Мария Воронова - Клиника одной взятки Страница 2

Да и кто воспринимает всерьез эти призывы? Викин непосредственный начальник, Леха Балахонов, просмотрев какую-то оголтелую передачу, где главными коррупционерами страны назывались врачи, отреагировал однозначно: притащил из дома трехлитровую банку, написал на ней черным маркером «Взяткоемкость» и водрузил на свой письменный стол. Коллеги иногда бросали туда по рублику, а потом банку приспособили под вазу для цветов.

Тут Викины ленивые мысли были прерваны напористым телефонным звонком. Наверняка Леха. Его вызовы всегда звучали как-то особенно бесцеремонно и нахально.

– Виктория, ты что делаешь?

– Привет, Леша. Как говорится, легок на поминках.

– А?

– Я только что о тебе подумала, ты и звонишь.

– Тогда нужно говорить: вспомнишь дурака, он и появится, – блеснул Балахонов знанием фольклора.

Вика вздохнула:

– Короче, что надо?

– Как обычно, Родина требует от тебя подвига. Тромб из ноги дернешь?

– Ты с родственниками говорил?

– Говорил.

Голос Балахонова звучал слишком уверенно.

– Точно говорил?

– Да точно, точно, подгребай давай.

Вздохнув, Вика потянулась за джинсами. Неугомонный Балахонов постоянно находил для нее работу, вызывал на случаи, связанные с сосудистой патологией, в любое время дня и ночи. Сколько Вика ни пыталась объяснить ему, что хорошо бы ограничиться рамками ее рабочего времени, все было бесполезно. Леха был ей как бы другом, как бы любил ее и уважал, но не чурался шантажа. «Зачем мне нужен консультант, который не консультирует?» – патетически вопрошал он, намекая, что, как заведующий отделением больницы, может и уволить. А работа в больнице была Вике очень нужна, именно там ее карман наполнялся живыми деньгами.

Пока она ехала, больного уже доставили в операционную. Родственники ей не встретились. Оставалось надеяться, что Балахонов все же провел с ними беседу и она приехала не зря.

Операционная сестра захлопотала вокруг нее – Вика пользовалась не просто любовью, а обожанием сестер, ибо всегда делилась гонораром за операцию. Балахонов и второй хирург отделения тоже не жадничали, но гонораров у них было на порядок меньше, чем у Вики. Не умели работать с больными.

Она немного волновалась, все же операции на артериях не ее специальность. По правилам больного полагалось отправлять в сосудистый центр, но прооперировать самим было гораздо проще и быстрее, чем висеть на телефоне, бесконечно согласовывая операцию то с заведующим центром, то со страховой компанией. Сотрудники центра капризничали, не хотели брать больных, требовали гарантий оплаты, потом нужно было еще найти транспорт, и в этих дрязгах время могло быть безнадежно упущено.

У нее все получилось. Вика сразу вышла на бедренную артерию, зонд не подвел, не порвался в самый ответственный момент, и через двадцать минут кровоток в ноге был восстановлен. Через полчаса Вика наложила последний шов на рану.

– Всем спасибо. – Она красивым жестом швырнула перчатки в таз и, выслушав дежурную порцию комплиментов своей манере оперировать, отправилась в ординаторскую.

Распечатав протокол операции, Вика вышла в Интернет проверить почту. Она не особенно любила блуждать во Всемирной паутине, считая это уделом людей одиноких и несостоявшихся. Следуя моде, зарегистрировалась в «Одноклассниках», но ее не покидало ощущение какой-то натужной парадности, фальшивого лоска, с которым ее бывшие приятели и приятельницы пытались убедить всех, а в первую очередь, наверное, самих себя, что жизнь удалась. В «Одноклассниках» были представлены глянцевые, рекламные версии их жизней, и Вике это быстро надоело.

Через «Одноклассников» ее нашел Сергей Дайнега, бывший однокурсник, первая любовь и ошибка молодости. Расстались они трудно, со скандалом, и Вика была уверена, что Сергей ненавидит ее, но время, судя по всему, залечило его раны. Вот уже год, как они состояли в дружеской, ни к чему не обязывающей переписке. Поначалу Вика изучала письма бывшего возлюбленного, пытаясь найти в них тайные доказательства того, что он все еще ее любит, но потом поняла – что было, то прошло. И любовь, наверное, прошла быстрее, чем обида. Сергей – человек прямой, как шпала, он никогда не умел скрывать своих чувств.

Она ввела пароль своего ящика. Ага, одно новое сообщение. Будем надеяться, от Дайнеги, а не какая-нибудь дурацкая реклама.

«Дорогая Вика! Рад, что у тебя все хорошо. Пришли свое фото на фоне новой машинки. У меня тоже все в порядке, подал документы на майора. Восемнадцатого ухожу в моря, отвечать на твои письма не смогу, но ты мне пиши, когда будет настроение. Вернусь через шесть недель, отвечу на все. Удачи».

