Грэм Грин - Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой Страница 2

– Прошло больше тридцати лет, – заметил я, – а кажется, что это было совсем недавно.

– Как раз в тот год отец женился. Мама вспоминала, какой пир он закатил после венчания. Ну да, – добавила она, – «Букет Зуболюба» уже принес ему тогда состояние, а мы были нейтральной страной, и богачи, в общем, не знали карточек. Думаю, с того пира и пошли его ужины. Все женщины получили французские духи, а мужчины – золотые палочки для размешивания коктейлей; в те дни ему еще нравилось видеть за своим столом женщин. Пировали до пяти часов утра. Мне бы такая брачная ночь не понравилась.

– Бомбардировщики убрались в пять тридцать, – сказал я. – Тогда я уже был в больнице, но, лежа на койке, услышал сигнал отбоя воздушной тревоги.

Мы оба заказали еще по бутерброду, и она не разрешила мне заплатить за нее.

– В другой раз, – сказала она, и эти слова прозвучали как обещание, что мы встретимся хотя бы еще раз.

Ночь бомбежки и завтрак с бутербродами – вот самые сокровенные и самые яркие мои воспоминания, более яркие даже, чем память о дне, когда умерла Анна-Луиза.

Мы доели бутерброды, и я долго смотрел ей вслед, прежде чем отправиться в свою контору к пяти письмам на испанском и трем на турецком языках, которые лежали у меня на столе и касались нового сорта молочного шоколада с привкусом виски. Без сомнения, «Букет Зуболюба».

2

Так оно все и началось для нас, но понадобился месяц мимолетных встреч в Веве и походов на классические фильмы в маленький кинотеатр Лозанны на полпути между нашими домами, прежде чем я понял, что мы полюбили друг друга и она готова «заняться любовью» со мной – дурацкая фраза: ведь давным-давно мы занимались любовью там, за бутербродами с ветчиной и сыром. В сущности, мы были вполне старомодной парой, и я без особой надежды сделал ей предложение в первый же вечер – это было в воскресенье, когда мы лежали в постели, которую в то утро я не потрудился заправить, так как не предполагал, что она согласится зайти ко мне после встречи в кафе, где мы с ней познакомились. Я тогда выразился так:

– Как я хотел бы, чтобы мы могли пожениться.

– А почему бы нет? – спросила она, лежа на спине и глядя в потолок, а раковина, которую швейцарцы называют просто заколкой, валялась на полу, и ее волосы рассыпались по всей подушке.

– Доктор Фишер, – сказал я.

Я ненавидел его даже до того, как с ним познакомился, и мне было противно произнести «твой отец»: разве она не призналась мне, что слухи о его ужинах соответствовали действительности?

– А нам незачем его спрашивать, – сказала она. – К тому же, по-моему, ему это будет безразлично.

– Я говорил тебе, сколько зарабатываю. По швейцарским условиям это немного на двоих.

– Обойдемся. Немножко мне завещала мама.

– И к тому же мой возраст. Я бы мог быть тебе отцом, – добавил я, думая, что как раз им и стал – заместителем отца, которого она не любит, и что своим успехом я обязан доктору Фишеру. – Я бы мог быть даже твоим дедом, если бы женился пораньше.

Она сказала:

– Ну и что? Ты мой любовник и мой отец, мой ребенок и моя мать, ты вся моя семья, единственная семья, которая мне нужна. – И она прижалась своим ртом к моему, чтобы я не мог возразить, придавила меня к постели, и так мы поженились, на радость или на горе, без разрешения доктора Фишера, а если на то пошло, и без благословения священника.

Брак такого рода не имел законной силы, а значит, невозможен был и развод. Мы обвенчались друг с другом бесповоротно и навсегда.

Она вернулась в белый дворец в классическом стиле на берегу озера, уложила чемодан (удивительно, как много вещей может женщина затолкать в один чемодан) и ушла, не сказав никому ни слова. Лишь когда мы купили платяной шкаф и кое-какую кухонную утварь (у меня не было даже сковородки), а также более удобный матрац и прошло три дня, я сказал:

– Он, наверное, удивляется, куда ты исчезла. – Я сказал «он», а не «твой отец».

Она делала прическу в китайском стиле, которая мне так нравилась.

– Он, может, ничего и не заметил, – бросила она.

– Разве вы обедаете не вместе?

– Его часто не бывает дома.

– Пожалуй, мне надо пойти увидеться с ним.

– Зачем?

– А если он станет искать тебя через полицию?

– Они не будут слишком усердствовать, – возразила она. – Я уже взрослая. Мы не совершили никакого преступления.

Но я не был уверен, что его не совершил – конечно, не юридически, но в глазах отца: однорукий инвалид, которому за пятьдесят и который целыми днями строчит письма о шоколаде, склонил к сожительству девушку, которой нет и двадцати одного года.

