Наталья Нестерова - За стеклом (сборник) Страница 2

Мотнув шариками, Иванова вышла. Дверью она хлопнула вызывающе громко. От косяка отлетел кусок штукатурки и упал на пол.

— Володя, это какой-то ужас! Она сумасшедшая, правда? — перевела дух Лена. — Что ты молчишь? Поверил, дурачок? — Она растерянно улыбалась.

Он не отвечал.

— Володенька! — Лена заглядывала в глаза мужу. — Ну ты что? Я сама испугалась. Представляешь, вот так ворвется в дом ненормальная, а вдруг с ножом? А если дети одни дома? Я тебе давно говорила: надо цепочку врезать и глазок прибить. То есть наоборот, цепочку прибить, а глазок врезать. Ой, до чего я испугалась!

Володя молча отстранил жену и пошел в комнату. Лена хотела броситься за ним, но из кухни опять появилась Настя:

— Мама, теперь котлеты горят.

Лена побежала спасать ужин. Пока она орудовала на кухне, Володя собирал вещи.

Лена перехватила мужа уже на пороге.

— Ты куда? С чемоданами? — ахнула она.

— Детей береги, — не глядя на нее, с мукой произнес Володя и вышел.

Опять штукатурка посыпалась. Лена несколько секунд молча смотрела на дверь.

— Дочь, — машинально позвала Лена, — возьми полотенце, догони отца, он голову забыл смыть.

Нелепый фарс разрешился поздно вечером, когда к Лене пришла соседка с верхнего этажа занять сахар. Лена уже не рыдала, а громко и нервно икала. Соседка настороженно оглядывалась по сторонам.

— У тебя Иванова была? — спросила она, продолжая стрелять глазами, словно туша Ивановой могла спрятаться в каком-нибудь углу.

— Откуда-ик ты зна-ик-шь?

— В окно видела, как она в подъезд входила. Ну все, думаю! Кранты! А ее нет и нет. Я на площадку тихонько вышла, а у вас сыр-бор, светопреставление.

«Какой позор!» — подумала Лена. Мысли путались, казалось, их тоже рубит икота. Но все-таки она сообразила:

— Она к тебе приходила? Ты ведь тоже Лена?

— Точно, — кивнула соседка. — Квартиры перепутала. Но ты никому не говори, хорошо? Нет, что за бабы, честное слово! Прям там смылится с него! Пупсик он! — мечтательно хохотнула соседка. — Такой мужик! Хочешь, познакомлю, когда у нас кончится?

— Меня познакомишь? — удивилась Лена. — Зачем? И как это «не говори»? — От возмущения она даже икать перестала. — От меня муж ушел, поверил этой глыбе жира.

— Вижу, — посочувствовала соседка Лена, — физия у тебя заплаканная. Вот мужики! Одни претензии! Ну что мы от них имеем? Одну клетку подарит! Сперматозоид! — Лена показала краешек ногтя. — Только в микроскоп увидишь! Наградил и завалился на диван телевизор смотреть! А ты девять месяцев носи, грудями корми, пеленки стирай!

Еще в школу вызывают, учителя говорят, у вашего сына воображение неразвито. Какое, к лешему, воображение, когда он у отца сигареты ворует?

В отличие от Лены Соболевой, рассматривающей жизнь в виде колебаний весов со счастьем и несчастьем на чашах, тезка и соседка Лена катила по жизни точно колобок. Она и внешне напоминала упитанный маленький пирожок, а Соболеву Лену иногда, особенно со спины, принимали за юную девушку. Лена-соседка несчастий не калькулировала, старалась укатывать от них всеми способами и брать от жизни только удовольствия. За эти удовольствия, весь подъезд знал, муж иногда ее поколачивал. Общественность рукоприкладства не одобряла, но морально была на стороне Валеры, Лениного мужа.

— Ты мужиков, — учила гулящая соседка, — не этим, — постучала по лбу, — а этим, — подхватила ладонями бюст и потрясла, — воспринимай. Они нас каким местом любят? Вот то-то же! Расслабься и получай удовольствие!

— От чего? От того, что муж ушел? — вытаращила глаза Лена.

— Хотя бы! Воспользуйся ситуацией! Ты честная, правильно? А тебе заранее… слово есть… ненашенское… вспомнила — индульгенция, как бы прощение грехов заранее. Воспользуйся! На примете кто есть? Нет? Невелика беда. Ты женщина не первой, но и не последней свежести. Сейчас таких любят — чтобы мышка-гимназистка, а под фартушком затейница! Хи-хи! Лучше знакомых и женатых выбирай, — советовала Лена. — А то в метро подцепится, с виду богатырь Илья Муромец, а он — как шкаф с маленьким-маленьким ключиком! — Лена-соседка заговорщически хихикала.

Лена Соболева проверила, плотно ли закрыты двери, спят ли дети.

— Ты понимаешь, что говоришь? Это же бред! Лена, произошла кошмарная ошибка! По твоей милости пострадали невинные люди!

