Равиль Бикбаев - Черная молния. Тень буревестника. Страница 2

— Ружье оставь, — (отец посмотрел на него с недоумением) Вадим пояснил, — со стволом дойдешь только до первого мента, (отец не отпускал оружие) и Вадим властно, уверенно, — оставь тебе говорю, топор в сумку, нож в рукав куртки, я молоток возьму, этого хватит… уррр… урроем сук…

— Не надо, — плакала мама, — пусть их… в милицию надо…

— Приметы… как одеты… возраст… — ожесточенно спрашивал отец. Пока жена как завороженная его тоном отвечала, Вадим звонил маминой сестре тете Ане, просил ее срочно прийти, помочь матери.

А потом они задыхаясь выбежали из дома, ловя воздух перекошенными ртами летели к подземному переходу и никого не нашли. Еще пару минут бесцельно походили, а затем:

— Звоню своим, — весь бледный от нерастраченной злобы сказал Вадим, — по маминой сотке этих тварей найдем, а ты своих друзей собирай, чем больше тем лучше, район охвата нужен большой.

— Друзьям? — растерянно спросил папа.

А у него не было друзей, были коллеги и деловые партнеры, нужные знакомые, друзей не было. Его друзья остались в далекой юности и в другом городе. В этой столице людям друзья не нужны, слишком уж хлопотно. Друзья это всегда проблемы, а девиз нашего времени: «Это твои проблемы, сам их решай».

А вот друзья его сына пришли. Трое из пяти в их группе. По нашим подлым временам это весьма неплохой результат. В переходе быстро посовещались. И поехали на следующую станцию метро. «Там — заявил рослый, бритый наголо, устрашающего вида скин Шульц, — постоянно крутится пацан сбывающий краденые мобилы» На остановке вместе вышли из вагона метро, сплоченной группой пошли на выход. В переходе нашли и задержали щуплого с белым скуластым лицом паренька торговца. Окружили. Допросили. Испуганный паренек дрожащими руками сразу выложил из своей сумки все мобилы. Вадим тут же узнал дорогую модель которая была у матери, и по пин — коду ее проверил, это был телефон его мамы. Оскалившись Вадим достал из яркого упаковочного пакета тяжелый молоток, его приятели умело заслонили жертву от прохожих.

— Это не я… — затравленно оглядывая всех, заплакал паренек.

Вадим молча и сильно толкнул его, сдавленно прорычал:

— Руки! Ладонь на ограждение.

Паренек положил открытую ладонь на перила ограждения, тонкие пальцы мелко неудержимо дрожали. Вадим ударил без замаха, хрустнули кости поломанных фаланг. Паренек взвыл.

— Молчи! Убью! — страшно прошипел Вадим.

— Не надо, — плача тихонько попросил паренек и с надеждой посмотрел на шедшего в их сторону милиционера.

Тот прошел мимо с отстраненным как каменным лицом. Он как и все в этом городе не хотел проблем, не его участок, его смена закончена, он устал и идет домой, а вы все пошли на хер.

Вадим громко зло засмеялся, мимо разнонаправленными потоками шли пассажиры и никто не обратил внимания на его вызывающе громкий смех, у этой толпы было одно лицо: пустое; усталое; отстраненное. У каждого на коже был вытравлен один невидимый, но всем ясный девиз: «Мне не нужны чужие проблемы».

Скуля избитым щенком сбытчик краденого быстро все рассказал, кто дает ему награбленное добро на реализацию, как связываются, где встречаются.

— Вызывай их, — непреклонным жестким тоном приказал Вадим, — скажи, что уже продал и хочешь отдать деньги. Проси еще товар.

Грабители пришли в оговоренное место. Четверо. Развязанные, веселые с характерным видом и акцентом россиянского и самого толерантного народа. Переговоров не было. Напали на них молча, сразу и внезапно. Умело с одного удара сбивали с ног, безжалостно добивали лежащих. Ломали руки, ломали ноги, били по голове. Уже потерявших сознание быстро обыскали. У одного нашли женские серьги с еще не смытой засохшей кровью. Отец Вадима достал топор. Покрутил оружием, не решился. Вадим мягким решительным движением отобрал топор у отца, наклонился к поверженному, хлесткими пощечинами привел его в чувство, и затем страшно оскалившись занес над ним оружие… Хотел сказать: «Кровь за кровь» Не сказал. Слова пусты. Дело сделано. Кому надо те поймут. Кровь за кровь.