Дайнега почему-то никогда не подписывался. Скупое сообщение, но для немногословного Сереги и этого много.

Вика быстро отстучала такой же нейтральный ответ – особенных новостей нет, жизнь идет по плану, семь футов под килем.

Странно… Он давно ее разлюбил, она никогда его и не любила, но почему-то ждет его писем.

В дверь деликатно постучали.

Мужчина средних лет с вдохновенно-встревоженным лицом отрекомендовался сыном ее сегодняшнего пациента.

– Как прошла операция, доктор?

Состроив сочувственно-озабоченную мину, Вика принялась рассказывать. Как водится, немножко приукрасила: доктор не просто работал, а боролся и победил.

– Огромное спасибо. – Мужчина протянул ей пакет.

– Что это? – Обычно огромное спасибо выглядело несколько иначе. Как в докторской поговорке: «Большое спасибо в маленьком конвертике».

Она бесцеремонно заглянула в пакет с логотипом дешевого супермаркета. В нем был вафельный тортик. Ай да Балахонов, ай да поговорил с родственниками! А теперь поздно. Как говорится, услуга, которая уже оказана, ничего не стоит.

– Заберите, я такую дрянь не ем.

Балахонова она нашла в приемном отделении. Он пил чай в компании сестер.

– Алексей Михайлович, можно вас на минутку? – грозно спросила она. – Леша, ты же сказал, что говорил с родственниками!

– Ну… – Балахонов пожал плечами и в тоске покосился на дверь, которую Вика забаррикадировала собственным телом.

– И что же ты им сказал?

– Что-что… Что обычно. Тяжелый случай, обычно приводит к ампутации, но можно попытаться ногу сохранить. Специально вызвали из дома сосудистого хирурга, он сделает операцию.

– У тебя совесть есть вообще? А где фраза, что это очень дорогостоящая операция, нужны специальные инструменты и нитки, а страховая компания ничего этого не оплачивает? Ты что, первый раз замужем?

– Прости, язык не повернулся.

– Лешенька, я срываюсь с дивана по первому твоему звонку, в свое личное время на своей личной машине приезжаю, оперирую – и что получаю взамен? Сраный тортик за сорок рублей! И то только потому, что дешевле просто не было! Объясни, на кой черт мне это нужно?

Балахонов тяжело вздохнул:

– Что получаешь? Ногу вот человеку спасла…

– А меня его нога не волнует! Я благотворительностью не увлекаюсь. Жизнь меня к ней как-то не приучила. Никто мне на личном примере не показал, как это здорово. За все, что у меня есть, я платила сполна.

Балахонов поморщился:

– Викуля, перестань базарить. Ты же врач, в конце концов.

– Началось в колхозе утро… Святая профессия, особые люди, клятва Гиппократа… Да какого черта, Леша! Он хочет ногу сохранить, а я хочу, к примеру, стиральную машину подключить. Я его желание кидаюсь выполнять, а он мое – фигушки! Пока денег не будет, он даже пальцем не шевельнет. И я могу хоть на пену изойти, хоть до второго пришествия доказывать ему, как мне нужна стиральная машина, без денег он в мою сторону даже не посмотрит. Я не могу сказать ему: «Дорогой, ты же особый человек святой профессии! Рыцарь разводного ключа и вантуза! Ты давал клятву Мойдодыра, так что вперед! А я тебя отблагодарю – тортиком».

– Ты сравнила, Вика. Все же разные вещи. Где нога, а где стиральная машина.

– Разница только одна. Если нога важнее стиральной машины, это значит, что я за спасение ноги должна получить больше, чем сантехник за подключение машины. Вот и все.

– Вика, а ты не забыла, что получаешь зарплату? Когда ты устраивалась на работу, тебя ознакомили и с ее размером, и с твоими должностными обязанностями. Ты согласилась добровольно, какие теперь претензии? В журнал я тебя записал, сверхурочные тебе оплатят. Что тебе еще надо?

Леха улыбнулся. Человек обманчиво мягкий, он безропотно сносил ее скандалы, но сбить его с курса было невозможно. Вика прекрасно знала, что ее пафосные речи – пустое сотрясение воздуха, но остановиться не могла.

– Послушай, Леша! Я с четырнадцати лет работала санитаркой, копила на взятку в институт. Никому ведь было не интересно, что я хочу учиться на врача, я должна была заплатить за свое желание. Уроки я делала ночами, зарабатывала себе золотую медаль. Потом в институте я в отличие от некоторых училась как проклятая и с первого курса занималась на кафедре флебологии. Знаешь, сколько статей я написала для тамошних доцентов? Не сосчитаешь. К третьему курсу я уже могла самостоятельно оперировать, к окончанию института знала о венах все. Ты думаешь, меня оставили в аспирантуре?