Ричард Бротиган - Несчастливая женщина Страница 2

Стало бы только хуже, и людей накрыл бы зловещий ужас.

Как я дальше поступлю?

Я уже сказал:

— У меня сегодня день рождения. Мне сорок семь, — и еще повторил, к невыносимому конфузному неудовольствию окружающих.

Теперь они знают, что я способен на все.

Может, я покажу им двадцать прикрученных к телу динамитных шашек и захвачу поезд, требуя, чтобы всех отвезли на мою родную планету Уран, легендарное святилище и источник энергии Водолея?

Некоторые пассажиры будут на грани паники. Уже различат себя в газетных заголовках: «ЧЕЛОВЕК, ПРАЗДНУЮЩИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, ВЗЯЛ В ЗАЛОЖНИКИ ЦЕЛЫЙ ПОЕЗД».

Другие просто захотят вовремя попасть куда собирались. Среди нас то и дело встречаются прагматики. Они расставляют приоритеты и больше ничего не ждут.

Разумеется, ничего я в поезде не сказал. Я был приличный пассажир. Прикусил язык и вышел на своей станции. Я только знаю, что сорок шесть мне уже не будет.

30 января 1982 года продолжается…

Октябрьская поездка в Канаду — коту под хвост. В то время я, наверное, поехал бы куда угодно, только не в Канаду. Каприз фантазии меня туда завел. Я вообще отвратительный странник. Весьма нелепо, что я странствую так много, — для такого-то бездарного путешественника.

Начать с того, что я не умею паковать вещи. Пакую слишком много ненужного и слишком мало нужного. Это бы, наверное, ничего, терпимо, но я бесконечно переживаю и много раздумываю о всяких упаковочных вопросах, когда странствие уже давно позади.

Я по сей день вспоминаю поездку в Колорадо в 1980 году, когда я положил шесть пар штанов и только две рубашки. На черта мне сдались шесть пар штанов в двухнедельной поездке в Колорадо? Нужно было больше рубашек взять. Все наоборот надо было. Шесть рубашек и две пары штанов. В этом было б до черта смысла, в Колорадо стояла такая жара, что саранча огороды подчистую выедала прямо из-под салатниц, а у меня только две рубашки.

Когда я путешествовал, меня собирали женщины, и им это всегда замечательно удавалось. Ни одна женщина никогда не клала шесть пар штанов и две одинокие рубашки. Но женщины мне теперь дороговаты, я уже очень давно не могу себе позволить такую, чтобы меня собирала.

Мне сейчас, наверное, смотреть, как меня собирает женщина, — все равно что наблюдать за счетчиком в такси, которое едет дальше, чем я рассчитывал, и нервничать, хватит ли денег расплатиться.

Торонто для меня навсегда останется обратной стороной мечты.

Я заказывал орла, Торонто обернулся решкой.

Как-то вечером в воскресенье я сел на трамвай и поехал смотреть китайское кино в район за пределами торонтского китайского квартала.

Я раньше не бывал в китайском кинотеатре, который не в китайском квартале. Я в любом городе отправляюсь в Чайнатаун. Зимой 1980-го я неделю провел в Ванкувере, Британская Колумбия, но там китайские кинотеатры были, судя по всему, в китайском квартале, а в Торонто — по-другому, и вот я сижу в трамвае, в голове держу ориентиры забытого происхождения, еду в заблудший канадский китайский кинотеатр. Окажись он в Чайнатауне, было бы проще. Логично ведь.

Приехав в кинотеатр, я выяснил, что там идут два американских фильма. Обычно в китайский кинотеатр ходишь не на американское кино. И вообще, разве ненормально предполагать, что в китайском кинотеатре показывают китайские фильмы?

На афишах «Скоро на экране» говорилось, что в ближайшие недели покажут китайское кино. Я ждать не мог — это, пожалуй, было удачное решение, потому что через неделю я уже очутился в Сан-Франциско. Мне решительно никакого проку от китайского кино в Канаде на следующей неделе.

Чем еще я в Торонто занимался?

У меня был очень мучительный роман с канадкой — на самом деле она хорошая. Роман закончился резко и больно, целиком по моей вине. Хорошо бы, если можно было переписывать прошлое, по мелочи что-то менять тут и там — скажем, проявления возмутительного идиотизма, — но тогда прошлое всегда находилось бы в движении. Никогда бы не застыло сутками веского мрамора.

Помню, я проснулся с ней утром, после первой ночи у нее дома, и она сказала:

— В Торонто прекрасный день, а с тобою славная канадская девчонка.

Да, прекрасный.

Да, славная.

