Даниэль Глаттауэр - Навеки твой Страница 2

Это был мужчина с бананами. Юдит узнала его с первых же слов. Он: я хотел только пожелать вам доброго дня. Я — тот, кто отдавил вам пятку накануне Пасхи в «Меркурии». А утром видел, как вы зашли в это здание. Юдит: и теперь вы дожидаетесь, когда я из него выйду? У нее вырвался смешок. Ей показалось, что прозвучало остроумно. Банановому мужчине тоже стало смешно. Как красиво он улыбается, отметила она: два искрящихся смехом глаза, обрамленных сотней крохотных морщинок и примерно шестьдесят ослепительно белых зубов. Он: у меня тут офис неподалеку. И я подумал… Она: вы зашли, чтобы пожелать доброго дня? Мило. Удивительно, как вы меня узнали. Сказано было без капли кокетства. Он: вас это не должно удивлять. Теперь он показался ей странным для отца семейства, покупающего по восемь бананов. В такие моменты Юдит совершенно терялась. Ее щеки зарделись. Взглянув на часы, она вспомнила, что должна срочно сделать звонок. Он: ну, пока… Она: да. Он: может, еще встретимся. Она: разве что вам понадобится лампа. Юдит рассмеялась, чтобы загладить трагическую иронию, заключавшуюся в ее реплике. В этот момент совершенно некстати вмешалась Бьянка. Госпожа начальница, можно мне… — Она намекала, что рабочий день закончился и пора домой. Банановый мужчина также воспринял вмешательство девушки как сигнал, что пора отправляться по своим делам. У самой двери он еще раз обернулся и помахал рукой, как делают на вокзале, но не те, кто прощаются, а те, кто кого-то встречают.

4

Вечером Юдит вспоминала о нем. Как он сказал? Вас это не должно удивлять. Или вас это в самом деле не должно удивлять? И не выделил ли он ударением «вы»? Да, точно, он специально подчеркнул «вы». Он так и сказал: «Вас это не должно удивлять». Вас — в смысле «такую женщину, как вы». Однако мило, подумала Юдит. А может, он имел в виду «такую красивую, интересную женщину, как вы, такую очаровательную женщину, при виде которой захватывает дух, интеллигентную на вид, умную, классную». Да, точно, именно это он хотел сказать: такую женщину не должно удивлять, что он не мог ее не запомнить! Что ж, это приятно осознавать, — заключила Юдит.

«Такую женщину, как вы», — хотел он сказать, — такую женщину однажды увидишь, например когда отдавишь ей пятку в сырном отделе магазина, и уже не выбросишь из головы. Именно так. Очень, очень любезно с его стороны.

Юдит решила перестать думать на эту тему, потому что ей уже не двадцать лет. Она знала кое-что о мужчинах и не была готова с прежней легкостью менять сложившиеся представления о том, каковы они. Еще потому, что у нее полно более важных дел, в частности она планировала освободить от накипи машину для варки кофе. Однако Юдит все-таки еще разок посмаковала, как он выделил слово «вы» в предложении: «Вас это не должно удивлять». Следовало ли это подчеркнутое «вы» понимать, как «такая женщина, как вы»? Скорее изысканный способ признания ее внутренней уникальности перед внешними данными? В смысле: «Она. Она. Да, Она! Единственная и неповторимая Она». Тогда его следовало понимать так: «Любая женщина должна была бы удивиться, любая, но только не она, поскольку она — или, как он выразился, „вы“ — не такая, как все». Нет, она ни на кого не похожа. Единственная и неповторимая — вот что он хотел сказать, — «не должна удивляться» тому, что он ее запомнил. Очень приятно, когда о тебе так думают, размышляла Юдит. Однако ничего не поделаешь: ее все-таки удивил факт, что он ее выделил и запомнил. Вот о чем речь. И Юдит принялась очищать от накипи машину для кофе.

На следующий день она вспомнила о нем лишь один раз, мимолетно. Бьянка неожиданно заявила: госпожа начальница, я кое-что заметила. Юдит: правда? Интересно, что же? Бьянка: тут мужчина стоит, явно вас ждет. Юдит стоило высокого актерского мастерства, чтобы не выдать волнения в голосе: какой еще мужчина? Бьянка: ну тот, высокий, у которого офис неподалеку, он приходил пожелать доброго дня и, извините, глядел на вас не по-доброму. Бьянка покачала головой и описала пару кругов своими очаровательными темными глазами. Юдит: полно, чепуха какая-то, навыдумывали себе бог знает что. Бьянка: ничего я не навыдумывала! Он в вас влюбился, начальница! Вы сами разве не замечаете? Это была наглость, произнесенная к тому же без всякого стеснения громко и прямодушно. Но Бьянке, как исключительному явлению, было простительно, поскольку она не имела понятия о том, что можно, а чего нельзя себе позволять. Она делала это по простоте душевной. Юдит ценила ее непочтительную рефлекторную прямоту. Но в данном случае девушка промахнулась. Мужчина дожидался вовсе не ее. Что за чушь? Глупые фантазии ученицы. Он ее совершенно не знал. Что связывало их, кроме отдавленной пятки? Абсолютно ничего.

