Алексей Никитин - Маджонг Страница 2

Откладывать дальше было некуда, надо было решать, кто же заберет маджонг. Старик Качалов предложил сыграть на маджонг — пусть достанется победителю. Его поддержала Сонечка, но Зеленый Фирштейн, который выигрывал реже других, начал кричать, что выигрыш — дело случая и почему он, фактический владелец коробки, получивший ее от Троцкого в счет долга, вообще должен участвовать в этом балагане. Зеленый Фирштейн очень нервничал и давно уже покойного Эрика называл то Эдиком, то вообще Игорем, порывался немедленно ехать к себе на выселки за долговой распиской от частного предпринимателя, этнического китайца Ма Цзян Чэна, которую получил когда-то вместе с маджонгом, чтобы доказать всем неоспоримость своих прав. Когда Зеленый откричал положенное и никуда не поехал, Сонечка напомнила всем, что это она стирала камни порошком «Лотос» в своей посудомоечной машине, когда Троцкий был еще жив и здоров и преотлично занимался мелким, но оттого не менее темным бизнесом. Старик Качалов подумал, что уж палочки для счета и истрепавшаяся за годы пользования копия брошюры с правилами точно принадлежат ему, но придумать, как приспособить их к делу, если маджонга у него не будет, не смог и поэтому первым поддержал идею Толстого Барселоны.

Барселона предложил собираться и играть раз в неделю. Победитель, кроме выигранных копеек, получает маджонг. Как кубок или переходящее красное знамя, до следующей игры.

Это всех устроило.

Оставалось определить место. С Троещины до Теремков путь неблизкий, с Борщаговки до Воскресенки тоже. Они нашли в куче старья, оставленного на разграбление строителям, рваную карту Киева с отпечатком рифленой подошвы на легенде. Это была не очень точная карта, на ней не хватало многих улиц, но в дело она годилась. Они соединили жирными линиями Теремки с Троещиной, а Борщаговку — с Воскресенкой и попытались определить координаты места пересечения этих линий. Вышло, что линии пересеклись как раз там, где они в этот момент расчерчивали карту, — на их доме.

Собрав маджонг и оставив карту строителям, они спустились в подвал, над которым висело «Ольжин двир». И с тех пор играли только там.

Если кто-то еще не бывал в «Ольжином» — лучше туда и не ходить. В «Ольжином» нет ничего стоящего внимания просвещенного человека — кабак кабаком. Но если уж вы неосмотрительно сунулись в этот подвал с прокуренными до фундамента толстыми кирпичными стенами, которые снизу отделаны подморенной вагонкой, а поверху обклеены банкнотами разных стран и народов, географическими картами и, как охотничьими трофеями, увешаны автомобильными номерами, то, пожалуй, не удержитесь и вернетесь в «Ольжин» еще не раз. Отчего так? Кто его знает. В былые времена здесь кормили салатом «Холестеринчик», а жизнерадостные девы бодро разносили пиво, не утомляя посетителей долгим ожиданием, но, напротив, радуя благосклонными улыбками. Однако те времена миновали, прежние девы куда-то делись, должно быть, улетели в теплые края, а новые оказались ленивы и нерасторопны. «Холестеринчик» в «Ольжином» делать разучились, хотя, казалось бы, — чего уж проще?

Хозяева уволили и новых дев, а после и тех, которые пришли им на смену. Но лучше не стало. Что и говорить, испортился «Ольжин». Однако знают об этом только те, кто помнит прежние времена и кому есть с чем сравнивать, а тем, кому сравнивать не с чем, и так годится.

Когда официантка принесла пиво и фисташки, камни были уже розданы и рассортированы игроками. Сонечка отложила в сторону сезон Весну, вместо которого Зеленый Фирштейн тут же выдал ей двойку бамбуков, а Старику Качалову вместо цветка бамбука досталась двойка кругов.

«Интересно, — подумал Качалов, зажав пальцами новый камень. — Какая необычная настойчивость. Вместо Чжу, обозначающей письменность и рисование, я получил Сун, которая обозначает почти то же».

Других двоек кругов у Старика Качалова не было. Сам по себе этот камень большой ценности не представлял: если удастся собрать панг — это всего два очка, если конг — четыре, то есть в любом случае немного. Но все же Старик Качалов решил камень пока не выбрасывать и посмотреть, как пойдет игра.

Они разобрали бокалы с пивом, освободили место для блюда с фисташками и пепельницы, сказали официантке «спасибо» и отпустили ее с миром. После чего Толстый Барселона сделал первый ход.

