Жорж Перек - Просто пространства: Дневник пользователя Страница 2

А еще можно было бы высчитать количество гектаров леса, которые потребовалось вырубить, дабы произвести количество бумаги, необходимое для напечатания произведений Александра Дюма (отца), который, напомним, выстроил себе башню, где на каждом камне выгравировал название одной из своих книг.

Я пишу: обживаю бумажный лист, его занимаю, его прохожу.

Я творю пробелы, пропуски (отступления по ходу: разрывы, переходы, переносы).

Я

пишу

на

полях.

                    Я пишу с новой строки. Я делаю сноску внизу страницы[1].

Я беру другой лист.

Есть очень мало событий, не оставляющих после себя хотя бы какого-то письменного следа. Почти все, рано или поздно, проходит через бумажный лист, страницу записной книжки, страничку ежедневника или через любой другой случайный носитель (билетик метро, поля газетной страницы, пачка сигарет, обратная сторона конверта и т. д.), на который, с разной быстротой и в различной манере, в зависимости от места, времени и настроения, фиксируются те или иные детали, чье многообразие обычно и составляет саму жизнь: лично меня (но я, наверное, слишком показательный пример, поскольку одним из главных моих занятий является письмо) это затрагивает в полной мере, начиная от записи услышанного на лету адреса и отмеченной наспех встречи, от росписи на чеке, конверте или посылке до трудоемкого составления официального письма, от дотошного заполнения формуляра (налоговая-декларация, больничный-лист, поручение-на-списание-средств-на-оплату-счетов-за-газ-и-электричество, бюллетень-подписки, контракт, договор-об-аренде, дополнение-к-соглашению, расписка-в-получении и т. д.) до списка срочных покупок (кофе, сахар, опилки для кошки, книга Бодрийяра, лампочка в 75 ватт, батарейки, белье и т. д.), от решения иногда каверзного кроссворда Робера Сипьона до переписывания уже набело текста, от конспектов лекции до спонтанных набросков того, что может пригодиться (игра слов и град слов, игра букв или то, что принято называть «мыслями»), от литературной «работы» (писать, да, садиться за стол и писать, устраиваться перед пишущей машинкой и писать, писать целый день или всю ночь, составлять план, ставить заглавные I и строчные a, набрасывать, помещать одно слово рядом с другим, смотреть в словаре, выписывать, перечитывать, перечеркивать, бросать, переписывать, сортировать, находить, ждать, когда это придет, пытаться вытащить нечто, похожее на текст, из того, что всегда поначалу кажется бессодержательной пачкотней, добиваться, не добиваться, улыбаться (иногда) и т. д.) до просто работы (элементарной, алиментарной): отмечать галочками — в журнале, допускающем в сферу наук о жизни (life sciences) почти все остальные пусть даже кратко изложенные науки, — названия, способные заинтересовать ученых работников, для которых я уполномочен собирать библиографические сведения, составлять картотеку, выискивать ссылки, вычитывать редактуру и т. д.

И так далее.

Пространство так и начинается, со слов, со знаков, прочерченных на белой странице. Описать пространство: его назвать, вычертить, подобно тем изготовителям портуланов, что исписывали побережья названиями портов, названиями мысов, названиями гаваней до тех пор, пока земля не оказывалась в итоге отделенной от моря лишь непрерывной текстовой каймой. Алеф, борхесианское место, в котором весь мир виден одновременно, возможно, это не что иное, как алфавит?

Пространство-перечень, пространство-мечта: пространство начинается с той искусственно смоделированной карты, которая в старых изданиях иллюстрированного Малого Ларусса представляла на 60 кв. см не менее 65-ти чудным образом собранных, совершенно абстрактных географических терминов: вот пустыня и ее оазис, вади и шотт, вот источник и ручей, поток, речушка, канал, приток, река, лиман, устье и дельта, вот море и его острова, архипелаг, островки, рифы, подводные скалы, волнорезы, береговой вал, а вот пролив и перешеек, полуостров, губа, ущелье, залив, бухта, мыс, заводь, коса, острог и лука, вот лагуна и скала, вот дюны, вот пляж, пруды и болота, вот озеро, а вот горы, пик, ледник, вулкан, отрог, склон, каньон, перевал, вот равнина, плоскогорье и косогорье, и холм; вот город и его рейд, его порт и маяк…