5

В воскресенье в «Ирисе» отмечали сорокалетний юбилей Герда. В «Ирисе» — ресторанчике с приглушенной интимной обстановкой — он, по его рассказам, получил свою первую работу еще в детстве. Герд был всеобщим любимчиком. Вместо пятидесяти приглашенных гостей пришли восемьдесят. Из них двадцать предпочли дышать кислородом и по причине столпотворения переместились, с заверениями в бесконечном уважении к Герду, в соседний бар «Феникс», где играл пианист, и по этой причине гостей было совсем немного. Юдит оказалась в их числе.

В их компанию попал один, чрезвычайно навязчивый. Как личность он для Юдит давно потерял какое-либо значение. Было время, когда он даже казался ей привлекательным. Его звали Якоб. Жаль, что такому красивому имени выпало бремя вечно носить это лицо. С ним давно все было проговорено (или вымолчено). Через три года отношений между ними Юдит была вынуждена их прекратить. Больше между ними не было ровным счетом ничего. Причина: у Якоба случился затяжной жизненный кризис по имени Штефани, на которой он вскоре женился.

Все это происходило шесть лет назад, и поэтому у Якоба в тот воскресный вечер в «Фениксе» вновь хватило объективности, чтобы заметить: из всех присутствовавших женщин самые соблазнительные губки у Юдит. При первом же случае эти губки тотчас сложились в вопрос: а как там Штефани? Якоб: Штефани? Он сделал вид, будто звук этого имени донесся из очень далекого прошлого. Юдит: почему ее здесь нет? Якоб: осталась дома. Она не любительница подобных празднеств. По крайней мере, она там не одна и неплохо проведет время в обществе Феликса (4) и Наташи (4). Юдит настояла, чтобы он показал фотографии малышек, какие всякий ответственный папаша таскает с собой в бумажнике. Якоб немного посопротивлялся, но потом все же показал. Вскоре он так расслабился, что поехал домой.

Юдит решила примкнуть к группе борцов с глобальным потеплением, которая сформировалась у барной стойки и выражала нетерпение немедленно приступить к решению проблемы, как кто-то сзади постучал по ее плечу. Она повернулась и обомлела. Лицо этого человека было словно из другого мира. Вот так неожиданность, — произнес банановый мужчина. Юдит: да уж. Он: а я-то гадаю — она или не она? Юдит: да. Она хотела сказать, что да, это она. От него наверняка не укрылось, подумала она с ужасом, как учащенно забилось ее сердце и как неуклюже она себя повела, застигнутая врасплох. В данной неловкой ситуации ее могло спасти лишь одно: надо было что-нибудь произнести самой. «Что вы здесь делаете? Точнее, что вас сюда привело? Вы знакомы с Гердом? Один из приглашенных на торжество? Как часто вообще вы сюда заглядываете? Вы тут завсегдатай? Вы играете на фортепьяно? Вы, случайно, не новый пианист?» Какие-то вопросы Юдит задала вслух, какие-то — мысленно. Одними из таких подуманных, но неозвученных вопросов были: «Вы, наверное, видели, как я сюда заходила?» и «Вы хотели пожелать мне доброго дня?».

Оказалось, что нет. Как он объяснил, он зашел сюда с двумя женщинами-коллегами. Они сидели неподалеку за столиком в круге желтого света, который падал от низко опущенной тяжеловесной лампы. Показал на их столик, и его спутницы приветливо помахали рукой. Юдит кивнула им. Бегло оценив взглядом его спутниц, она поняла, что они действительно коллеги. Напоминает рядовой ежемесячный журфикс консультативного отдела по налогам с продолжением в баре с веселой музыкой.

Бананового мужчину звали Ханнес Бергхофер или Бургхофер. У него была широкая и теплая правая ладонь, а вкрадчивый взгляд пронзал Юдит. У нее опять загорелись щеки. А потом Ханнес произнес: я рад, что мы так часто встречаемся. Похоже, мы с вами живем в одинаковом ритме. И как бы вдогонку спросил: не хотите присесть за наш столик? Юдит с сожалением пришлось отказаться.

Дело в том, что она как раз собиралась переместиться в «Ирис», где вот-вот начнется собственно чествование юбиляра — ее друга, хорошего знакомого Герда. Но в другой раз с удовольствием, — сказала она первое, что пришло на ум. Давно Юдит не держалась столь вызывающе-независимо.

Могу я в следующий раз пригласить вас на чашечку кофе? — с надеждой спросил Бергхофер или Бургхофер. Почему бы нет? — парировала Юдит, демонстрируя безразличие. Внутренний жар тем временем достиг поверхности щек. Ей пора. Он: да-да, идите. Она: ну, пошла. Он: увидимся. Она: конечно. Он: а что до кофе, то когда я буду проходить мимо вашего магазина, загляну, если не возражаете. Она: да, так и сделайте. Он: уже предвкушаю. Она: хорошо.