курицы – взяткой? И какой кэбби наберется духу заорать на всю улицу: раз твой клиент передумал, отдавай обратно мой кусок фаршированной рыбы?!.. Смешно. Никто и никогда чушь такую орать не станет.

Но что это я все Ангел да Ангел?! Раз уж так вышло, что речь почему-то зашла о швейцарах, давай я познакомлю тебя, читатель, со всеми швейцарами лучших отелей Нью-Йорка! И поверь, даже если ты богат и влиятелен, тебе пригодятся эти знакомства. Любому из моих друзей ты можешь оставить на часок в центре города свой «мерседес» без всякого риска, что машину уволокут на штрафную площадку; захочешь «понюхать» или «пустить по вене», поставить на бейсбольную команду или же пожелаешь добавить в свою жизнь капельку нежности – они всегда позаботятся, чтобы ты получил именно то, к чему нынче предрасположен… А кроме швейцаров я познакомлю тебя с кинозвездой-собакой и с нищим таксистом, который разбогател в течение считанных дней; я покажу тебе, читатель, тот особый Нью-Йорк, каким его видят водители желтых кэбов, а если тебе любопытно – научу, как украсть чемодан…

Если же ты, мой читатель, человек нуждающийся и честный, я охотно подскажу тебе, как вечерком подработать полсотни – без желтого кэба, на твоей частной, видевшей виды машине. Мы нырнем в тревожный сумрак Вест-сайда, минуем кордоны проституток у руин заброшенного шоссе, оставим позади старый пирс, где в былые времена гуляли стада педерастов,[3] и остановимся у одного из неприметных баров на безлюдном по вечерам Уолл-стрите: у «Харрис Америкэн», «Харрис Хановер» или у тайного публичного дома на Гринвич-стрит. Мы подождем с четверть часика, пока под звезды не вывалит очередная компашка дельцов, зашибивших сегодня на бирже и по этому случаю крепко поддавших. Мы крикнем им: «Лимузин – по дешевке! Квитанции на двойную сумму!», и ты увидишь, как от загоготавшей в ответ ватаги отделятся двое, которым кажется, что они – самые трезвые. Они идут договариваться, и, считай, что наши деньги уже в кармане; остается только насажать в машину как можно больше этих пьянчуг. Пусть один шумит, что ему нужно в форт Ли, а другой заказывает Бруклин-Хайтс – не обращай внимания; постарайся, если можешь, запихать их в машину всех до единого, а предупреди лишь о том, что платить будет каждый в отдельности.

Ну, а если ты, читатель, личность с запросами и не хочешь развозить по ночам пьяных деляг и нужен тебе не полтинник, а многие тысячи и вольная жизнь обеспеченного человека, я тоже тебя научу, как в эту жизнь пробиться, причем никак не изменяя – нынешнюю. Не калеча ее ни каторжными трудами, ни многолетним скопидомством, а с помощью одного безупречно легального способа, который сработает даже при условии, что у тебя кет сбережений… И если тебя интересует только это, тебе не придется ни читать мою книжку, ни даже листать ее, выискивая нужный совет: открывай сразу главу 20, и через двадцать минут ты будешь знать все необходимое и лишь слегка подивишься тому, до чего это просто, да, может, в уголке твоего сознания мелькнет мысль о том, как много твоих знакомых, которых ты издавна и искренне привык уважать, проделали в свое время именно это или нечто подобное…

Но ведь может случиться и так, что покажутся тебе то занятными, то смешными приключения нью-йоркского кэбби: как гадала ему цыганка (и сбылось ли ее предсказание?), как учился он водить машину задним ходом, как однажды нашел в кэбе булыжник, которым клиенты собирались размозжить ему голову, как он разгадал хитроумные загадки швейцара Фрэнка о Нищем и Докторе, как подружился с комиссаром полиции, как купил он свое такси и что из всего этого вышло. Страница за страницей ты, возможно, и сам не заметишь, как добредешь до конца и тут с удивлением обнаружишь, что тебе почему-то совсем не хочется воспользоваться своим новым знанием: тем самым простым и легальным способом, – даже для того, чтоб избавить от тоскливой службы и себя самого, и жену…

Такси свободно! Садись в кэб, мой читатель! Тебе предстоит необыкновенная поездка: ты не будешь указывать мне, куда ехать, я не стану включать счетчик, и помчим мы с тобой по разбитым нью-йоркским дорогам, по маршруту, которым мне довелось проехать-триста тысяч миль..

Часть первая

Триста тысяч миль тому назад

Глава первая

Еще вчера вполне приличный человек…

1

Каждое утро, проснувшись в своей квартире на девятнадцатом этаже дома, расположенного через дорогу от океана, в Бруклине, я первым делом выглядываю в окно, чтобы проверить, стоит ли мой кэб там, где я поставил его с вечера. Машину эту, которую я арендую и за которую отвечаю головой, слава Богу, ни разу не угоняли, но автомобили в Нью-Йорке воруют так часто, что у меня выработался такой вот рефлекс.

Убедившись, что украшенный пилоткой рекламы чекер[4] стоит на месте, и тихонько прикрыв дверь в спальню, где спит жена, и другую дверь – в спальню сына, мимо ставшего с недавних пор ненужным кабинета, я направляюсь в ванную. Накануне я вернулся с работы поздно, вымученный, и потому левая рука моя дрожит даже сейчас, после сна, и, чтобы донести пригоршню воды до лица, мне приходится как-то изловчиться. Впрочем, я к этому привык, приспособился и, умываясь, вспоминаю, что вчера, когда парковался перед домом, видел в нашем квартале только два желтых кэба, а сейчас, когда выглядывал в окно, заметил штук пять. Это машины моих соседей, таких же, как я, эмигрантов из России; значит, им пришлось работать до глубокой ночи, и они вернулись домой еще позже, чем я…