Александр Зиновьев - Пара беллум Страница 2

Короче говоря, последствия от «английской» речи Генсека превзошли все последствия от речей Президента США, хотя тот тоже говорил по-английски, причем не хуже нашего Генсека. В переводе с блестящего английского на ломаный русский речь Генсека выглядела так: господа, не надейтесь и не рассчитывайте, а если что, то мы вам покажем!..

Французы все-таки выслали из страны около полусотни советских шпионов. Советское руководство указало французскому на неправильность его поведения и послало во Францию сотню новых шпионов. В очередях начал циркулировать слух, будто советские подводные лодки появились на улицах Стокгольма...

Если хочешь мира

Чтобы разъяснить трудящимся сложность обстановки, полчища пропагандистов устремились на предприятия и в учреждения страны. Все они читали одну и ту же лекцию. Последняя называлась «Если хочешь мира». Она была сочинена и утверждена в ЦК и «спущена» оттуда в нижестоящие партийные органы. Пропагандистам на местах было предписано читать ее «с учетом местных условий и особенностей аудитории». Поскольку местные условия везде были одинаковы, а аудитории никаких особенностей не имели, пропагандисты просто зачитывали спущенную сверху лекцию монотонно-бодрыми голосами, слушатели мрачнели и расходились, будучи уверены в том, что скоро начнется «закручивание гаек». Они не верили ни единому слову в лекции, не верили в то, что война будет продолжаться «считанные минуты». Они были убеждены в том, что война будет бесконечно долгой, и это действовало особенно удручающе. Если бы «считанные минуты», то это было бы не так уж плохо. Минуты мы перенесли бы стойко. Минуты не страшны: раз-два, и тебя нету. И никаких хлопот. Никаких очередей. Никаких «дификультов». Конечно, «ай эм соррички», что и кабаки исчезнут. Зато похмеляться не надо. На работу ходить не надо. А если эти «считанные минуты» на десять лет растянутся? Избави Боже! Лучше об этом не думать. Мы одну «блицкриг» уже пережили, знаем, что это такое.

Лекция начиналась с латинского изречения «Если хочешь мира, будь готов к войне». Западные журналисты раздобыли копии новой «сверхсекретной установки советского руководства» (так они оценили очередную пропагандистскую болтовню). Компетентные лица на Западе истолковали сам факт употребления в партийном документе латинского изречения как поворотный пункт в советской внутренней политике в сторону дальнейшей «либерализации», а во внешней политике – «к дальнейшей разрядке напряженности». Вторую часть латинского изречения («будь готов К войне»), а также само содержание «документа» они полностью игнорировали. А между тем в «документе» черным по белому было написано, что мы должны усилить обороноспособность страны, создать стратегические запасы продовольствия, по крайней мере на двадцать лет, и безопасные бомбоубежища для всего населения страны. Создание стратегических запасов продовольствия оправдывало дефицит последнего, а строительство бомбоубежищ – дефицит жилья. «Скорее бы начиналась война, – говорили мудрые старики и домашние хозяйки, – будем жить в комфортабельных бомбоубежищах и в изобилии снабжаться продуктами питания из стратегических запасов».

Рутина

Рабочий день Западника начинается с просмотра прессы, подготовленной и обработанной для него бесчисленными подчиненными. Десятки статей из газет и журналов. Десятки книг. Наиболее важные страницы переведены. Наиболее важные строки подчеркнуты. О каждом авторе – краткая справка. К каждой статье и книге – краткое изложение содержания. Плюс – обзоры газет и журналов за более или менее продолжительный срок. Плюс – обзоры по темам. Плюс – обзоры по отдельным личностям. Таким образом, он за несколько часов знакомился с содержанием сотен статей и книг, уже прошедших через интеллект сотен и даже тысяч специалистов, с поведением десятков политических деятелей, с положением в политических партиях и в правительствах... Наиболее интересные и важные, с его точки зрения, материалы он отбирал для дальнейшей их обработки и продвижения вверх.

