Давид Фонкинос - Эротический потенциал моей жены Страница 2
- Категория: Проза / Современная проза
- Автор: Давид Фонкинос
- Год выпуска: -
- ISBN: -
- Издательство: -
- Страниц: 26
- Добавлено: 2018-12-10 11:04:17
Давид Фонкинос - Эротический потенциал моей жены краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Давид Фонкинос - Эротический потенциал моей жены» бесплатно полную версию:Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена. Ее эротический потенциал огромен. По что если ее коллекционирует не только Гектор?…
Давид Фонкинос - Эротический потенциал моей жены читать онлайн бесплатно
Следует неизменно опасаться шведов, которые не блондины. Гектор был невозмутим, зная, что может в любой момент извлечь из ножен бейдж «НИКСОН ЛУЧШЕ ВСЕХ!» и представить его лучистому взору шведа – взору, который напоминал о количестве самоубийств в Швеции. Невозможность сохранить в памяти его имя не позволит нам тем не менее забыть о его великолепных прошлогодних показателях, ибо этот господин стал официальным чемпионом прошлогоднего конкурса коллекционеров бейджей избирательных кампаний. В миру швед был аптекарем в какой-то шведской аптеке. Говорили, что он получил эту профессию по наследству; профессиональная жизнь коллекционеров зачастую походит на слишком большой, не по размеру, костюм. Что же до их сексуальной жизни, то она безмятежна, как двоечник во время каникул. Собирательство – один из редких видов человеческой деятельности, не связанных с желанием обольщать. Собранные предметы становятся крепостными стенами и напоминают лошадиные шоры. Только мухам дано наблюдать вблизи холодную грусть, исходящую от коллекций. Грусть, которая забывается в эйфории соревнования. В такой миг швед забывал само слово «лекарство». Родители, воспитавшие его в любви к шприцу для внутривенных инъекций, для него больше не существовали. Зрители затаили дыхание, это был один из самых напряженных финальных матчей, которые им доводилось пережить. Гектор поймал взгляд поляка, которого победил в полуфинале: чувствовалось, что поражение до сих пор стоит у того в горле комом, который тот никак не может проглотить. Но как он мог хоть на минуту понадеяться попасть в финал со своим бейджем Леха Валенсы? Шведа можно было сбить с толку разве что интеллектуальным превосходством. В зале было тихо. Время от времени швед тер себе виски, ясно, что это уловка с целью дестабилизировать противника, жалкий трюк, которым он хотел достать нашего Гектора. Нелепые попытки, наш Гектор был крепок, как скала, за плечами годы собирательства, он был уверен в своем Никсоне; тому, кстати, наверняка было бы приятно узнать, что некий Гектор одержит победу благодаря ему, Никсону. Конечно, это событие мало что изменит в книгах по истории, и вряд ли его положительная роль в нынешнем конкурсе ослабит отрицательную мощь Уотергейтского дела. И однако же все оказалось не так просто (опасайся шведов, которые не блондины). Мерзавец предъявил бейдж «Битлз». Среди зрителей пробежал смешок, но швед, не проявляя ни малейшей растерянности, разъяснил, что этот бейдж был сделан для избирательной кампании на должность председателя Клуба Одиноких Сердец Сержанта Пеппера – Sergent Pepper Lonely Hearts Club Band. Негодяй, должно быть, что-то пронюхал о Гекторовом сокровище и не нашел лучшего способа защиты, кроме как заморочить голову жюри; этакая шведская сволочь. И его план, похоже, удался, поскольку на лице жюри (состоявшего, по правде говоря, из одного-единственного бородача) появилось подобие улыбки. Гектор возмутился, но сделал это как-то нелепо, потому что возмущаться по-настоящему не умел; он, в некотором смысле, стиснул зубы. И вот чем закончилась эта постыдная пародия на конкурс: уловку шведского пройдохи признали чрезвычайно оригинальной, и Гектор был признан побежденным. Он сумел вынести это с достоинством, нашел в себе силы слегка кивнуть в сторону победителя и покинул зал.
Оставшись один, он заплакал. Не из-за поражения – у него уже было столько взлетов и падений, и он знал, что в любой карьере полно таких минут. Нет, он плакал от нелепости этой ситуации: проиграть из-за «битлов», это было просто смешно, вот он и плакал. Нелепость этого мгновения навела его на мысли о нелепости собственного существования, и впервые в жизни он ощутил силу, толкающую его к перемене, силу, позволяющую ему прекратить этот безумный процесс коллекционирования. Всю жизнь он был лишь сердцем, бившимся исключительно в ритме находок. Он собирал марки, дипломы, картинки с изображением кораблей у причала, билеты метро, первые страницы книг, пластмассовые мешалки для коктейлей и цеплялки для маслин, «мгновения с тобой», хорватские поговорки, игрушки «Киндер-сюрприз», бумажные салфетки, рождественские бобы, фотопленки, сувениры, запонки, термометры, заячьи лапки, списки новорожденных, раковины Индийского океана, звуки, которые слышны в пять часов утра, этикетки сыров – короче, он коллекционировал все, и всякий раз с одинаковым пылом. Его существование было проникнуто безумием, с неизбежными периодами чистой эйфории и глубочайшей депрессии. Он не помнил ни единого мгновения собственной жизни, когда бы он чего-нибудь не коллекционировал или чего-нибудь не искал. Всякий раз, начиная собирать очередную новую коллекцию, Гектор был убежден, что она будет последней. И систематически, по мере утоления своей страсти, он обретал в этом утолении истоки новой неутоленности. Он был, в каком-то смысле, Дон-Жуаном предметов.