– Если ты в самом деле хочешь пойти, – сказала она, – ступай. Но будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен.

– Он так опасен?

– Это дьявол во плоти, – сказала она.

3

Я отпросился на день с работы и поехал на машине к озеру, но чуть не повернул обратно, когда увидел размеры парка, серебристые березы, плакучие ивы и огромный зеленый каскад лужайки перед колоннадой портика. Сонная борзая разлеглась, как геральдическая эмблема. Я почувствовал, что мне полагалось бы зайти с черного хода.

Когда я позвонил, дверь отворил человек в белой куртке.

– Можно видеть доктора Фишера? – спросил я.

– Ваша фамилия? – грубо осведомился он. Я сразу понял, что это англичанин.

– Мистер Джонс.

Он провел меня наверх по нескольким ступенькам то ли в коридор, то ли в прихожую – там стояли два дивана, несколько кресел и висела большая люстра. Один из диванов занимала пожилая дама в голубом платье, с голубыми волосами и множеством золотых колец. Человек в белой куртке исчез.

Мы с ней взглянули друг на друга, потом я осмотрел комнату и подумал об источнике всего этого богатства – о «Букете Зуболюба». Прихожая могла быть приемной очень дорогого зубного врача, а мы оба, сидевшие здесь, – пациентами. Немного погодя дама произнесла по-английски с легким американским акцентом:

– Он такой занятой человек, правда? Ему приходится заставлять дожидаться даже друзей. Я – миссис Монтгомери.

– Моя фамилия Джонс.

– Кажется, я не встречала вас на его приемах.

– Нет.

– Конечно, иногда приходится пропускать их и мне. Не всегда же тут бываешь. Верно? Не всегда.

Вероятно, не всегда.

– Вы, конечно, знаете Ричарда Дина?

– Я с ним не знаком. Но читал о нем в газетах.

Она захихикала.

– А вы злой, сразу видно. А генерала Крюгера вы знаете?

– Нет.

– Но вы должны знать мистера Кипса? – спросила она даже с оттенком тревоги и недоверия.

– О нем я слышал. Кажется, он консультант по налогам?

– Нет, нет. Это мосье Бельмон. Как странно, что вы не знаете мистера Кипса.

Я понял, что от меня ждут какого-то объяснения, и сказал:

– Я друг его дочери.

– Но мистер Кипс не женат.

– Я говорю о дочери доктора Фишера.

– А! – сказала она. – Никогда ее не видела. Она держится особняком. На вечерах у доктора Фишера не бывает. А жаль. Нам всем хотелось поближе с ней познакомиться.

Человек в белой куртке вернулся и произнес тоном, который показался мне довольно наглым:

– Мадам, доктор Фишер немного температурит и сожалеет, что не может вас принять.

– Спросите у него, не нужно ли ему чего-нибудь, я сейчас же схожу и достану. Хорошего винограда?

– У доктора Фишера есть хороший виноград.

– Я это сказала к примеру. Спросите, не могу ли я чем-нибудь ему помочь, все равно чем.

Раздался звонок у входной двери, и слуга, не удостоив даму ответом, пошел открывать. Он снова поднялся по ступенькам в переднюю в сопровождении тощего старика в темном костюме, который шел, согнувшись чуть ли не вдвое. Голова у него была вытянута вперед, и мне показалось, что она очень напоминает семерку. Согнутую левую руку он прижимал к бедру, чем еще больше напоминал эту цифру.

– Он простудился, – сказала миссис Монтгомери, – и не может нас принять.

– Мистеру Кипсу назначен прием, – отозвался слуга и, больше не обращая на нее внимания, повел старика вверх по мраморной лестнице.

Я крикнул ему вдогонку:

– Передайте доктору Фишеру, что у меня к нему поручение от его дочери!

– Температурит! – воскликнула миссис Монтгомери. – Вот уж не верьте. Они пошли вовсе не в спальню. Они пошли в кабинет. Но вы, конечно, знаете расположение комнат.

– Я здесь впервые.

– Ах так. Теперь понятно – вы не из наших.

– Я живу с его дочерью.

– В самом деле? – сказала она. – Как интересно и как откровенно. Я слышала, она – хорошенькая девушка. Но я никогда ее не видела. Я ведь уже говорила, что она не любит общества. – Миссис Монтгомери подняла руку, чтобы поправить прическу, звякнув золотым браслетом. – Знаете, на мне лежит большая ответственность. Когда доктор Фишер устраивает приемы, приходится быть за хозяйку. Я единственная женщина, которую он теперь приглашает. Это, конечно, большая честь, но в то же время… Генерал Крюгер обычно выбирает вино… Когда бывает вино, – загадочно добавила она. – Генерал большой знаток вин.