Потом он выслушивает сообщения помощников об особо важных событиях, непосредственно касающихся его отдела. На сей раз помощник сообщил ему, что дипломат П. отказался вернуться в Москву и попросил политическое убежище на Западе. Он кивнул, обозначив, что не пропустил сообщение мимо ушей, и дав понять помощнику, что больше не будет никакой иной реакции на это событие, наверняка вызвавшее сенсацию в западной прессе. Этот П. не агент КГБ, но отнюдь не безразличная для КГБ фигура. Его слабости были замечены, еще когда он учился в ИМО. Его давно начали готовить на роль перебежчика, поощрял его слабости (тщеславие, корыстолюбие), умело начиняли его определенными «секретными» сведениями. Наконец его послали на Запад на ответственный пост, дали возможность развить его амбиции и заинтересовать собою западные разведслужбы. Наконец его спровоцировали на побег – создали у него такое ощущение, будто его отзывают в Москву с целью арестовать или по крайней мере уволить со службы и сослать. Так что П. должен выполнить важную миссию Москвы на Западе, даже не подозревая об этом. Он искренне расскажет секретным службам все, что ему известно. Именно искренне, чтобы не быть разоблаченным в качестве агента. Он будет давать советы западным политикам и руководителям секретных служб как человек, знающий советскую машину игры с Западом, но знающий ее в таком дозволенном ему и показанном ему виде, что упомянутые лица на Западе будут иметь ложное, нелепое, хаотичное представление о ней в силу своей собственной способности видеть и понимать окружающее. Чтобы ввести врага в нужное тебе заблуждение (а не вообще в какое-то заблуждение), необязательно надо обманывать его путем дезинформации. Порою это достигается гораздо успешнее благодаря правдивой информации, но подготовленной определенным образом и преподнесенной в определенной форме. Враг должен поступить так, как тебе хочется, но чтобы был убежден в том, что поступил по своей воле и вопреки твоим интересам.

Если бы предать гласности все то, что нами сделано в этом духе, думал Западник, многих на Западе хватил бы удар от изумления. Впрочем, они так в это не поверили бы. Да и мы сами уже теряем грань между тем, что есть результат нашей работы и что есть дар судьбы. И ко всему прочему, объективная диалектика действует не только у нас, но и на Западе, не только за нас, но и против нас. Наши успехи на Западе оборачиваются поражениями. Где тут мера?

Потом помощник доложил о том, что получены сведения о подготовке покушения на видного политического деятеля на Западе. Западные разведывательные службы постараются изобразить покушение так, будто оно – наших рук дело, думает он. Пусть изображают! Мы им даже поможем сами кое в чем, чтобы у них соблазн на нас свалить был сильнее и чтобы уверенность появилась. Но мы сделаем так, что все «доказательства» нашего участия окажутся несостоятельными. Люди на Западе все равно будут думать, что покушение устроили мы. Пусть думают! При воздействии на сознание массы людей на Западе важна не реальная наша мощь, а воображаемая. А сейчас наше психологическое давление на Запад важнее всего.

Но опять-таки, как тут соблюсти меру? Когда даже реальная мощь начинает восприниматься как воображаемая? Когда именно ослабление давления на Запад начинает давить на него сильнее, чем реальное давление?

Смрад эпохи

Иностранный пассажирский самолет уклонился от положенного маршрута и залетел в воздушное пространство Советского Союза над секретным районом, где начались работы по сооружению новых ракетных установок. Об этом чрезвычайном происшествии немедленно сообщили в Москву. Уже через десять минут все высшие лица страны знали о нем, а Генсек, являющийся Председателем Совета Обороны, т.е. высшей военной властью в стране, в первую очередь. Началась напряженная работа системы власти, результатом которой должно было явиться принятие решения. В сложившихся условиях случай с самолетом-нарушителем грозил стать одним из важнейших международных событий за последние двадцать лет.

Западник тоже был извлечен из постели и доставлен среди ночи в свой рабочий кабинет. Бог мой, что теперь творится во всей нашей эпохальной конторе, думал он в полудремотном состоянии. Теперь уже никто и никогда не узнает, почему самолет сбился с маршрута и каковы были намерения тех, кто совершил эту акцию, если она была преднамеренной. Но это несущественно. Самым интересным в происшествии является то, как работает сейчас наша система принятия решения в условиях, когда решение огромной важности должно было быть принято незамедлительно. Можно точно установить, как работает сеть коммуникаций, какие лица вовлечены в обсуждение проблемы, какие слова говорятся, какие приказы отдаются. И все равно эта система останется тайной за семью печатями. Причем не только для западных разведывательных служб, но и для наших ответственных лиц. Нужна точная наука, чтобы понять суть дела. Наука более точная, чем теоретическая физика. Со своими формулами, со своими методами измерения и расчета. Такая наука уже создана. Но в нее никто не поверил. А человек, создавший ее, изгнан из страны за антисоветскую деятельность, поскольку постулаты созданной им теории противоречили «научному коммунизму».