Эдуард Багиров - Любовники Страница 2

– Не сомневайся, – Алиев кивнул. – Тебе когда-нибудь ствол к голове приставляли? Нет? Вот тото же. Я тебя уверяю, что в такие моменты в дуло не заглядываешь, хе-хе. Короче, завтра в девять утра, у центрального рыночного входа. Форма одежды – «бирюлёвец на променаде». Найди самую дешёвую и безвкусную дрянь, что у тебя есть, чтоб выглядел, как местный. Обувь поудобней, лучше кроссовки, вдруг сваливать придётся.

– Лады, договорились. Слышь, Жень, – осторожно поинтересовался я. – А тебе нормально это… Ну, бомбить своих же соплеменников, пусть они и барыги? Они ведь тоже азербайджанцы.

– А мразь национальности не имеет, – отрезал Алиев. – Тех, кто барыжит наркотой, я вообще душил бы собственными руками, а не то чтоб на бабло их выставлял. Ну всё, Ром, до завтра, и лучше не опаздывай, – он махнул мне рукой, поднял воротник куртки, и нырнул в метро.

Районы, находящиеся рядом с Покровским вещевым рынком, уже не первый десяток лет являются московским филиалом республик Кавказа. Оба Бирюлёва – и Западное, и Восточное – давно и плотно заселены, в основном, представителями именно этой окраины бывшего Союза. Они скупили там чуть ли не половину жилфонда, а съёмных квартир заняли так и вовсе не менее девяноста процентов, потому что это один из самых дешёвых, неблагоустроенных и неблагополучных районов Москвы. Так что Бирюлёво, равно как и всякие бескудниковы с лианозовыми, уже давно само по себе превратилось в самое настоящее гетто, причём безо всякого участия властей. Разумеется, живут там не только кавказцы, там полно и представителей других национальностей. Но их объединяет один общий момент: подавляющее большинство из них – приезжие. Москвичей же в таких районах почти не осталось, в основном только те, кто существует на нищенскую зарплату, не имея ни денег на приличное жильё, ни каких-либо дальнейших перспектив. Впрочем, уже много лет по столице гуляет расхожая шутка про то, что москвичей в городе и так уже осталось всего процентов двадцать, толку от них нет, только жить мешают… Что же до Покровского вещевого рынка, равно как и до крупного овощного у метро «Пражская», то они, как и почти все московские рынки, полностью контролируются азербайджанцами. В принципе это нормально – так сложилось исторически, потому что дело своё азербайджанцы знают хорошо, и благодаря им в Москве круглый год полно свежих овощей и фруктов. Но самое неприятное в том, что наряду с прилежными тружениками весов и прилавка в Москву постоянно съезжается огромное количество самой что ни на есть омерзительной мрази. И не только из Азербайджана. Торговцы наркотиками, воры, грабители, да и просто наркоманы, за ежедневную дозу готовые практически на всё, что угодно. Общий процент совершенных ими преступлений, по сравнению с коренным населением, конечно же несопоставимо мал, но всё равно заметен и неприятен. И поэтому Алиев выбрал для реализации своего плана максимально верное место – столько гнили и грязи, как в вонючей клоаке тех районов, в Москве найти малореально.

К рынку я опоздал на полчаса – проспал. Увидев Алиева, чуть не прыснул в кулак: обычно вполне элегантный, давно привыкший к дорогим московским магазинам Алиев выглядел самым настоящим лошарой. Куртка из кожзаменителя, мешковатые джинсы невнятного колора, кроссовки неопознанного производителя. Короче, самые обычные дешёвые бесформенные тряпки, продающиеся на всех без исключения подобных рынках. Но смотрелся в этом Евгений вполне органично. Не из профессорской семьи, небось. Мы поздоровались, и тихо переговариваясь, прошли на территорию.

– Так, Ром, я на час раньше приехал, уже заприметил перца одного, – быстро говорил Алиев. – Вмазанный, сука, шарится тут, и похоже, ищет, чё бы скрысить. Неплохо бы взять его прямо на деле, с поличным, но мы не менты. И если рядом окажутся настоящие опера, которых по рынку тоже шарится немало, то можем огрести геморроя. А у нас немного другие цели.

– Ну, и чё делать-то? Давай, руководи операцией, гражданин начальничек.

– Цыц! Ерничать будешь потом. Пока просто следим. Мне этот хрен нравится больше остальных. Во-первых, он вмазанный, это хорошо: значит, наркоман, а следовательно – уже виноват, и знает об этом. Во-вторых, морда у него очень прошаренная и в то же время трусливая; смотри, вроде и на понтах весь, и челюсть вперед выставил, а у самого глаза бегают. Значит, он ссыкло, и барыгу сдаст в пять секунд, лишь бы жопу прикрыть. И самое главное: он азер, это сто процентов, но за целый час ни с кем из торгашей не поздоровался, а они тут практически все до единого тоже азербайджанцы. Значит, он тут чужой, и это для нас очень хорошо, потому что при «задержании» он вряд ли станет поднимать кипеж на всю округу.

