Александр Лекаренко - Последнее путешествие Клингзора Страница 2

Все так же бессознательно улыбаясь, она сделала к нему пару скользящих шагов. О, как прекрасен, как притягателен он был - длинная черная фигура с циркульно раздвинутыми ногами!

Он не успел ничего. Возможно, злость, темнота дезориентировали его. Может быть, она двигалась слишком быстро. Он не успел не только защититься, он не успел пошевелиться вообще. А ведь собирался порвать эту суку на куски.

Ее нога мелькнула снизу вверх, и подъем стопы мгновенно раздробил отвисшую мошонку. Как будто лопнула спелая инжирная ягода. Мужчина молча рухнул набок. Боль, пронзившая его от паха до сердца, была так страшна, что он не смог крикнуть. Его смышленая подруга метнулась на четвереньках в кусты. Удар пяткой в печень перевернул и бросил ее на спину. Ее раздвинутые колени конвульсивно поджались к груди в гротескной позе совокупления, шея выгнулась, на губах выступила желтая, желчная слизь - удар оказался слишком силен для ее хрупкого тела.

Амазонка смотрела сверху на ее искривленный рот, ожидая каких-нибудь звуков. Но никаких звуков не последовало. Тогда она поставила стопу на выгнутую шею и осторожно покатала ее. Когда Амазонка была маленькой девочкой, ей иногда случалось давить босой ножкой воздушные шарики. Шарики почему-то всегда казались теплыми. Ощущение было таким же.

Она сильно нажала, переместив вес тела на давящую ногу и ощутив шейные позвонки, прижатые к земле. Женщина взбрыкнула, руки ее дернулись и опали, она задрожала, распространяя едкий запах. И умерла.

Амазонка почувствовала разочарование, как если бы ее обманули за мгновение до оргазма. Но у кошки была еще одна мышка. Скользнув взглядом по быстро желтеющему лицу покойницы, Амазонка направилась к мужчине.

Он лежал на боку, зажимая руками пах и дыша открытым ртом, как собака. Но не кричал. Он не чувствовал ног и всей нижней части тела, боль сконцентрировалась в сердце. Он был на грани обморока, но в сознании.

Она присела рядом с ним на корточки, с острым любопытством заглядывая в слепо бликующие под луной глаза.

- О-о-х-х-х, - выдохнул, наконец, мужчина, мучительно, с дрожью.

- О-о-х-х, - эхом повторила она, не отрывая взгляда от его залитого слезами лица.

Некоторое время они помолчали, и ничего не происходило. Но следовало продолжить. Осмотревшись, она подняла с земли закопченную кастрюльку на длинной ручке. Небрежно выплеснула содержимое. И начала методично, краем кастрюльки, бить мужчину по голове. Он дергался при каждом ударе, но рук от паха не отнимал. Из-под волос по его лицу заструилась кровь. Ручка, однако, отломилась. Не была приспособлена кастрюлька для забивания людей насмерть. Пришлось поискать и найти на расстеленной рядом смятой трофейной тряпке, среди разных бесполезных предметов, полезный. Большой складной нож, с ручкой, украшенной золотыми китайскими драконами. В открытом виде эта штука никак не выглядела предназначенной для мирного труда, лезвие длиной в 12 см просило крови и получило ее. Руки мужчины взметнулись, хватаясь за нож, но он уже вошел в скрипучую глину, насквозь пробив ему горло. Он рывком перевернулся на спину, разрывая гортань о клинок, ноги его вытянулись и задрожали, из раны под кадыком блестящей лентой потекла кровь, но было ее на удивление мало. Придерживая свободной рукой его руки, Амазонка ударила еще раз, лезвие, скрежетнув по шейным позвонкам, снова воткнулось в землю, рот мужчины наполнился кровью. Амазонка заглянула в его глаза, и глаза повернулись в ее сторону, во рту зашевелился черный язык. Он жил, он продолжал жить. Но это следовало закончить. Отбросив вверх его напряженную, как палка, руку, она воткнула нож ему под мышку. Тело убиваемого сотрясла длинная, рычащая икота, на горле вздулся и лопнул кровавый пузырь, он захрипел, но он жил, он продолжал дышать. Что очень озадачило Амазонку. Поскольку после такого удара жертва должна была умереть мгновенно. О-о-о-о, дьявол! Она хлопнула себя по лбу красной ладонью и расхохоталась - бить-то надо было под левую мышку! Не переставая смеяться, она быстро убила страдальца ударом в сердце. Ничего особенного не произошло. Как всегда. Жизнь этого человека, как и его подруги, была не более важна, чем жизнь травы. Пришла и ушла. Как дуновение ветра. Как звук хлопка одной ладонью.

Как всегда, она искоса, через плечо глянула в небо. Как всегда надеясь увидеть в нем лик разгневанного или ублаженного Бога. Но не было Бога в небесах. В небесах вращались огненные колеса внутри колес. Как всегда. Там шла война, зажигая и взрывая ненавистью сердца звезд. Амазонка чувствовала это всегда, с тех пор, как ощутила себя живой. Особенно остро - после убийства.

