Дмитрий Грунюшкин - Дерьмовая работа Страница 2

Очередной кавказец летит сломя голову, торопясь донести свое «имущество» до места назначения. Летит так быстро, что Димка не успевает не только спросить деньги, но и нажать на кнопку, чтобы открыть стопор. В итоге кавказец со всего маху налетает лбом на турникет, да так, что он (турникет), бедный, загудел. Кавказец ахает и свирепо вращая глазами выкрикивает в нашу сторону пламенную речь, заканчивающуюся словами «……Могит хан». Димка делает обиженное лицо и отвечает: «Сам ты Могит хан!». Кавказец несколько секунд тяжело дышит, но, в конце концов, естественное желание перевешивает все остальные чувства, и он, отчаянно взмахнув рукой, бросается вниз по лестнице.

Через какое-то время возвращается спокойный и умиротворенный и, заглянув в окошко, спрашивает:

– Зэркало ест?!

– Есть.

– Покажи мое достоинство, пасматрэт надо.

Димка, недолго думая, хватает зеркало и выставляет его в окошко под таким углом, что кавказцу видна только часть тела ниже пояса. Он пытается присесть и заглянуть в зеркало, но это слишком неудобно. После полминутной возни он выпрямляется и грозно вопрошает:

– Ты чего мне показываешь?

– Ты же хотел достоинство посмотреть.

Клиент расплывается в довольной улыбке:

– Этот достоинство смотрэт нэ надо, он работать нужен! – после этих слов он сам поворачивает зеркало под нужным углом и, аккуратно причесавшись, уходит. Все это время я давился от смеха, чтобы не обидеть «горячего» клиента, но теперь, после его ухода, смеяться уже не могу, а только судорожно икаю.

Ставки успели измениться, теперь «удовольствие» стоит 200 рэ. Идем нога в ногу с семечками. Цена на пиво, к которой мы хотели «привязать» свою ставку, прыгает непредсказуемо.

Дзинь! – на подоконничек ложится железный полтинник. В окошке худой тип, явно куда-то спешащий. Димка, не поднимая глаз, говорит:

– Еще.

Дзинь.

– Еще.

Дзинь, – и тип, и Димка предельно спокойны и невозмутимы.

– Еще.

Тип на секунду задумывается и достает стольник.

– Перебор.

Тип забирает один полтинник и, спускаясь по ступеням, про себя бормочет:

– Очко.

– Мне льготный нужен! – это заявляет рослый ветеран, по виду, похоже, ветеран НКВД.

– Знаете, ветеранский зал сейчас закрыт на реконструкцию. Если хотите, можно пройти в общий.

Ветеран удовлетворен и, горделиво вышагивая, идет справлять свою ветеранскую нужду. Вот, блин, павлин. Какая, спрашивается, ему разница, в каком зале сидеть, если они одинаковые?

– Ты когда-нибудь видел, чтобы мужик в «Поле чудес» запутался? Если он, конечно, не пьяный? – задумчиво спрашивает Димка, наблюдая, как три или четыре женщины пытаются вырваться из плена турникета-вертушки.

Если не мудрить и идти прямо, то никаких проблем с этой вертушкой не возникает. Но постоянно находятся «экспериментаторы», которые идут в обход, то есть делают полный оборот вместе с «Полем чудес» (так мы окрестили турникет) чтобы подойти к кассе, а потом пол оборота назад, чтобы попасть на лестницу.

В данном случае это дело подкрепилось коллективизмом – женщины шли друг за другом, толкая перед собой крылья турникета, при этом подталкивая идущую впереди в спину. Таким образом, даже оказавшись перед выходом на лестницу, они не успевали выскочить из «заколдованного круга», снова затягиваемые в это поступательное движение – и все абсолютно молча!

После двух полных оборотов Димка решает предпринять какие-то шаги. Он высовывается в окошко и испуганно спрашивает:

– Что? Окружаете?

Хоровод на секунду остановился и одна из несчастных, оказавшаяся перед лестницей, пользуясь остановкой, смогла выскочить. А за ней потихоньку выбрались и остальные.

Нет, что ни говори, а у женщин абсолютно своя, чисто женская, психология. И юмор своеобразный. Пример:

– За детей платить?

– Нет. Бесплатно.

Женщина кладет двухсотку и проходит.

– А где же ребенок?

– На улице. Он не хочет.

