Анош Ирани - Песня Кахунши Страница 2

Чамди видит, как веселится город в весенний праздник Холи. Народ высыпает на улицы, все пляшут под перестук барабанов-дхолов, распыляют цветную пудру, бросаются в разноцветные облака и потом целый день или даже неделю ходят раскрашенными. Люди наконец поняли настоящий смысл Холи: если их лица окрасятся зеленым, то весь Бомбей зазеленеет, как сад, и все-все – мужчины, женщины, дети – легко перенесут свои беды. А если на груди осталась красная краска, значит, все будут влюбляться и будет много свадеб, ведь красный – это свадебный цвет. Все краски, известные человеку, соберутся в Бомбее, как друзья, и все жители Бомбея окрасятся в разные цвета.

Но тогда и город должен называться по-другому, рассуждает Чамди. Он придумывает городу новое имя и несколько раз произносит его вслух: Кахунша. Кахунша – пусть это слово означает «город без скорбей». Чамди верит, что придет время, когда исчезнут все скорби и Бомбей возродится как Кахунша.

Чамди идет в спальню. Там сидит на кровати маленькая Пушпа; она прислонилась к стене и тяжело дышит, потому что у нее астма. Как-то ночью она разбудила Чамди и сказала, что умирает. Чамди ответил, что никто не умрет, но сильно испугался, потому что не знал, как помочь Пушпе. Он стал гладить ее по головке и молиться Иисусу, хотя понимал, что молиться бессмысленно, раз ей не дано даже дышать. Потом он просто сидел в темноте и слушал, как Пушпа хватает воздух ртом. Сейчас Пушпа сидит в глубокой задумчивости и крутит свои кудряшки; Чамди рад, что она не страдает.

Спальня уже погружена в сумрак, хотя последние отблески дня еще просачиваются из молельной, самой солнечной комнаты в доме. Чамди рассматривает детей, которые существуют в этом заимствованном свете. «По нашим глазам видно, что мы сироты», – думает он. И говорит себе, что если бы ему привелось встретиться с кем-то из них через много лет, когда они станут взрослыми, он смог бы узнать их.

Его внимание привлекает Дхонду, мальчик-призрак, который всегда спит вполглаза. Хотя Дхонду самый крепкий из приютских детей, он ужасно боится призраков. Он уверен, что если крепко заснет, то в его тело заберется призрак, а самому Дхонду придется до утра мыкаться снаружи. По ночам Дхонду разговаривает на странном языке, которому, по его словам, он научился от призраков. Он слышит, как призраки ссорятся между собой за право завладеть его телом. По ночам, когда больше нечего делать, дети с удовольствием наблюдают, как Дхонду отбивается от призраков.

На полу лежит Кайчи. Он не похож на остальных детей. У него зеленые глаза и светлая кожа, потому что он из Непала. Чамди благодарит судьбу за то, что Кайчи уже заснул. Кайчи, конечно, не имя, а кличка, его прозвали Ножницами за длинный язык, который не мешало бы укоротить. Но сейчас он спит как убитый. Чамди перешагивает через него.

Бьют старинные часы, и Чамди вспоминает, что прозевал ужин. Им всегда дают шарик риса и немножко тушеных овощей, но это лучше чем ничего. Как же так, думает он, почему никто не заглянул в молельную и не разбудил его? Даже миссис Садык…

Кроме Иисуса, Чамди откровенно разговаривает, пожалуй, только с миссис Садык. Но ей он полностью не доверяет. У него есть ощущение, что она что-то скрывает от него. Все эти годы она и кормила, и купала его, но бывали времена, когда она не могла смотреть ему в глаза. Похоже, она что-то знает про его родителей. Когда-нибудь он это выяснит.

Как бы то ни было, Чамди благодарен ей за все, что она для него сделала. Миссис Садык всех детей научила читать и писать. Но Чамди она уделяет особое внимание. Однажды она при всех назвала его самым способным. Ярким, по ее словам. Сам Чамди объяснил детям, что «яркий» он потому, что верит в силу красок.

– Всем вам надо каждый день смотреть на бугенвиллеи, – важно объявил Чамди. – И тоже станете яркими, как я.

Но дети посмеялись над ним, будто он придурок какой-то.

С того дня он решил держать свои секреты при себе.

Чамди идет узким коридором в кабинет миссис Садык. Минует портрет дамы на стене. Она была из парсов. Раньше лицо парсской дамы казалось Чамди очень суровым. Но однажды миссис Садык рассказала детям, кто это такая, и Чамди изменил свое мнение. Даму звали Эйч Пи Кама. Когда она была жива, приют был ее домом. А теперь благодаря ее доброте у бездомных детей есть крыша над головой. Миссис Садык научила детей говорить «спасибо, леди Кама», проходя мимо ее портрета. Чамди не всегда благодарит леди Каму, потому что порой он очень торопится в туалет. Зато он рассказал про нее Иисусу и попросил: «Если увидишь ее на небе, присмотри за ней, пожалуйста».