Повезло нам практически сразу. Объект всегото минут сорок пошатался по рынку, после чего направился за контейнеры, в сторону сортира. В самый безлюдный сектор территории, практически её край, где почти все контейнеры закрыты. Мы затаились у одного из них, и стали ждать. Вскоре, пошатываясь и почесывая в паху, объект вышел из сортира, и двинулся прямо в нашу сторону.

Мы спокойно вышли из-за контейнера прямо перед торчком, Евгений показал ксиву, а свои имя и «должность» пробурчал невнятной скороговоркой, в которой, впрочем, отчетливо прозвучало «оперуполномоченный», и потребовал у него документы. Приезжие, стоит отметить, боятся московских ментов и ксива на них действует просто магически. А Женина ксива была самая что ни на есть правильная: любовно обернутая в специальный прозрачный чехол с кожаной окантовкой, и на тонкой длинной цепочке, прикреплённой к ремню. Как у настоящего мента. Торчок мгновенно вытянул из-за пазухи измятую книжицу и судорожно протянул Алиеву.

– Что такой случился, начальник?

– Пока ничего, гражданин… эммм… Везиров Ахмед Джавид-оглы, – и Алиев окинул его каким-то доселе незнакомым мне холодным рыбьим взглядом. – Просто мне показалось, что вы находитесь в состоянии наркотического опьянения. Пройдёмте-ка с нами. – С этими словами Алиев взял торчка под локоток, завёл за контейнеры, и принялся обыскивать.

– Да нэту ничиво, начялник, мамой килянус, – бормотал объект, пока Евгений прощупывал каждый шов в его одежде. – Просто шёл, никаво не трогал, да. Трэзвий савсэм.

– Заткнись, сами разберёмся… А вот это что такое?! – и Алиев вытащил у него из внутреннего кармана куртки перетянутый ниткой целлофановый свёрток шарообразной формы, окружностью с советскую пятикопеечную монету.

– Это не мой, начялник! – заверещал торчок, выворачиваясь из рук Алиева. – Што делаешь, начялник, зачем беспределничаешь?

– Слы, ты чё дёргаешься, падла? – Евгений сильно ударил его локтем в челюсть, тот осел на корточки, и уставился на нас выпученными, полными недоумения и испуга глазами. – Чё ты дёргаешься? Сиди, гнида, ты своё отгулял. Лейтенант, – обратился он ко мне, – в браслеты его закоцай, вдруг сбежит, сука, а у него особо крупный размер. Повезло нам сегодня. Барыгу взяли.

– Какой барыга, э?! – Ахмед снова взвился. Он просто не знал, что назад у нас дороги нет, да и лишнее палево тоже было ни к чему. Евгений снова его ударил, на этот раз поддых. Удар был такой силы, что тот просто молча скрючился, выпучил глаза ещё больше, и на минуту притих. Алиев вытащил сигарету, и совершенно спокойно закурил. Мне, в отличие от Алиева, спокойствие сохранять удавалось с трудом, руки всё равно немного тряслись, и я не вынимал их из карманов.

Из-за контейнеров то и дело раздавались каркающие голоса проходящих торговцев.

– Давай, лейтенант, наряд вызывай, – безразлично произнёс Алиев, брезгливо разглядывая клиента. – Ща на экспертизу повезём. И его, и порошок. Тут граммов двадцать, не меньше. Весь рынок небось снабжал, гнида.

– Начялник, мамой килянус, – забормотал наркоман. – Мамой килянус, нэ мой парашок, нэ вози экспэртыза, дэньги дам сколка хочиш, сэйчас брат пазваню, толька атпусти, зачэм чужой товар на мне вэшаешь, начялник…

– Да заткнись ты, гнида, – отвернулся от него Евгений, и потихоньку мне подмигнул. – Какие деньги, ёпт? Ты чего, не понял ещё, что у нас операция? Сдали тебя, с потрохами. Стопроцентно по этапу пойдёшь. Нам-то похер, кого сажать, у нас на такое говно, как ты, план. Вас, вонючих чурок, много. Ничего, посидишь лет восемь на баланде, организм почистишь, хе-хе.

Через полчаса, расталкивая локтями толпу, ополоумевший от пережитого страха оглы птицей нёсся в сторону центрального выхода, даже не оглядываясь. Аж пятки сверкали. Евгений удовлетворённо улыбнулся, пробежал глазами написанный на бумажке адрес, тщательно его запомнил, после чего изорвал бумажку в мелкие клочья и выкинул их за контейнер. Целлофановый шар с порошком отправился обратно во внутренний карман.

– Жень, а где ты столько порошка-то взял? – спросил я, засовывая за пояс наручники. – А прикид свой где откопал?