А теперь о тех, чья служба и опасна и трудна. О тех, кто намозолил всем глаза. Это стихи. Лирика, так сказать. Переходим к прозе Есть, конечно, и среди ментов люди. Наши, рыночные, стали уже почти родными. Случается, что кто-то из незнакомых ментов пытается заплатить, но мы честно возвращаем деньги. Но большинство – люди с откровенным комплексом власти. Эти парни семи миллиметров во лбу потрясающе похожи на незабвенного Полиграфа Полиграфовича. Дети Шарикова. Зачем, спрашивается, этим правозахоронителям в гражданском «ломиться в открытую дверь», т. е. проходить бесплатно в наглую и только после скандала с видом победителя показывать удостоверение? Видимо, они очень ценят свое милицейское дерьмо, раз считают что все вокруг обязаны угадывать их профпринадлежность по глазам. Или, может, по запаху? Я даже догадываюсь, каким должен быть запах. Ведь они из «внутренних органов».

Еще одна примечательная категория граждан – беженцы. В общем-то тех, кого я имею в виду, этим словом можно назвать с большой натяжкой. Это азиатские цыгане, приехавшие целой колонией из Таджикистана. На вид очень похожи на настоящих таджиков – полосатые чапаны, шаровары и все прочие азиатские атрибуты. Но вид деятельности чисто национальный – профессиональное попрошайничество. В любую погоду, в любой холод сидят жуткого вида тетки с маленькими детьми на асфальте, подложив под филе тонкую картоночку. Сидят в ряд и говорят между собой «за жизнь», даже не делая вид, что они несчастные. Один раз Вася, приятель, будучи во хмелю кинул одной из нищенок сторублевую монету, но, по пьяни, промахнулся и монетка, звеня, откатилась на полметра. Кто бы только видел, каким взглядом она его «одарила»! Разумеется, монетка осталась валяться на грязном полу. После этого каких-то сомнений в их «бедности» оставаться просто не может.

Первое время мы, как истинные, сердобольные христиане, пускали их бесплатно. Но, вот ведь какая незадача – деньги они не платят, а бумагу, чтобы вытереть мокрые руки, отрывают раза в три больше, чем простые граждане взводят на все, включая большую нужду. Опять же мыло. После каждого посещения этих бедолаг все (!) мыло смывается. Разумеется, после этого им надо много бумаги. У меня была теория, что они у нас грязные деньги отмывают, но после того, как наша уборщица застукала одну из «бедняжек» ворующей мыло, пришлись склониться к более прозаичной версии.

– Пусти, брат! – с протяжным южным акцентом говорит замызганное существо в женской одежде.

– Деньги давай.

– Нэт денег, брат.

– Значит, на улице.

– Пусти, брат. Спасибо скажу.

Димка жмет кнопку и стопор издает громкий рык, от которою южанка шарахается на улицу и возвращается лишь через пару минут с горой мелочи. Она молча, с поджатыми губами, высыпает мелочь и проходит с гордым видом любимой жены падишаха.

– Мама что-то от меня утаила, – убито бормочет Димка.

– Что? – переспрашиваю, не поняв, я.

– Я считал, что я единственный ребенок в семье. А у меня каждый день новая сестренка.

Через неделю после того, как Димка перестал их пускать бесплатно, все родственные отношения прекратились. Братом его больше не называют. Мыло начали резать на маленькие кусочки, чтобы меньше было соблазнов его «замылить». Но все равно воруют. Сейчас Димка всерьез задумывается над тем, что бы ввести национальный и имущественный ценз посетителей.

Имущественный потому, что от бомжей и «синяков» проблем ненамного меньше. То обмочится, то упадет, то заснет, то еще чего. Да, в конце концов, просто людей пугают. Из-за постоянной пропитости мозги у них крутятся с большим скрипом и реакция не всегда адекватная.

Пьяный бомжеватый «клиент» с закрытыми глазами пролетел мимо окна не заплатив и юркнул в первую попавшуюся дверь. А попалась ему, естественно, дверь в женский зал. Через пару секунд он выскакивает с красными пятнами на и без того кирпичном лице. Димка его уже ждет.

– Прости! – испуганно бормочет нарушитель.

– Не прощу! – свирепо вращая глазами рычит Димка, – Кровью искупишь!

«Клиент» меняется в лице, принимая все за чистую монету. Следующий час он в поте лица «шуршит», убирая мусор и, получив пару тысяч (как раз на пузырь), уходит счастливый.

Впрочем, завтра он, все равно, не придет. Никто из них не приходит снова. Видимо, это стиль жизни.

– Мужики! Мне базар нужен! – вихрастый мужичок в окошке смотрит озабоченно.

– Базар тебе нужен? – Димка отрывается от бутылки пива.

– Ага.

– Ну, давай, побазарим.

Озабоченность на лице посетителя сменяется озадаченностью. После тягостного раздумья, робко и нерешительно:

– А где базар-то?

Тут наконец, мы начинаем понимать, что это не пьяные доколки. Мужику на самом деле «базар нужен», т. е. рынок. Посмеявшись, объясняем, что все, что вокруг туалета – рынок и он попал в единственную дверь, которая к рынку не относится.