Подобие пространства, простой повод для перечисления: и даже совсем необязательно закрывать глаза, чтобы это вызванное словами пространство — всего лишь пространство словаря, пространство бумаги — ожило, заселилось, заполнилось: вытягиваемый паровозом длинный товарный состав проходит по виадуку; груженные гравием баржи бороздят каналы; маленькие парусные лодки плавают по озеру; в сопровождении буксиров большой трансатлантический лайнер становится на рейд; дети играют в мяч на пляже; араб в широкой соломенной шляпе трясется на своем ослике по тенистым аллеям оазиса…

Улицы города заполнены автомобилями. В одном из окон домохозяйка, закутав голову тюрбаном, выбивает пыль из ковра. В пригородных сквериках десятки садовников подрезают фруктовые деревья. Военный отряд стоит в почетном карауле, пока офицер, препоясанный трехцветной лентой, проводит инаугурацию генеральской статуи.

Коровы на лугах, виноградари в виноградниках, лесорубы в лесах, связки альпинистов в горах. Почтальон, с трудом катящий велосипеде по узкой извилистой дороге. Прачки на берегу реки, дорожные рабочие на обочине дорог, фермерши, задающие корм курам. Дети, выходящие парами на школьный двор. Одинокая вилла в стиле fin de-siècle среди огромных стеклобетонных строений. Маленькие миткалевые занавески на окнах, посетители на террасах кафе, греющаяся на солнце кошка, увешанная пакетами дама, которая ловит такси, часовой на посту перед официальным учреждением. Мусорщики, заполняющие мусороуборочные машины, монтажники, устанавливающие леса для окраски фасадов. Няни в скверах, букинисты вдоль набережных; очередь перед булочной, господин, выгуливающий собаку, другой господин, сидящий на скамейке и читающий газету, третий господин, наблюдающий за тем, как рабочие сносят целый квартал. Полицейский, регулирующий движение. Птицы на деревьях, лодочники на реке, рыбаки на берегу. Галантерейщица, поднимающая железный занавес своей лавки. Торговцы каштанами, сантехники, продавцы газет. Покупатели на рынке.

Прилежные читатели читают в библиотеках. Преподаватели проводят занятия. Студенты ведут конспекты. Бухгалтеры выстраивают столбики цифр. Ученики кондитеров начиняют масляным кремом ряды булочек. Пианисты разучивают гаммы. Сидя за столами, задумчивые и сосредоточенные писатели выписывают строчки слов.

Нравоучительная картинка. Надежное пространство.

Постель

Давно уже я привык укладываться в письме.

Как правило, страницу используют вдоль ее наибольшей стороны. То же самое — с постелью. Постель (или, если угодно, страница) — это прямоугольное пространство, скорее длинное, чем широкое, в которое или на которое обычно укладываются вдоль. Кровати в «итальянском стиле» встречаются лишь в волшебных сказках (например, Мальчик-с-пальчик и его братья, семь дочек Людоеда) или в совершенно непривычных и обычно суровых условиях (исход, последствия бомбежки и т. д.). Даже когда кровать используют самым обыкновенным образом, вдоль, но спать в ней вынуждены несколько человек одновременно, то это почти всегда признак какого-то бедствия: кровать — это приспособление, задуманное для ночного отдыха одного или двух, но не более, человек.

Итак, постель — это идеальное индивидуальное пространство, простейшее пространство для тела (постели-монады), которое вправе сохранить за собой даже человек, обремененный долгами: приставы не наделены полномочиями конфисковывать вашу кровать; это также означает — и легко подтверждается на практике, — что у нас есть только одна кровать, которая является нашей; если в доме или квартире есть другие кровати, то они считаются гостевыми или дополнительными. И, вроде бы, хорошо спится лишь в своей постели.

Постель = стапель.

«Двадцать лет спустя», «Таинственный остров» и «Джерри-островитянина» я прочел, лежа на животе, на своей кровати. Кровать становилась хижиной трапперов, спасательной шлюпкой в бурном океане, баобабом, охваченным пожаром, палаткой в пустыне, ложбинкой, в нескольких сантиметрах от которой враги проходили несолоно хлебавши.

На своей кровати я много путешествовал. Чтобы выжить, я брал с собой сахар, который таскал из кухни, и прятал его под подушкой (от песка все чесалось…). Страх — даже ужас — не оставлял меня, несмотря на защиту простыней и одеял.