Алексей Слаповский - Большая книга перемен Страница 2

– Понимаете, – сказал Илья, – о Постолыкине книга – беллетризованная биография.

– Какая?

– Беллетризованная. То есть биография, облаченная в форму художественного повествования.

Петр очень старался – хотел понять.

– Нет, но я читал тоже, там ничего художественного нет. Как жил, детство, женился, семья и все такое, чем занимался. Это же вы не придумали?

– Это не придумал. А диалоги?

Немчинов взял книгу, раскрыл, полистал.

– Вот: «“Больше ничего не хочу слышать”, – сказал Постолыкин. “Что же ты с нами делаешь!” – возопила Анна Феоктистовна. “Не зычь, не пожар!” – сурово пресек Игнат Тарасович».

Немчинов прочел с удовольствием, вспоминая, как славно работалось над этой книгой, как он нащупывал язык, умеренно вставляя архаичные сочные словечки вроде вот этого «не зычь» – сиречь не кричи громко, зычно.

– То есть этого не было? – спросил Петр.

– Было, но я же там не присутствовал. Что-то в таком духе, возможно, говорили. Но не обязательно именно так. Это художественная реконструкция.

Петр был озадачен. Он достал телефон – наверное, хотел позвонить более образованному брату. Но, не позвонив, положил телефон на стол. Его озарило:

– Так еще легче! – сказал он. – Там вы придумывали, а тут будет все по правде! Мы вам расскажем, а вы запишете. И диалоги эти самые, и все остальное. Короче, вопрос в чем: сколько будет стоить?

Немчинов усмехнулся:

– Вообще-то прейскуранта нет, смотря кто пишет. Кто-то и за двадцать тысяч рублей согласится, а кому-то двадцати миллионов мало.

– А конкретно? – спросил Петр, почувствовав себя увереннее: торговаться было его стихией. – Мы узнавали, десятка, например, приличная цена. Десять тысяч в смысле. Долларов.

– Прежде чем говорить о деньгах, я должен понять, о ком я пишу и с какой целью, – сказал Илья, скромно наслаждаясь ситуацией.

– Ну вы странный какой-то! – удивился Петр. – О нашем брате, сказано же! А цель – к дню рождения подарить.

– Но я о вашем брате ничего не знаю.

– Весь город знает, а вы нет?

– Только в общих чертах.

– Ничего, расскажем.

– Хорошо бы еще какой-нибудь семейный архив, какие-нибудь записи. Для создания полноценной книги на документальной основе нужен обширный фактический материал. Я Постолыкиным восемь лет занимался. И потом, как вы отнесетесь к тому, что я могу наткнуться на нежелательные факты? Или вам нужен только позитив?

Чуксин, судя по тому, как напряженно он морщился, все меньше понимал Илью.

– Какие еще нежелательные факты? К дню рождения книга, ничего нежелательного быть не может!

Тут Илья откинулся в кресле, помолчал, постучал кончиком ручки о стол и сказал с сожалеющей улыбкой:

– Извините, это не ко мне. Вам нужно в Москву обращаться, там писателей полным-полно. Или хотя бы к местным настоящим писателям, знаете, к тем, которые еще не забыли, как соцреализмом занимались, это ближе к вашим запросам.

– Ясно, – сказал Петр. – Триста тысяч рублей мало, так я понимаю?

– Да не в деньгах дело!

– А в чем?

– В том, что я привык следовать фактам, писать правду, а вы мне предлагаете дифирамбы петь в жанре романа. Я дифирамбы петь не умею.

– Какие еще дифирамбы, не свадьба! – сказал Петр. – Пишите правду, кто против? Только правду нормальную, хорошую, к дню рождения книга все-таки. Полмиллиона устроит?

– Нет.

– Почему?

– Я же сказал – дело не в деньгах.

– А в чем?

– В формате. Я в таком формате не работаю.

– Формат какой-то. При чем тут формат? А деньги хорошие. Вряд ли вам тут такие платят, – Чуксин оглядел дешевые редакционные столы на металлических ножках, старенькие компьютеры, расшатанные кресла с протертыми сиденьями и спинками, желтый линолеум на полу с высветленными белесыми тропками, где чаще ходят, а в иных местах и с дырами.

– Да, хорошие, да, тут таких не платят. Все понимаю, но – увы, – Илья развел руками.

Чуксин взялся все-таки за телефон, набрал номер.

– Макс, – сказал он, глядя на Немчинова, как на посторонний объект. – Он не хочет. Говорит, не его формат. Полмиллиона давал.

После этого Петр выслушал указания двоюродного брата, отключился и сказал:

– Миллион.

Немчинову даже жарковато стало. Но не от жадности, а от гордости, от чувства собственного достоинства. Может быть, солдаты на войне, совершая подвиг, пусть даже не вполне разумный с обыденной точки зрения, чувствуют что-то подобное.

