Мария Свешникова - Небо № 7 Страница 2

— Уважаемые пассажиры, — начал пилот свою утрамбованную временем речь.

Врет он все. Ну, кто уважает множество пьяных тушек, утяжеляющих самолет? Кроме представителей «British airways», хотя и те последнее время выражают свое почтение фальшиво.

Я бежала в Москву по сожженным мостам. За три часа, и даже не обожгла пятки.

Меня просили покинуть салон и сообщали температуру воздуха за окном. Если выбирать, я скорее поверю пилоту самолета, чем гидрометеобюро.

Мой преподаватель по истории английской литературы посоветовал вязать, когда начинаешь думать о смерти, и вместо мыслей: «Для чего все это?» — наматывать нитки на спицы. Я пыталась смотать клубок ниток, который размотался и окутал целый салон. Все русские смотрели на меня как на полную клячу, англичане же пытались помочь. Когда я увидела клубок и нагнулась, то уткнулась взглядом в ботинки, такого же размера, как у папы, морщинистые руки с явными сухожилиями, и даже обручальное кольцо, которое он не снял даже после развода, — все свидетельствовало о том, что это он… Старый, хрипловатый ирландец. Неужели рейсы из Дублина отменили?

— Thank you!

Насколько мне известно, в Москве девушка скорее принимает героин, чем вяжет. Так что я снова белая ворона.

Ладно, крашеная дура.

А еще я бедная, не потому, что несчастная, а потому, что денег нет. Знаю, о таком не принято писать в романах, — но что поделать, от действительности не убежишь.

Многие уверены, что жить в Лондоне — значит быть обязательно дочерью кошелька. Неправда. Отец платил мне за обучение из тех денег, что заработал и копил многие годы, добавляя средства, полученные им по наследству при размене квартиры троюродной тети Инны.

Мы с латиноамериканкой Мияче снимали небольшие апартаменты недалеко от бензоколонки, там, где в пятидесяти метрах проходит метро, — и романтичная жизнь Бриджит Джонс уже не кажется столь притягательной. Ты просыпаешься под грохот, засыпаешь под грохот. Привыкаешь. Оборачиваешься назад — и подписываешься под выражением, что от добра добра не ищут.

Папа искал, потому и отправил.

А сейчас с его смертью все рухнуло.

Разом.

Папа мечтал, что даст мне хороший старт — что, получив образование, я смогу найти хорошую работу, встретить нужного человека и создать НУЖНУЮ ему семью.

Снова не вышло.

Я наскребала денег на билет на самолет, одалживая у всех подряд, потому что мама почти неделю разбиралась с тем, как осуществить перевод.

Тоже не вышло.

Мама перепутала время моего прилета, и я проторчала в «Шоколаднице» в Домодедово около двух часов. Для тех, кто не в курсе — wi-fi там нет. Ну или не было тогда, когда я сидела. Я приехала в Москву пустой и несчастной. Кто-то выпил меня в пути, как кофе.

Мама появилась такая же красивая, как в детстве, когда я хотела спасать ее из страны Оз. Со светлыми, чуть вьющимися на концах волосами, светлой и теплой кожей, серо-зелеными глазами и вздернутыми не домиком, а просто-таки альпийским замком бровями. Худая, в светлой рубашке из тончайшего шелка.

И с мужчиной?!?

— Привет, мама! Я твоя дочь! Приятно познакомиться!

— Ты пьяна? — Она потрогала мой лоб.

— Нет, констатирую факт, что мы не виделись три года!

— А она у тебя забавная, в жизни приятнее, чем на фотографиях, — вставил свои пять копеек спутник, сорвавшись с орбиты своим взглядом в мою сторону.

— Это Эмиль! Мы с ним живем уже почти год вместе. Ну я тебе присылала фотографии по мылу, помнишь?

— Нет, ты мне не высылала…

— Ну или это я не тебе… Какая разница, поехали домой. Интересно, Фима тебя узнает?

Фима — это шоколадный лабрадор, кобель и любимец публики, нам его папа подарил шесть лет назад на Новый год. Мне — на радость, маме — в отместку.

— Даже не обнялись при встрече — что за холод в нашей семье! — сказал Эмиль, засовывая чемоданы в багажник.

— Не во всех семьях приветствуются тесные тактильные отношения, — бюрократично подметила мама.

— Тем более ты пока мне не семья. — Я посмотрела на Эмиля. — Мам, а с каких пор ты занялась усыновлением совершеннолетних детей?

Эмиль был лет на семь старше меня. С бакенбардами и загорелый. Пожалуй, это самое примечательное, что в нем было.

Мама огрызнулась и предложила мне выйти в закрытое окно на полном ходу. Она была раздражена, в отличие от своего спутника, которого, казалось, все это забавляло.