Теперь же Чамди наблюдает из коридора за миссис Садык. Она сидит за коричневым деревянным столом и, надев очки в серебряной оправе, читает какое-то письмо. В открытом окне за ее спиной Чамди видит бугенвиллеи. Они покачиваются под ветерком. Чамди нравится, что красные цветы окружают голову миссис Садык, будто незаметно оберегая ее. Миссис Садык отрывается от чтения, смотрит на часы на стене, но Чамди не замечает. Она снова склоняется над письмом, и солнечный блик падает на ее седые волосы.

Чамди смотрит на длинные, худые руки миссис Садык, которые сейчас спокойно лежат на столе, и думает о том, сколько детей прошло через эти руки за долгие годы. Он знает, что когда-то миссис Садык очень хотелось иметь своего ребенка. Так же сильно, как Чамди хочется узнать своих настоящих родителей. Как-то раз миссис Садык разговорилась с Джоти – они под вечер сели попить чаю на ступеньках крыльца, а Чамди ненароком подслушал. То был один из редких случаев, когда миссис Садык обращалась к Джоти как подруга, а не как хозяйка.

Так Чамди узнал, что миссис Садык была замужем. Муж был против ее работы в приюте. Говорил, что если она не может иметь своих детей, то нечего ухаживать за чужими. Однажды он собрал ее пожитки и, когда миссис Садык возвратилась домой, сказал, чтоб она уходила. Она взяла вещи, села в такси и вернулась в приют. И с мужем больше не виделась. Миссис Садык думает, что, возможно, его уже нет в живых, поскольку он был на пятнадцать лет старше ее. Вот и все, что она рассказала Джоти.

Чамди удивило, что вся жизнь миссис Садык уложилась в несколько коротких фраз. Он принял решение совершить нечто замечательное, чтобы, если придется рассказывать о своей жизни, на это потребовались целые дни, может быть, и недели. А концовка обязательно будет счастливая, не такая, как у миссис Садык. Он хотел было рассказать миссис Садык о своих планах, но подумал, что она может накричать на него за то, что подслушивал.

Миссис Садык снова смотрит на часы. Приглаживает свои седые волосы, собранные в пучок. Она ходит в голубом сари, на ногах резиновые сандалии в цвет. По характерному «шлеп-шлеп» Чамди всегда может определить, в какой миссис Садык сейчас комнате. Выходя из приюта, она переобувается в кожаные сандалии, потому что однажды поскользнулась в резиновых и повредила спину. Бутылочка с аюрведическим средством для растираний стоит на столе рядом с пресс-папье из синего стекла. Миссис Садык берет пресс-папье и опять смотрит на часы. «К чему это? – недоумевает Чамди. – Она что, видит связь между часами и пресс-папье?»

Наконец она замечает Чамди. Когда миссис Садык поднимается со стула, зелененькая подушечка, которую она подкладывает под поясницу, соскальзывает на пол. Миссис Садык медленно тянется за ней, и по ее лицу Чамди видит, что ей больно. Он подбирает подушечку и кладет на место.

Миссис Садык улыбается ему, но он замечает, что она расстроена, потому что человек не должен выглядеть старше от улыбки. Она подходит к окну, облокачивается на подоконник. Чамди тоже смотрит в окно, видит колодец и дает себе слово больше никогда не подходить к нему.

Миссис Садык и Чамди молчат, прислушиваясь к редким автомобильным гудкам. «А как бы это было, – думает он, – если бы приют находился в центре Бомбея?» Пришлось бы целыми днями слушать мощный рев автобусов. Джоти как-то говорила, что бомбейские автобусы пешеходов не уважают. Чамди своими глазами видел, какие эти автобусы вредные – не дают пассажирам войти, а кто умудряется запрыгнуть на ходу, повисает на поручнях так, что страшно смотреть. Еще Джоти рассказывала, что, когда ехала в Бомбей из своей деревни, в автобусе ей места не нашлось, и она вместе с пятью незнакомыми мужчинами целый день ехала на крыше. Когда-то давно Чамди думал, как хорошо было бы покататься на крыше автобуса и увидеть все индийские деревни.

Но сейчас ему хочется узнать, что тревожит миссис Садык – она ведь до сих пор даже слова не проронила. Чамди заметил, что в последние три месяца миссис Садык все больше замыкалась в себе, и начал подумывать: уж не умирает ли она? Спросить напрямик боязно. Но поговорить с ней надо, потому что чем больше она будет говорить, тем дольше проживет.

Но ничего сказать он не успевает: миссис Садык проводит рукой по его волосам, садится за стол и снова берется за письмо. Снимает черную телефонную трубку, прикладывает к уху, будто хочет проверить, работает ли. Потом вешает трубку, снимает свои серебряные очки и трет глаза.