Владимир Кунин - Путешествие на тот свет Страница 2

Вот почему Петя Каретников всегда был желанным гостем во всех сурово закрытых домах творчества — писательском, кинематографическом, вэтэошном, куда могли попасть только лишь члены этих творческих союзов. Здесь его все знали, здесь он был со всеми знаком, а с рядом очень известных личностей из мира искусств (особенно с теми, кто никогда ничего у него не просил — вроде Сергея Александровича Мартова) Петя Каретников искренне приятельствовал...

А еще Петя, помимо своей прямой работы, истово заседал в разных горкомовско-исполкомовских комиссиях, мило и ловко выкраивая для себя любимого кучу весьма ощутимых трофеев с боевых полей своей бурной общественно полезной деятельности...

— Мартов, обедать идешь? — спросил Петя, оставаясь в проеме двери.

— Заходи, не торчи в коридоре.

Мартов встал, открыл небольшой холодильник, вытащил оттуда полбутылки «Столичной»:

— Сейчас вот разомнемся по соточке и пойдем в харчевню. Очисти сырок плавленый и подели его по-братски. Закусим классикой жанра.

— Ты где обычно теперь водку берешь? — с интересом спросил Петя.

— Я ее обычно нигде не беру. Я ее покупаю в «Волне». Ресторанчик такой на берегу залива. Видел?

— Но там же дикая наценка! — с укором сказал бережливый Петя.

— А ты предлагаешь мне по нескольку часов давиться в магазинных очередях? — спросил Мартов и разлил водку по стаканам. — Давай!

Петя поднял стакан, зачем-то посмотрел сквозь водку на свет и задумчиво проговорил:

— Знаешь, старик, хоть и говорится, что связями не делятся, но... Я тебе дам один телефончик, позвонишь, скажешь, что от меня, и отоваришься без всяких очередей и наценок. Есть у меня один типчик по этой части. Из управления торговли. Будь здоров...

Каретников недавно вернулся из какого-то полукругосветного плавания на каком-то роскошном круизном лайнере. За тяжкую и очень твердую валюту это советское судно возило гулять по свету не стесненных в средствах западных немцев и англичан.

Петя же попал туда бесплатно, «по своим наработанным связям» — через Балтийское морское пароходство, собственное таинственное предприятие и наверняка Комитет государственной безопасности. Он даже был вписан в судовую роль, как «дублер второго пассажирского помощника».

Вот уже несколько дней Мартов развесив уши слушал симпатичные и остроумные рассказы Каретникова об этом круизе, разглядывал фотографии, привезенные Петей из путешествия по морям и океанам.

— Жаль, что я этого всего не видел, — завистливо вздохнул Мартов. — Хорошее кино можно было бы сделать...

— Не боись, Мартов, — сказал Петя, аккуратно разрезая треугольный плавленый сырок на ровные половинки. — Я тебя сведу с одним писателем — своим бывшим сослуживцем, — он как раз на таких пассажирских судах черт-те сколько помполитом плавал — первым помощником. Он тебе про морские дела столько наговорит!

— Ты это о чем? — удивленно спросил Мартов, разливая остатки водки по стаканам.

— Вместе напишете киносценарий про такой круиз. Он жутко хочет в кино прорваться! Я уже пару его рассказов кое-куда пристроил. Сейчас он повесть заканчивает. Мне сказали, что он просто прирожденный прозаик!

— Пошел ты, Петя, знаешь куда... Во-первых, я никогда не берусь сочинять с чужих слов и про то, чего не знаю, а во-вторых, я вообще не умею писать в соавторстве. Давай, Петро, маханем остатки водяры и пойдем в столовку. А то уже без четверти три, обед кончается, а я как поддам — так супчику хочу до смерти! Будь здоров, Петюня...

«Ну, Петя — шустрила! Придет же такое в голову...»

Не хватало еще Мартову связываться с каким-то начинающим прозаиком. Мартов знал, что даже зубры советской романистики люто завидуют киносценаристам. Причина зависти четко поддавалась вскрытию при помощи всего двух самых примитивных арифметических действий — сложения и вычитания.

За семьдесят пять страниц сценария для полнометражного фильма киностудии платили от шести до восьми тысяч рублей. В зависимости от имени и заслуг сценариста. Когда же фильм выходил на экран, то сценаристу еще доплачивали и «потиражные» — примерно полтораста процентов от договорной суммы. А это еще минимум девять тысяч. А то и больше...

Итого за один сценарий — пятнадцать! При стоимости «Запорожца» в три с половиной тысячи рублей этот гребаный сценарист за одну свою тощенькую рукопись мог купить сразу четыре «Запорожца» или два с половиной «жигуленка»!

