Александр Чуманов - Три птицы на одной ветке Страница 2

Правда, с некоторых пор бабушка придумала ему службу. И они оба пристрастились собирать среди листвы, травы и зарослей пригодную для сдачи стеклотару. И опять же — не столько в деньгах дело, сколько в статистике, потому что бабушка и тут скрупулезно считает, на какую сумму собрано бутылок, и неизменно оказывается, что пес кормит себя сам…

Примечательно, что в молодости да и зрелом возрасте, пока еще не иссяк интерес к людям как таковым, Алевтина Никаноровна на дух не терпела какую бы то ни было квартирную живность — собака или таракан, все едино.

Но когда умер последний муж, дочь Эльвира, обретавшаяся в однокомнатной квартире вдвоем с дочкой Софочкой, вдруг подкинула матери щенка — серебристого дога женского пола, обещавшего вырасти в свирепого охранника беззащитных душ, а также и тел.

Щенка определили к бабушке временно, чтоб только подрос и научился манерам, бабушка поначалу заартачилась, но ее убедили, мол, веселей будет, мол, своевременное обеспечение животного пропитанием гарантируется.

И Алевтина Никаноровна уступила. Раз временно. Обмолвилась лишь, что, если вдруг маленькая сучонка будет плохо поддаваться воспитанию, если начнет слишком уж докучать профессиональной, хотя и отставной воспитке, так теперь, кажется, детишки говорят, чтобы скотину по первому требованию забрали, иначе она будет либо непринужденно утеряна в ходе очередной прогулки, либо забыта в трамвае, либо даже отдана бомжам на пропитание.

А Радка, так поименовали породистую собачку, не выказывая и намека на свирепость, стала расти не по дням, а по часам, все больше и больше непривычных радостей доставляя одинокой старой женщине. Конечно, когда Эльвира привозила обещанный провиант, бабушка не упускала возможность поворчать, посетовать на неудобства, но всякий, даже не знающий ее прежде, мог легко распознать нарочитость, обильно приправленную забавными и трогательными мелочами щенячьего бытия.

И уже безо всяких сетований отправлялась Алевтина Никаноровна с Радкой в дальние поездки по городу, когда требовалось делать щенку прививки от болезней, повсюду подстерегавших нежный организм — такой с виду крепкий, а на самом деле такой уязвимый по причине неизбежного для чистой породы кровосмешения.

И уже мало-помалу, незаметно для самой себя приобретала бабуля черты и замашки истовой собачницы, испытывающей тихое презрение, а то и откровенную неприязнь к прочим людям, не ведающим привязанности к меньшим родственникам.

И постепенно отношения догини Радки, нет, лучше дожихи Радки с Алевтиной Никаноровной зашли так далеко, что уже было для всех очевидно — их разлучит лишь смерть.

— Все, — сказала однажды мать Эльвире, — заводи себе другую собаку, а Радку я не отдам. Это единственное существо на свете, которое меня любит.

Бабушка хотела добавить, что и она, говоря начистоту, ни в ком на свете особо не нуждается, да не стала развивать тему.

А дочь и без того все поняла и чуть приметно усмехнулась. Эльвира, в сущности, не слишком отличалась от родившей ее женщины. Но пока в ней были живы кое-какие иллюзии относительно окружающего мира, а больше относительно себя самой. Она до сих пор не потеряла способность чем-нибудь периодически увлекаться, утрачивая чувство меры, — то мужчиной, то художниками-импрессионистами, то религией. Да и отношения с дочерью Софочкой тогда еще казались ей гармоничными, искренними, полными истинного чувства. Впрочем, относительно мужчин тоже, видимо, пора было подводить черту…

А Радка подхватила-таки чумку. Как ее ни берегли, как ни избегали контактов с прочим собачьим контингентом.

Разумеется, для нее не пожалели никаких лекарств, заставляли глотать дорогие антибиотики и даже коньяк, пару раз вызывали посреди ночи собачью «скорую помощь», один визит которой стоил целой бабушкиной пенсии, но все было тщетно, собачка умерла в страшных мучениях прямо на руках Алевтины Никаноровны, которая испытала такое горе, какое не испытывала, вероятно, никогда.

Покойницу погребли со всеми мыслимыми почестями, Алевтина Никаноровна сама чуть было не слегла, хотя от переживаний заболело опять же не сердце, а дали себя знать камни в печени, причем сильней, чем когда-либо…

Дочь же с внучкой использовали момент, чтоб воплотить в жизнь свою давнюю затею, которая родилась в день смерти последнего бабушкиного мужа. Они с удвоенной энергией стали обрабатывать старуху, и та наконец сдалась. Делайте, мол, что хотите, все равно от вас не спастись.

