Франко Арминио - Итальянская новелла. XXI век. Начало Страница 2

В заключение следует сказать, что авторы, произведения которых собраны в антологии, представляют многие, не похожие друг на друга течения современной итальянской литературы, что уподобляет эту книгу зеркалу, в котором отражается Италия, всегда отличавшаяся многогранным разнообразием в области языка, и культуры в целом. Каждый автор показывает нам свою Италию через призму литературы.

Перевод Антона Чернова

Пьерджанни Курти

Пес

Когда она увидела его впервые, он показался ей невероятно забавным. Его друг был слепым, настоящим слепым, а он был одет в костюм собаки. Ей пришлось пройти мимо них. Они стояли прямо у входа в метро.

— Прошу тебя, подай что-нибудь. Он так беден, что даже собаку купить не может.

Он указывал на своего слепого хозяина, а когда рядом не было прохожих, о чем-то говорил с ним вполголоса, горячо и увлеченно.

Три месяца спустя они были на том же месте. Дэни уже хорошо освоил профессию собаки. Он переводил слепого через дорогу, сторожил деньги и, пока они ждали милостыни от кого-то из прохожих, о чем-нибудь болтал с хозяином. И еще у них был небольшой радиоприемник, который они настраивали на трансляции футбольных матчей.

Каждый раз, когда она проходила мимо, пес отвешивал ей шутовской поклон, а слепой лишь поднимал голову, как будто хотел отчетливее слышать звук ее шагов. Дэни больше не просил ее «Подай что-нибудь, пожалуйста». Она не давала и никогда не дала бы ему ничего. И теперь он только вставал на задние лапы и приветствовал ее церемонным поклоном.

Проходя мимо в пятницу вечером, она увидела, что пес стоит один. Он встал на задние лапы, но на этот раз не поклонился ей. Она спешила, у них с мужем были планы на вечер.

— Извините, — сказал ей пес.

Она испугалась: этого пса и его странного одиночества, и всей этой истории, в которой уже сквозило что-то безнадежное и зловещее. И когда он снова обратился к ней — «Я надолго не задержу вас», — это просто взбесило ее. Ей было до того мерзко, что она ускорила шаг. А потом вдруг резко остановилась и, нервно глядя по сторонам, стала искать глазами полицейского, постового, кого-нибудь, чтобы закричать, что этот вонючий пес пристает к ней. Чтобы его выкинули отсюда ко всем чертям. Но ни одного полицейского рядом не было. Она быстро вошла в метро и вечером за ужином не чувствовала ничего, кроме отвращения.

В понедельник она увидела его на том же месте. Он не сказал ей ни слова и не поклонился. В пятницу он снова был там. Стоял, как обычно, неподвижный и молчаливый. Когда кто-нибудь бросал ему монету, он кивал в ответ, и только. Все это раздражало. Она открыла кошелек и бросила ему два евро со всем презрением, на которое была способна. Он не поднял. Она посмотрела на него с вызовом. Пес встал и ушел, оставив на тротуаре монету в два евро. Она оглянулась. Все делали вид, что не смотрят на нее, но она была уверена, что стала объектом злорадного любопытства.

Подобрать монеты, оставленные нищим, она, конечно, не могла.

В следующий понедельник он снова был там, но милостыню не просил. Одетый, как в пальто, в костюм собаки, он сидел у входа в метро в смешной позе: облокотившись спиной о стену и выставив напоказ обмякшее и полинявшее брюхо своего костюма. И это, наверное, показалось бы непристойным, если бы не его занятие: он внимательно читал книгу, как будто рядом никого не было. Огрызком карандаша он что-то подчеркивал и делал какие-то заметки на полях. Миски, унаследованной от слепого, не было. Не было ничего, во что можно было бы бросать деньги, и монет рядом с ним на асфальте тоже не было. Только пустая шерстяная шапка лежала на тротуаре.

Когда в другой раз она проходила мимо, он поднял голову и закрыл книгу, заложив между страниц свою поношенную лапу; можно было подумать, что он ощущает ее присутствие. Пес ничего не говорил; ждал, что она скажет что-нибудь. Она была в замешательстве. Едва не ушла. Ей стыдно было стоять там, рядом с этим фальшивым псом, этим отвратительным нищим, которого никто не сумел бы спасти, даже если бы захотел; с этим псом и жутким контрастом между его нищетой и его тайным оружием — карандашом, которым он рассеянно делал какие-то пометки; все это было похоже на последнюю песню перед крушением его изношенного Титаника.

Она ухватилась за последнюю ниточку — за садизм:

— Его больше нет? — спросила она, указывая на место слева от него, где раньше сидел хозяин.

— Для него нашлось место в пансионате.

Пес говорил спокойно, отчетливо, ровно, его голос был похож на катер, уверенно идущий через бурю.

— А ты?