Она глубоко вздохнула и вытянулась на спине рядом с трупом, глядя в небо. Там в вихре сражения сталкивались Силы и Власти, непостижимые человеческим разумом. И некоторым непостижимым образом они касались сердца распростертого в пыли человеческого существа. Оно было причастно. И вдруг небо вспыхнуло. Не было больше тьмы, тьма стала светом, в небесах разлился океан огня и пульсирующие, разноцветные пламена пронзали его из бесконечности в бесконечность. Сердце, распростертое в пыли, отозвалось виолончельным стоном и поползло вверх по золотой струне оргазма, потянув за собой грудную клетку. Тело Амазонки выгнулось дугой. Она в ужасе закрыла глаза и рухнула во тьму, под звон лопнувшей струны. Ударившись о землю, она успела ощутить, что промежность ее оросилась горячей влагой, и провалилась еще глубже, в багровый, пульсирующий лабиринт.

Глаза открыло Другое Существо. Удар выбил из сущности личность. И личность, выбитая ударом, метнулась прочь и присела, дрожа, за мелкой дюной, зажав в руке авоську со своим жалким скарбом - мусором воспоминаний, слов и мыслей.

Луна наблюдала рождение Другого. О, Луна, повитуха колдовства, видела это много раз, именно здесь, на плоском берегу этого древнего моря, родине амазонок. Как много странных предметов, осколков странных культов, погребено было в этих мертвых песках и соленых глинах, на поверхности которых нынешние жалкие люди влачили свое усталое существование!

Луна коснулась Существа своей серебряной рукой. И Новая Амазонка вскочила на ноги, рывком содрав с себя мокрую тряпку трусов - так повелела Луна. Она стояла в алмазной броне наготы, попирая ногами кровавую землю, смеясь. И все, что пищало, шуршало, стрекотало и бродило в ночи - стихло. Хозяйка вернулась.

У начала Миллениума, раз в тысячу лет, Сила соединила Жрицу, Жертву и Жертвенник в избранном месте.

Чтобы не остановилась Машина Войны.

Глава 1

Лучи заходящего солнца ласкали листву лип.

“Червонное золото и малахит” - подумал он.

Солнечный диск еще владел половиной неба, но на другой половине, синей, уже восходила прозрачная луна. В горячий еще дневной воздух вплетались вечерние струи, покачивая асфальт под ногами ажурными тенями листьев. Скрываясь в лабиринте улиц, подкрадывалась ночь. И крылья сумерек на крышах затевали кошачьи игры с лучами умирающего солнца, раскрывая призрачную трещину между мирами.

Он шел, вбирая в себя звуки, запахи и цвета, печально размышляя о месте, в которое ему предстояло отправиться вскоре, чтобы уже не возвращаться.

Под липами, где вдоль бульвара тянулись лотки, прилавки и мольберты уличных художников, начала появляться вечерняя публика. Толстые молодые люди, облаченные как ко сну в длинные трусы и свободные майки, со своими голенькими подружками. Старички со старушками, печально озирающиеся в поисках утраченного времени. Машины. Две льнущие и лижущие алое мороженое немолодые леди в детских юбчонках глянули ему в глаза неоновыми глазами и громко расхохотались. Он улыбнулся им и приблизился к лоткам.

Здесь, среди картинок и вещиц из дерева, глины и кожи, попадалось кое-что по настоящему классное. Например, вот эти трубки красного дерева. Ничуть не хуже английских. Может и лучше. Но ему не нужны были трубки, поэтому он прошел мимо, лишь скользнув взглядом и не замедляя шага, дабы не возбуждать ненужных надежд у симпатичной продавщицы. Дальше - ряд фантастических пейзажей, как бы светящихся изнутри. Он-то, конечно, понимал, что это ширпотреб. Но, все равно, черт возьми, красиво. В конце-концов, какой-то американский парень рисовал яркие консервные банки из-под супа “Кэмпбелл” и зашиб на этом сумасшедшие деньги. Потому что, черт возьми, красиво.

А вот… Что это? На переднем плане был сумрачный готический зал, заставленный какими-то механизмами. Взгляд, словно магнит, притянутый химерическим нагромождением блоков, шатунов и колес, не сразу отмечал фигурку, то ли мальчика, то ли девушки, карабкающуюся вверх по лестнице вдоль одной из стен. Но, отметив, начинал следовать за ней, пока не добирался до рода металлической площадки вверху строения. И далее - до другой площадки, гораздо выше первой. И снова та же фигурка бежит вверх до следующей площадки на краю пропасти. И так до тех пор, пока не теряется в бесконечной перспективе сумрачных сводов залы. Картина была выполнена в серо-голубых тонах с небольшой примесью желто-горчичного света. Рядом с ней и как бы продолжая ее, стояла другая картина, зеркальное отражение первой, но с перспективой, направленной вниз. Здесь фигурка, нисходя, исчезала в болезненно-желтом тумане, наполняющем сводчатые подвалы.