Сколько-то времени ушло на поиск «варианта», а в результате три однополюсовые женщины оказались на общем жизненном пространстве. При этом из двух «хрущоб» в центре — однокомнатной и трехкомнатной — получилась одна трехкомнатная с высокими потолками и просторной кухней. И каждая из трех сторон была искренне убеждена, что именно она поступилась суверенитетом ради удобства ближних.

Эльвира говорила:

— Мама — женщина немолодая, мало ли что может случиться в любой момент. А я тоже не девочка, чтоб в ночь-полночь гонять через весь город. А так-то она будет у меня на глазах — и покормлю, и обихожу, и выслушаю, и капризы старческие удовлетворю. Не то что чужой человек.

Алевтина Никаноровна говорила:

— Домаюсь как-нибудь, не впервой терпеть, всю жизнь терпела, знать, доля моя такова. А они потом — как хотят. Может, еще и мужиков найдут. Хотя, конечно, нынешнее мужичье — полное дерьмо, так ведь и мои мегеры — упаси бог…

А Софочка, скорей всего, никому ничего не говорила, потому что всегда была себе на уме, однако на роль осчастливленной двумя волшебницами золушки, это совершенно очевидно, не согласилась бы ни за что и никогда.

И стали они жить втроем. Сперва — довольно дружно. Это пока все трое помнили о данном себе обязательстве наплевать на принципы. Однако легче раз принести себя в жертву целиком, чем ежедневно отщипывать по кусочку от своей кровоточащей индивидуальности.

И постепенно стали жить всяко. Порой неделями не разговаривая, избегая встреч в местах общего пользования, заключая и нарушая сепаратные пакты друг с другом и друг против друга. Разумеется, напряженная до предела тишина то и дело нарушалась бурными перепалками вполголоса.

Да, надо отдать должное волевым женщинам — соседи по лестничной площадке никогда или почти никогда не слышали громких голосов за стеной, что само по себе — почти фантастика.

Однако первый период сожительства трех однополюсных личностей, как мы помним, был почти благостным. Все еще убитой горем бабушке был незамедлительно куплен новый породистый песик, тот самый коккер-спаниель мужского пола. Разумеется, сразу заменить бесценную дожиху ему не удалось, более того, новая хозяйка поначалу встретила его весьма прохладно, но время никогда не забывает о своей обязанности врачевать разбитые сердца.

Песика нарекли Билькой в честь тогдашнего американского президента, что, по замыслу, должно было гарантировать ему беспроблемную жизнь, как минимум, на восемь лет. Так оно, между прочим, и вышло.

Билька тоже поначалу, как и его предшественница, был со всеми ласков и добродушен, а когда впервые проявил дурные наклонности, это уже не могло на его судьбу всерьез повлиять — он стал полноправным членом однополой прежде семьи, единственным, если можно так выразиться, «мальчиком» в ней и бабушкиным тираном.

Дурные наклонности, наверное, отчасти объяснялись генетическими особенностями породы. Но больше, вне сомнения, повлияли изъяны воспитания да вынужденное воздержание. Как бы там ни было, войдя в зрелость, Билька все чаще стал выказывать далеко не ангельский нрав, а порой и замашки отъявленного негодяя. Причем переход из состояния щенячьей игривости совершался иной раз не только мгновенно, но и совершенно немотивированно, так что домочадцы рисковали быть укушенными в самый, казалось бы, неожиданный момент.

Разумеется, такая эволюция розового щенка никого не радовала, хозяйки пытались поправить ситуацию разными способами, пробовали, что называется, кнут и пряник в различных пропорциях: телесные наказания и урезания рациона чередовались с попытками подыскать мальчику соблазнительную и доступную подружку, но он либо комплексовал, либо уже действительно не способным был утешить особь противоположного пола, знакомство оборачивалось безобразной дракой и постыдным бегством представителя сильного пола, а лишение лакомств еще больше озлобляли четвероногого деспота, внушить же ему страх перед существами высшего порядка и таким способом добиться покорности оказалось делом абсолютно невозможным.

Однажды, когда Билька в очередной раз крепко цапнул Алевтину Никаноровну, было принято решение избавиться от него раз и навсегда, при этом Софочка высказалась за «нулевой вариант» — умерщвление неблагодарной твари в специальном учреждении посредством электрического тока, Эльвира предложила более гуманный путь — оставление животного где-нибудь подальше от дома, чтобы у Бильки была хоть видимость выбора: либо понравиться какому-нибудь доброму человеку, либо угодить на шашлык вольным охотникам городского дна.