В скобкахПоследнее сравнение представляется наиболее точным. Подобно тому, как мы говорим о некоторых мужчинах, что они бегают за женщинами, о Гекторе можно было сказать, что он бегал за предметами. Будучи весьма далекими от того, чтобы сравнивать женщину с вещью, отметим все же очевидное сходство, и переживания нашего героя вполне сопоставимы с переживаниями прелюбодеев и вообще всех мужчин, пронзенных ощущением уникальности каждой женщины. По сути дела, это история мужчины, который любил женщин… Несколько примеров: Гектору не раз случалось разрываться между двумя коллекциями; так, посвятив полгода жизни сырным этикеткам, он внезапно оказывался сражен наповал видом случайно попавшейся ему на глаза почтовой марки и был пожираем стремлением бросить все ради этой новой страсти. В некоторых случаях сделать выбор оказывалось физически невозможно, и Гектор целыми месяцами жил в тоске и муках своей двойной жизни. В этих случаях приходилось размещать обе коллекции в противоположных углах квартиры, считаясь с особенностями каждого экспоната, ибо Гектор приписывал этим предметам человеческие свойства и нередко уличал какую-нибудь марку в ревности по отношению к списку новорожденных. Тут, разумеется, речь идет о тех периодах, когда состояние его душевного здоровья оставляло желать много лучшего. Вдобавок каждая коллекция вызывала совершенно различные ощущения. Некоторые, как, например, коллекция книжных страниц, казались более чувственными, чем прочие. То были коллекции особой чистоты, особо дорогие сердцу собирателя, которые, исчезнув, превращались в неиссякаемые источники ностальгических воспоминаний. Иные были более плотскими, их можно было в каком-то смысле назвать коллекциями на один вечер, ибо они затрагивали сферы более грубые и физические; так было, к примеру, с цеплялками для маслин. С цеплялкой для маслин жизнь не построишь.
Разумеется, он пытался излечиться, запрещал себе начинать новую коллекцию, пытался постепенно отлучить себя от собирательства; ничто не помогало, это было сильнее его: он влюблялся в какой-нибудь предмет и испытывал непреодолимое стремление коллекционировать подобные. Он читал книги: все они рассказывали о возможности подавить или изгнать вообще свой страх быть покинутым. Некоторые дети, которым родители не уделяют достаточно внимания, начинают коллекционировать, чтобы восстановить душевный покой. Покинутость – как военные времена: боишься, что чего-то не хватит, и начинаешь копить. В Гекторовом случае нельзя сказать, что родители не уделяли ему внимания. Нельзя, впрочем, и утверждать, что он был слишком избалован их вниманием. Нет, их отношение к сыну пребывало где-то на полпути между этими двумя позициями и представляло собой какую-то вечную вялость. Давайте-ка посмотрим.
III
Гектор всегда был хорошим сыном (мы уже видели, и кое-кто даже оценил по достоинству явную негромкость его самоубийства; был даже некий шик в этой попытке якобы уехать в Америку). Это был хороший сын, заботившийся о том, чтобы его родители чувствовали себя счастливыми, и лелеявший у них иллюзию, будто их отпрыск цветет и благоухает. Перед дверью их квартиры Гектор некоторое время полировал свою улыбку. Глаза его были обведены черными кругами. Но когда мать открыла дверь, она увидела сына не таким, каким он был в этот миг, а таким, каким видела его всегда. Если уподобить наши семейные отношения фильмам, которые мы смотрим из первого ряда (не видя ничего), то родители Гектора смотрели свой, вплотную уткнувшись носом в экран. Вот тут-то и можно было бы выявить связь между потребностью коллекционировать и стремлением как угодно грубо заставить воспринимать себя как существо изменяющееся (попросту говоря – живое).
Мы прибережем эту гипотезу на потом.
Мы вообще все гипотезы прибережем на потом.
Такая позиция, состоявшая в том, чтобы не разрушать миф о цветущем и благоухающем сыне, была сопряжена с различными трудностями и требовала тяжелой работы над собой. Производить впечатление счастливого человека едва ли не труднее, чем быть таковым в действительности. Чем шире улыбался Гектор, тем больший покой нисходил на его родителей; они гордились своим столь счастливым и милым сыном. С ним они чувствовали себя точно так же, как с каким-нибудь домашним электроприбором, презревшим все гарантийные сроки и претендующим на вечную жизнь, причем для своих родителей Гектор был прибором не какого-нибудь там, а немецкого производства. И сегодня ему еще труднее, чем обычно: признание в самоубийстве уже готово сорваться с его посиневших губ, и ему хочется хоть на этот раз не разыгрывать комедию, а просто быть сыном своих родителей и плакать вволю такими огромными слезами, чтобы их поток растворил и унес с собой всю боль. Но ничего не поделаешь, и на лице его снова улыбка, за которой, как всегда, надежно прячется правда. Его родители неизменно питали жгучий интерес ко всему, чем увлекался их отпрыск. Впрочем, «жгучесть» была для них явлением мимолетным, чем-то вроде оргазма улыбки. «Как, ты раздобыл еще одну мыльницу? Потрясающе!..» Вот и все. Энтузиазм их был неподдельным (Гектор ни разу не подверг его сомнению), он, однако, напоминал взлет «американской горки» – за ним тотчас следовало стремительное падение в тишину. Нет, это все же не совсем точно: отцу иногда случалось похлопать его по спине, выражая этим гордость за сына. В такие минуты Гектору хотелось его убить, хотя он и сам не понимал почему.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.