Хихикая и посмеиваясь, он напоминал по мимике отца. Я простила маму за эту слабость. Все мы пытаемся воскресить воспоминания.

В районе МКАДа Эмиль начал нервничать, что опаздывает, посему он прямо из-за руля вылетел и, сверкая пятками, забежал в ближайшую станцию метро.

Мама жила по системе ежеквартальных отчислений, мы — просто жили. Я — хорошо, папа — недолго и в разводе. Мы с мамой остались вдвоем в машине. Если честно, эта уединенность меня удручала.

Непременно хотелось чем-то занять руки.

— Можно, я сяду за руль? У тебя же все равно страховка безыменная.

— А у тебя права-то есть?

Я достала их из сумки.

— А слабо́ назвать точную дату моего рождения? — спросила ее, чтобы быть правой полностью.

Мама справилась с этим. Даже вспомнила год.

Так сменился третий за последние пятьдесят метров человек за рулем. Машина пошла по рукам как девушка легкого поведения.

— Ты помнишь, что у нас правостороннее движение? — Мама безумно ароматно и со смаком закурила.

— Спасибо, что напомнила.

— Вот что! — начала она, прорисовывая контуры губ. — Лето ты поработаешь у меня. Ближе к осени Эмиль проект запустит — пойдешь к нему работать. Администратором или координатором.

— А чем я буду у тебя заниматься?

— Придумаем, ты знаешь, я думаю, ты вполне могла бы давать за меня интервью, ну и со своим сценарным высшим…

— Оборванным высшим, мама, оборванным…

— Хорошо, со своим оборванным высшим ты вполне сможешь прописывать обстоятельства действия в моих книгах. Да, это черная работа, но надо с чего-то начинать.

Моя мама — автор женских романов, то детективных, то не очень. Стыдно признаться, ни одного не читала. Продаются неплохо. Больше в регионах. Но это отнюдь не значит, что такой вид деятельности приносит большие деньги. По крайней мере, я этих денег не видела.

— Мам, я не хочу так жить!

— А есть ты хочешь?

— То есть у меня только два варианта: либо подносить кофе друзьям Эмиля, либо быть твоим лит. негром?

— Ты слишком грубо сформулировала. Это лишь начало. Многие великие сценаристы начинали с того, что носили кофе на съемочной площадке.

— Знаешь, зачем папа меня отправил в Лондон??? Чтобы я никогда, слышишь, НИКОГДА не носила никому кофе.

— Все через это проходят. У тебя есть другие варианты? Я рада бы тебе помочь, но у меня своя жизнь — ты уже взрослая. Поносишь кофе, не развалишься. Опустись с небес на землю!

Когда мама переходит на крик, то иногда у нее в уголках губ появляется капелька слюны. В детстве я протягивала ей салфетку, и мы переставали ругаться.

Салфеток под рукой не было.

Как и желания.

— Варианты всегда есть, — восстал из ада мой оптимизм.

— Какие? Тебе хоть из одной компании ответили на резюме? Ты витаешь в облаках, думая, что кому-то нужны молодые дарования. Чтобы иметь все и сразу, есть только два пути: стать шлюхой или содержанкой, что в общем-то близко по содержанию.

— Да легко.

Я нажала на тормоз и остановила машину в самом центре пробки. Вышла под возгласы других машин, которые сигналили моему экспрессивному поведению. А мне было плевать.

— Ты совершаешь глупости и работаешь на публику! Я прекрасно знаю, что ты никогда на подобное не решишься! — крикнула она мне вдогонку, потом пересела на переднее сиденье и начала задумываться, каким аперитивом запить данный вид ссоры.

Лучше на панель. Кофе подносить — та же проституция с наименьшими заработками.

Никогда не знала, что для меня Никитский бульвар (мама моя не выносит колец, обручальных, жизненных, а тем более Садовое или МКАД и потому ездит только через центр) будет иметь синоним «панель».

Суть дорожно-транспортных отношений в том, что всегда кто-то кому-то переходит дорогу. Что зеленый для одного, то красный для другого. И так будет вечно. Пока не зажжется желтый, и участники этих странных отношений не пойдут на риск, и не начнут решать, кто же из них прав, а кто лев.

Машины в правом ряду мигали поворотниками, как цветомузыка. Меня прельщал тот ряд.

От асфальта бил жар. Каблуки тонули в раскаленном асфальте. Неужели привести с собой дождь — это такой немыслимый перевес багажа?

И тут, в очередной раз выдернув себя из недр земли асфальтной, я решилась.

Решилась хоть раз в жизни ответить за собственные слова. Обычно мне удавалось отмазываться.