— В пансионате не держат собак, — сказал он, как говорят, о вещах самых обыкновенных.

— А тебе, видно, и не нужен слепой, чтобы попрошайничать.

— Ошибаетесь. Мне ничего не подают. Говорят, чтобы шел работать.

— Я тебе уже подала.

— Вы? Вы дали мне только два евро.

— А сколько должна была дать?

— Каждый должен платить в соответствии с испытываемым интересом.

— Иди работать.

— До вчерашнего дня я работал.

— Найди себе настоящую работу.

— У меня была настоящая.

— И больше ты ничего не умеешь?

— Умею. Это. — Он поднял книгу и карандаш, и добавил: Я закончил философский факультет.

Дэни снял капюшон.

— Это бесполезно, — сказал он и посмотрел в свою шапку, потом вывернул ее наизнанку и, не надев капюшона, снова начал делать заметки на полях своей книги.

— Если дадите мне 10 евро, я пойду поем. Если нет — обойдусь.

Дэни был брюнетом с глубоким чувственным взглядом.

— Ты действительно изучал философию?

— Да. У меня диплом по эстетике. — сказал он и, немного помолчав, добавил: Послушайте, я могу быть вашим сторожевым псом. В общем, я ведь лучше любой настоящей собаки. Испытайте меня. Я довольствуюсь малым: немного мелочи на еду. А время, чтобы читать и писать, я нахожу сам. И, конечно, у вас не будет проблем со страховыми отчислениями. За сторожевых собак отчисления не делают.

— Я не могу держать тебя в саду. Все увидят, что ты фальшивый пес.

— Я могу жить в подвале и выходить только ночью.

— Я тебе не верю.

Дэни расстегнул молнию своего костюма и снял его. Под костюмом у него были джинсы и зеленый свитер. «Вот мои документы», — сказал он и достал из маленькой сумки, висевшей у него через плечо, удостоверение личности и диплом. Ей было стыдно, оттого что все прохожие видят, что она разговаривает с нищим, который держит в руках костюм собаки.

— Убери этот костюм.

Он быстро засунул собачью одежду в целлофановый пакет, лежавший рядом с ним.

— Ты моешься?

— Да.

— Точно?

— Точно, — сказал Дэни, потом добавил: — Я многое умею делать, не только сторожить. — И затем с надеждой стал ждать.

— Я подумаю.

— Спасибо.

Теперь он мог надеяться, и она жалела об этом. Она хотела повернуться к нему и сказать — нет, ничего не получится. Но потом подумала, что страховых отчислений делать не придется. Надо было поговорить с мужем. Она вошла в метро и стала спускаться по лестнице. Потом подумала, что пес может пойти за ней и узнать, где она живет. Ей совсем не хотелось вдруг увидеть его у своего дома, в собачьем костюме.

Она остановилась и, развернувшись, опасливо поднялась обратно. У входа она тайком попыталась разглядеть, на месте ли пес. Он в это время разговаривал с женщиной средних лет. Отчетливо были слышны фразы: «Я узнала, что ты получил диплом». — «Да, синьора», — вежливо сказал он.

— Ты уже нашел работу?

— Пока ничего постоянного.

— С твоими способностями не трудно будет найти подходящую работу, — сказала женщина. — Проводи меня, — добавила она. — Он повернулся и оказался лицом к лицу с ней. И улыбнулся ей.

— Синьора, — сказал он своей бывшей преподавательнице, — это моя подруга.

— Что ж, очень приятно, — ответила женщина, лукаво посмотрев на них.

— Заходи ко мне, — добавила она уходя.

— Обязательно зайду.

— Значит, у тебя действительно есть диплом.

— Да.

— И ты работаешь собакой.

— Пока не заберут в живодерню. Я ведь бродячий пес.

— Ты можешь устроиться сторожевым псом у твоей знакомой.

— Она думает, что я человек.

— Хорошо, ты меня убедил. Мне как раз нужен сторожевой пес.

Обязанности сторожевого пса Дэни исполнял превосходно. В том, что в такой собаке нет ничего дурного, надо было прежде всего убедить Антонио; и здесь ей пришлось потрудиться. В конце концов, он согласился, но только при условии, что Дэни ни одной лапой никогда не ступит в дом, и, выходя в сад, всегда будет надевать собачью одежду. Костюм ему сшили новый, очень реалистичный, из легкой ткани, хорошо пропускающей воздух; теперь он был бергамской овчаркой. В одном из помещений подвала, где раньше стирали и сушили одежду, а теперь расположился пес, Антонио устроил нехитрый душ вместо ванны для стирки. Дэни попросил только, чтобы ему позволили взять из дома некоторые книги. По ночам, чтобы не привлекать любопытных взглядов, он чем-нибудь занимался в саду, если это было необходимо. Все остальное время он читал, делал какие-то заметки и охранял дом.