– Нет, – твердо сказал он. – Извините. Я своих решений не меняю.

– Тогда я пас, – сказал Петр. – Не хотите как хотите. А больше заплатить не сможем.

– Я и не прошу.

– До свидания.

– Всего доброго.

Они расстались в противоположных чувствах: Петр так и не понял Немчинова и был собою недоволен, а Немчинов, наоборот, очень себя уважал.

Вошла Ольга Грушева из отдела рекламы, оглядываясь и недоумевая.

– Это не Петр Чуксин был?

– Петр Чуксин, – подтвердил Илья.

– А чего он хотел? Не рекламу же дать? Мы для него все равно что стенгазета.

– Нет, по другому делу.

– По какому?

Илье очень хотелось похвастаться, но он удержался. То, что узнает Грушева, к вечеру будет знать весь город. Это ни к чему.

– Просто перепутал, искал учреждение какое-то.

– А…

Этим объяснением Грушева вполне удовлетворилась: ее вообще успокаивали разочарования. Увидев, например, на моднице Танечке Лавриненко новый наряд, она восклицала:

– Ох, красота! Сколько стоит?

Танечка, балованная дочь обеспеченных родителей, называла цену – как правило, не меньше месячной зарплаты Грушевой, и у той сразу же пропадал интерес, все равно неподъемно. Так же и с рекламой – уговаривая потенциальных заказчиков, Ольга, получив отказ, равнодушно клала трубку:

– Не хотите как хотите.

А если вдруг кто-то соглашался, она с тоской начинала собираться в дорогу.

– Засели на окраине, а сами приехать, видите ли, не могут! Тащись теперь из-за ста рублей!..

2. КУНЬ. Исполнение

____ ____

____ ____

____ ____

____ ____

____ ____

____ ____

Трудитесь усердно.

Валерий Сторожев, услышав звонок домофона, удивился: он никого не ждал, а у Наташи свои ключи. Вышел в прихожую, где был экран камеры наблюдения. Увидел: Илья Немчинов. Один из последних, кто сохранил провинциальную привычку заходить в гости без предупреждения, без телефонного звонка, явочным порядком, хотя ведь бултыхается в кармане мобильник, как и у всех, разве трудно достать и нажать пару кнопок?

Сторожев и Немчинов были одноклассниками. Немчинов стал журналистом и краеведом, а Сторожев после мединститута получил направление в новую поликлинику на окраине Сарынска, трудился там невропатологом, попутно занимаясь входящей в моду психотерапией. В том же районе дали квартиру как молодому специалисту, человеку семейному, с женой и ребенком. Сторожев прожил там пятнадцать лет, иногда неделями не выезжая в город, как здесь говорили местные, имея в виду центр. Привык к своей поликлинике, быстро заросшей по самую крышу тополями и облупившейся, будто ей уже полвека, к сотрудникам, к скромной зарплате, к жене Лидии тоже привык, хотя женился не по любви, а по недоразумению. В подобных случаях говорят: как честный человек не мог не жениться – Лидия забеременела. Через пять лет после рождения дочери Ксении родили еще и сына Михаила. Как бы для комплекта: есть дочь, ну пусть будет и сын. В общем, все шло своим чередом, а потом в поликлинике появилась выпускница мединститута красавица Илона и влюбилась в Сторожева, что вполне объяснимо – он мужчина видный, высокий, волосы волнистые, глаза карие, выразительные. Сторожев, кстати, и до этого периодически блудил, но осторожно, а тут все сразу началось всерьез и безоглядно.

Илона, яркая, стремительная, так подействовала на Сторожева, разбудив его честолюбие, что он за короткий срок коренным образом изменил жизнь. Закончив соответствующие курсы, сделался модным массажистом, ставил иглы и пиявки, а потом перешел в наркологи, облегчал от алкоголизма и выводил из запоев обеспеченных людей – клиентуру поставляли родители Илоны, представители сарынской элиты. Сторожев торопливо, словно боясь раздумать, развелся с Лидией, женился на Илоне, появилась дочь, которой дали причудливое имя Сана, но через три года Сторожев понял, что совершил ошибку, что, пожалуй, скучает по Лидии и не очень-то, кажется, любит, увы, Илону, несмотря на все ее достоинства. Тяжелый у нее оказался характер, сроду не дождешься улыбки, вечно брюзжит по мелочам. А Сторожев уже крепко стоял на ногах, купил целое крыло в двухэтажном старом здании, в центре Сарынска, отремонтировал, оформил частное лечебное предприятие, завербовал приходящих врачей (в основное время они трудились в государственных клиниках) и несколько постоянных, неплохо зарабатывал. При этом тяжелую свою работу нарколога по вызову (и не только для богатых) не бросал – не то чтобы она так уж ему нравилась, но всякому нормальному человеку необходимо чувствовать, что он исполняет некий долг, а не только зарабатывает деньги.