Барселона всегда играл неторопливо… Нет уж, скажем честно: он играл ужасно медленно, часто задумывался о каких-то вещах, к игре отношения не имевших, потом спохватывался, оглядывал всех и интересовался, чей ход. Ему хором объясняли, что ход, как обычно, того, кто спрашивает. Тогда Барселона брал камень из Стены, какое-то время крутил его в руках, ставил в общий ряд, медленно выбирал ненужный камень и громко объявлял, что сносит семь круглых дырок от бублика, или три длинные бамбуковые палки. Ему казалось, что так забавно. Только после этого ненужный камень торжественно выкладывался на стол.

Сонечка, наоборот, играла внимательно. Но на то, чтобы запомнить китайское название каждого камня, ее тоже не хватало; снося, она объявляла: пять тяо или семь ван. Кроме нее только Старик Качалов помнил, что тяо — это бамбуки, а ван — иероглифы. Зеленый Фирштейн одно время даже злился на нее за этот выпендреж. Сам он, выкладывая ненужный камень, обычно ничего не говорил или болтал на отвлеченные темы. Зеленый Фирштейн вообще играл неряшливо, часто норовил взять камень без очереди, объявлял маджонг, когда маджонга у него не было, и скандалил, если кто-то не ленился напомнить ему, что за объявленный, но несыгранный маджонг в приличных домах штрафуют.

Обычно они собирались по субботам. Приезжали в обед и оставались в «Ольжином» до позднего вечера, до самого закрытия. Играли один гейм из четырех кругов. Ровно шестнадцать игр. Ставку раз установили и никогда ее не меняли — по копейке очко, поэтому даже самые крупные выигрыши редко переваливали за сто гривен. Толстый Барселона выпивал за круг бокал пива, Старик Качалов и Зеленый Фирштейн — по бокалу за два круга, Сонечка — один за игру.

За маджонгом они болтали обо всем: о политике, погоде, новых официантках в «Ольжином», оценивали процент фисташек с нераскрытой скорлупой, вываливали все слухи и сплетни об общих знакомых. В эти часы Зеленый Фирштейн переставал быть невыносимым занудой, Сонечка забывала о своей заносчивости, у Старика Качалова прорезалось живое остроумие, а Толстый Барселона оставался собой и этим был хорош.

Барселона снес семерку бамбуков, Сонечка — шестерку дотов, которые они называли кругами, Зеленый Фирштейн тоже избавился от шести кругов, Старик Качалов выложил камень Фан — пять иероглифов. Из игравших только он, собирая комбинации, брал в расчет не одну лишь ценность возможных конгов и пангов, но еще и символическое значение камней. Эта особенность его игры сбивала остальных с толку: сложно понять, что в голове у человека, который думает не так, как ты.

— С Севера прилетело пять иероглифов, — не отрывая взгляда от своих камней, проворчал Зеленый Фирштейн. — Наверное, у них оказалась недостаточно чистой символическая родословная.

— Не вписались, — не то согласился, не то возразил Старик Качалов. — Можешь взять себе.

— Не вписываются, — в тон ему ответил Зеленый Фирштейн. — Что хоть значат?

— Нет бы взять и выучить — столько лет уже играем. Фан, пять символов, обозначает дом.

— Что ж тебе, дом не нужен? Соберешь конг домов, глядишь и обломится.

— Мракобесие пропагандируете, товарищ, — постучал пальцем по столу Толстый Барселона. — Чей, кстати, ход?

— Как обычно, — пожал плечами Зеленый Фирштейн, — того, кто спрашивает.

— Между прочим, место у нас для колдовских ритуалов самое подходящее, — глядя, как Барселона неспешно выбирает камень для сноса, заметила Сонечка. — При Ольге и Владимире тут сплошные капища были.

— Спасибо, просветила, — отозвался Фирштейн. — А то мы не в этом доме родились и ни о чем таком не догадывались.

— Но при Ольге и Владимире тут в маджонг не играли, — Барселона поднял взгляд на Фирштейна. — Сношу пять долгих зеленых бамбуков. Тут человеков жертвовали. Перуну и прочим там.

— Беру! — Старик Качалов подхватил снесенный камень. — Панг!

— Ну вот, — нервно дернул плечом Зеленый Фирштейн, — меня опять оставили без хода. Хоть ценное что-то взял?

— Лянь. Цветок лотоса. Начало новой жизни.

— Повезло кому-то, — заметила Сонечка, — наверное, курить бросил. Пить перестал. Короче, начал жить новой жизнью. А насчет того, что славянские волхвы, или кто там в этих капищах копался, не играли в маджонг, так это неважно. Главное — ритуал и место. Место и ритуал.

— То есть мы сейчас сидим и сочиняем себе судьбу? — переспросил Старик Качалов. — Шесть дотов.

— Кто, интересно, первым снес шесть кругов? — Зеленый Фирштейн ткнул пальцем в снесенный камень. — Кого я послушался? Третий камень в поносе. Уже был бы Панг. А так. Барселона, не спи! Твой ход!