30 января 1982 года закончилось

Не знаю, почему на Гавайях я хотел сфотографироваться с курицей. Мании — любопытные штуки, не перестаешь удивляться.

В то утро, когда фотографировали, то и дело принимался дождь. Ночью была гроза, и наутро по-прежнему лило. Честно говоря, мне казалось, что в такую погоду не пофотографируешь, но тот человек, который снимал, был полон оптимизма. И курицу тоже нашли.

Не знаю, легко ли на Гавайях найти курицу, но меня это потрясло. Я, разумеется, не про такую курицу, которая уже для сковородки принарядилась.

Я про живую курицу, с перьями и всем прочим.

Позвонил фотограф.

— Давай попробуем, — сказал он.

«Попробуем» — значит, выполним каприз одного человека.

Мы опасались, что попадем под дождливосезонный ливень и он испортит нам освещение: фотографироваться требовалось на улице, чтобы различались Гавайи.

Если Гавайи не окажутся персонажем на фотографии, без толку снимать нас с курицей. Я хотел вставить фотографию в рамку и повесить на стену в Монтане на ранчо.

Ко мне станут приходить гости, и, может, один кто-нибудь спросит о необычном снимке нас с курицей, который озадачивающе висит на стене. Может, они почувствуют, что за фотографией кроется история. Восхитительно будет послушать, как они выразят свое любопытство. Может, один заметит:

— Интересная фотография, — а если не дождется ответа, прибавит: — Где снимали?

— На Гавайях.

— Это что, курица?

— Да.

— А какой в этой фотографии смысл? Какая-то особая курица?

Тут-то я и узнаю, насколько они упрямы или наоборот.

— Нет, я просто хотел сфотографироваться с курицей на Гавайях.

Ну и куда, черт побери, им теперь деваться? А мы бы с вами куда делись, окажись в таком положении? Я не имею ни малейшего понятия, как поступлю. Может, сменю тему или в другую комнату уйду. По-моему, не слишком удачная идея — беспомощно заглохнуть, стоять и таращиться на чью-то фотографию с курицей на Гавайях, ожидая, когда меня спасут от этой напасти.

Бегство, конечно, однако всё лучше, чем ошарашенно торчать посреди гостиной и пялиться на гавайскую фотографию идиота с курицей на руках.

В горах неподалеку от Гонолулу оказалось чудесно, сочно и соблазнительно — будто авиареклама, что уносит в доподлинный и предсказуемый рай.

На свободе бегала толпа куриц, выбирай любую, и вскоре я прижимал одну к себе, а фотограф щелкал как сумасшедший. Мы боялись, что света недостаточно, однако выяснилось, что со светом все в порядке.

Курица сидела у меня на руках очень смирно — видимо, удивлялась, что это такое происходит. Позирование для фотографий явно не числилось в ее обычном распорядке дня. Не всякий турист желает сфотографироваться на Гавайях с курицей.

Курица сидела смирно и серьезно. Ох, господи, курица — серьезна! Когда фотограф нащелкал снимков, я опустил курицу на землю. Курица в замешательстве медленно побрела от нас, потупив перья.

На той неделе, сойдя в Беркли с поезда, по пути домой, в дом, где повесилась женщина, я увидел, как впереди дорогу переходит кошка.

От нечего делать — к тому же я сам млекопитающее — я с кошкой поздоровался.

— Привет, киска, — сказал я, а потом, чтобы приветствие наверняка дошло, прибавил: — Мяу.

Кошка, торопливо бежавшая через дорогу, притормозила, услышав мое приветствие: медленнее, медленнее, наконец замерла и посмотрела на меня.

— Мяу, — повторил я кошке, смотревшей на меня.

Завернув за угол, я скрылся с кошкиных глаз и направился в горку к дому, где около года назад повесилась женщина.

После того как она повесилась, ее муж оставил все, как было в день самоубийства, и с тех пор мало что изменилось. Рождественские открытки 1980-го — по-прежнему на каминной полке, но больше всего меня поразила кухня — я потом расскажу подробно. Кухня мертвой женщины требует времени и внимания, а сейчас не время.

Я поднимался на холм и думал про кошку, которой сказал «мяу», и вообще про кошек, и мой разум вскоре четко сфокусировался.

Кошки не знают, что люди пишут о них книжки, забившие списки бестселлеров под завязку, и что миллионы людей хохочут над комиксами про кошек.

Если показать кошке комикс про кошек, по правде говоря, ей будет наплевать.

1 февраля 1982 года закончилось.

В Кетчикане я швырнул через дорогу бутыль текилы, и молодой аляскинский законотворец поймал ее, не медля ни секунды, с легкостью — вероятно, любил текилу.

Замечательная была пьяная ночь на Аляске.