В издательствах же за роман в пятьсот машинописных страниц писателю платили от четырех до шести тысяч. Минус налоги, то, се, пятое, десятое, и что? Максимум — полтора «Запорожца»...

Отсюда и завистливо-презрительное отношение братьев-писателей к наглецам-сценаристам. Презрение, дивным образом уживающееся с неукротимым желанием тех же прозаиков жадно прильнуть к этой омерзительной, сладко и зазывно пахнущей кинокормушке...

Когда же такое все-таки случалось, почти всегда возникал скандал. Даже очень хорошие прозаики не умели писать киносценарии. Не умели мыслить экраном, не умели «монтажно» выстраивать сцену. Не понимали, что вместо длинного — в страницу, хорошо написанного, страстного монолога можно просто сплюнуть в сторону и это будет намного выразительнее и точнее...

Ну не могли братья-писатели уразуметь, что написание киносценария и сочинение романа — понятия абсолютно разные. Хотя и то и другое делается так называемыми литераторами. Это примерно то же самое, если попросить проктолога сделать офтальмологическую операцию — сменить в глазу помутневший хрусталик или снять катаракту. Вряд ли проктолог на это согласится. Если он, конечно, не полный идиот. А казалось бы — и тот врач, и этот...

Не могли они понять, что кино в то время приносило от восьмисот до тысячи двухсот процентов прибыли от затраченных на него средств. А посему гонорар автору сценария — жалкая капля в океане тех денег, которые потом киносценарист принесет в советскую казну своим тоненьким сочиненьицем в семьдесят пять страничек! Даже если картина в итоге окажется полным дерьмом...

— Слушай, Серега... А откуда у тебя такая редкая для русского человека фамилия — Мартов? — уже в столовой спросил Петя Каретников. — Не от тех Мартовых, ну... который... «левое крыло меньшевиков» и так далее? Или Мартов — твой псевдоним?

— Ты хочешь узнать — не еврей ли я? — ухмыльнулся Мартов.

— Да ну перестань!.. Как ты мог подумать?!

— Мартов действительно псевдоним. Только не мой, а того меньшевика, ярого противника Великой Октябрьской и «красного террора» — Юлия Осиповича Цедербаума. Это ты знал?

— Естественно! — Петя был хорошо образованным членом партии с интеллигентными предками.

— Ну конечно! Чего это я спрашиваю?.. — рассмеялся Мартов. — Так вот, помер он, бедняга, где то за бугром в двадцать третьем... А мы, Петро, Мартовы исконно-посконные. Дед по отцу — протоиерей был, настоятель храма в Рыбинске. За что его с колоколенки и спихнули в девятнадцатом. Мамочка покойная — ярославско-купеческих кровей... А у тебя какие-то претензии к иноверцам?

Петя тонко и почти искренне сыграл возмущение:

— Прекрати сейчас же! Да у меня почти половина друзей... Я, к примеру, в этом круизе познакомился с одним совершенно потрясающим мужиком — главный доктор судна Витя Раппопорт... Виктор Семенович. Двадцать лет плавает! Я ему вот просто завтра же позвоню! Он приедет — ты увидишь. Судно сейчас в Бремерхафене на ремонте, а он в Ленинграде мается. Рейса ждет... Мужик, каких поискать! — Тут Петя на мгновение забыл о своем радужном интернационализме и по запарке добавил: — Хоть и еврей.

Приезд в Репино «потрясающего мужика» доктора Вити Раппопорта сыграл серьезную роль в дальнейших событиях.

Накануне его визита Мартов смотался к заливу в ресторан, закупил бутылку «Столичной» с расплывшимся чернильным штампом на этикетке — «Ресторан „Волна“» и выпросил у знакомого шеф повара полстакана красной икры. Для представительства. Чтобы не ударить в грязь лицом перед главным врачом круизного лайнера.

— Я тебе буду что-то должен? — деловито спросил Петя, показывая на водку и граненый стакан с икрой. — Могу упасть в долю.

— Да Бог с тобой... — поморщился Мартов.

— Хорошо, — быстро согласился Каретников. — Тогда я немного финской колбаски притащу и баночку крабов. У вас в Союзе писателей продовольственные заказы дают?

— А хрен его знает... Наверно, дают.

— Почему же ты не получаешь? Ты же член...

— Член, член. Но во-первых, я один. Как говорится, «...ни любви, ни тоски, ни жалости — даже курского соловья...» А во-вторых, я же почти всегда здесь — в Репино, на всем готовом. На кой мне хрен за сто верст киселя хлебать?

— А в Союзе кинематографистов такие продуктовые заказы есть?

— Понятия не имею, — сказал Мартов. — Ты, Петя, давай вали на станцию, встречай своего доктора, а я схожу на кухню, попрошу девок приготовить чего-нибудь вкусненького...