— Кто? — нахмурилась соседка.

— Наша семья! Я и Володя!

— Где вы, интересно, пострадали?

— Лена! Мы должны все Володе рассказать.

— Все?!! — ужаснулась соседка.

— Только сегодняшнее происшествие, — уточнила Лена.

— Твой с Валеркой иногда на футбол ходит. Вдруг проболтается? Володька у тебя смирный. Видишь, взял чемоданчик и интеллигентно ушел. А Валерка мне прошлый раз таких фонарей наставил, никакая пудра не брала, — задумчиво произнесла Лена.

«Мало он тебя дубасил», — подумала Лена Соболева и продолжала уговаривать:

— Очень тебя прошу! Клянусь, что Володя ничего Валере не скажет.

— Нет, и не проси. Это я с перепугу тебе проболталась. А если кому-нибудь скажешь — буду открещиваться. Весь подъезд свидетели. Строить теперь не умеют, стенки как картон. Мы раньше на Пятницкой жили, так там ори не ори, когда тебя муж убивает, — никто милицию не вызовет.

— Кто эта Иванова? Где живет, работает? — сыпала вопросами Лена.

— Зачем тебе? — подозрительно спросила соседка.

— Должна же я ее найти, все объяснить.

— Чтобы она ко мне приперлась?

— Лена, как ты не понимаешь, у меня вся жизнь рушится!

— Ничего не рушится, подумаешь, ошибка вышла. Если он любит, то простит и вернется.

— Что простит? Твои грехи? Какая ты жестокая!

— Ты меня не стыди! — Соседка из колобка обернулась колючим ежом. — И не впутывай в свои дела! Зачем я пришла? За сахаром. Полстакана, я верну.

После ухода соседки Лена опять начала плакать. Теперь уже по причине человеческой подлости, размеров которой она до сих пор не представляла.

— Мама! Полночь! — Настя, заспанная, в ночной рубашке, появилась в дверях комнаты. — Что ты плачешь? — Она зевнула. — Коню понятно, что произошло недоразумение.

— Как ты выражаешься? — хлюпнула носом Лена. — Коню понятно, а отцу нет?

— У тебя никакой гордости, — пожала плечами дочь.

— Мала еще матери указывать!

Настя снова протяжно зевнула.

— Удивляюсь, — сказала она, — ты совсем не знаешь мужчин!

От этого заявления у Лены мгновенно пропали слезы.

— А ты знаешь? — грозно спросила она.

— Из литературы, теоретически.

— Лучше бы ты теоретически химию подтянула.

— Да ладно, — махнула рукой дочь, — пошли спать. Завтра тебе на работу, а нам в школу.

Лену поразило равнодушие или даже некая веселость, с которой Настя отнеслась к происшедшему. И тут же она оправдала дочь: юность, максимализм. Лена вспомнила, как недавно, придя с дискотеки и увидев мирно сидящих у телевизора родителей, Настя заявила:

— Скучно живете! Просто чеховские обыватели!

Настя была начитанной девушкой.

СЛУЖБА И ДРУЖБА

Лена работала в частном бюро по охране авторских прав и получению патентов «Олимп».

В море частной инициативы и предпринимательства «Олимп» являл собой уникальный островок — точную копию старых советских учреждений. Десять лет назад он отпочковался от Института патентоведения усилиями бывшего руководителя Лены, а теперь хозяина и работодателя Игоря Евгеньевича Булкина. Сам он никогда бы не рискнул броситься в бурные волны капитализма, спокойно встретил бы пенсию в родном институте. Но жена Булкина, особа активная и целеустремленная, буквально в спину вытолкала Игоря Евгеньевича в бизнес. «Все хватают, а ты ушами хлопаешь! — пилила она мужа. — Государство не резиновое, на всех не напасешься. А тебе бы только удочки забрасывать! В доме престарелых хочешь старость провести? А дети? А внуки?»

Про «удочки» — это в прямом смысле слова, потому что единственной глубокой страстью Булкина была рыбалка. Жена, по профессии врач-невропатолог, переквалифицировалась в уролога — специалиста по дроблению камней в почках — и организовала один из первых медицинских кооперативов.

Камни в организмах россиян накопились в промышленных количествах, и кооператив процветал. А Институт патентоведения, как и все государственные учреждения, трещал по всем швам. Когда жена стала называть Игоря Евгеньевича «мой нахлебник», он решился на отчаянный шаг и зарегистрировал «Олимп».

Имя частному предприятию было выбрано не по причине любви к Древней Греции, а по аналогии с названием бельгийской телескопической удочки — давней мечты Булкина.

Лена согласилась уйти из института вместе с начальником от отчаяния. И ей, и Володе, работавшему в машиностроительном НИИ, зарплату платили нерегулярно, инфляция съела накопления в чулке, сберкассы проглотили сберегательные книжки. На пороге дома отчетливо маячила нужда. А Булкин обещал твердый оклад.