— Значит ты искалечил человека? — неуверенно стал уточнять я выслушав Вадима, напротив которого за одним столиком сидел в кафе.

Помещение где мы расположились, было через дорогу от здания суда. Там с утра я знакомился с материалами гражданского дела которое взялся вести в столице. После полудня мы встретились в этой кофейне за столиком у окна. А еще раньше, до моего приезда в столицу, обменялись электронными сообщениями. Дело в том, что в отзыве на одну из моих работ, виртуальный корреспондент под ником Vest высказывался о ее содержании более чем критично и радикально, но все же достаточно мотивировано. Узнав, что я намериваюсь по делам приехать в первопрестольную, он предложил встретиться. Согласовали место и время встречи.

После немного скомканных и сжатых взаимных представлений решили общаться на «ты». Рослый, широкоплечий, светловолосый, как с вырубленным топором волевым лицом, это Вадим. Второй Юра — Vest по внешнему виду как теперь говорят в молодежной среде типичный «ботаник». Росточком немного пониже меня, плотный, чуть сутуловатый, в очках, недлинные темно русые волосы аккуратно причесаны, скромно и неброско одет. Сделали заказ. Пили принесенный расторопным официантом натуральный свежесваренный кофе, я проголодавшись с утра с аппетитом ел свежеиспеченную сдобу и пирожные. Вадим скупо рубящими фразами рассказывал, я почти сразу перестав жевать слушал, Юра молчал.

— Так значит ты искалечил человека? — уже настойчивее и жестче повторил я свой вопрос.

Вадим с неприязнью посмотрел на сидевшего напротив немолодого мужчину. Он вообще недолюбливал законников с их дурацкими заморочками. А этот холеный, хорошо одетый, собеседник вызывал не просто неприязнь, а раздражение. Ну что может понимать в жизни этот писака? Ну подумаешь, сочинил пару книжонок, а небось в жизни, в реале кроме своего кабинета и законов ничего и не видел. Вадим мысленно обругал Маузера и Юру которые настояли на встрече с этим… мысленно еще раз ругнувшись Вадим краешком тонких губ усмехнулся.

— Вроде того… — неопределенно отвечая на вопрос буркнул он.

В сильном замешательстве я стал стряхивать крошки пирожного упавшие на брюки. Потом отводя взгляд от насмешливо смотревшего на меня Вадима глянул на себя в зеркало висевшее на противоположенной стене, машинально пригладил волосы. Да-с сегодня вид у меня вполне приличный, хотя в осенне-зимний период я предпочитаю носить потертую куртку, свитер темной шерсти и старые джинсы, а обуваюсь в высокие разношенные кожаные ботинки — берцы. В таком виде я больше похож у люмпена с окраины. Да сами гляньте. Рост у меня выше среднего, телосложение сухощавое, седые волосы на голове очень коротко стрижены, лицо морщинистое, крупный нос переломан еще в юности, бреюсь редко. Люмпен. В таком виде чувствую я себя вполне комфортно. Но как говорится «наряди пень, будет как майский день». Сегодня я отлично выбрит, одет в приличный темный неброский костюм, модный галстук под воротником белой рубашки завязан консервативным узлом, модельные кожаные туфли хорошо вычищены. Я на суды всегда так одеваюсь, это своего рода униформа которую я вожу в большой командировочной сумке.

Стряхнув крошки, я посмотрел на этого молодого так уверенного в себе жестокого парня, искал и не находил слов осуждения затем как-то неуверенно пробормотал:

— Ну задержали бы их, немного побили бы в конце концов, вызвали бы милицию, но калечить и рубить? Извини меня это…

— И что бы им было? — вмешался в разговор Юра, — ты вроде как юрист? Ну скажи, что они получили бы по закону?

— Если раньше судимостей не было, то при нормальном адвокате, да при поддержке родственников и диаспоры, то максимум, это от одного до трех лет условно. Да и то это при доказанности каждого эпизода уголовного деяния. До суда подписка о невыезде… — хмуро ответил я.

— А потом или тут же сразу, грабить? — жестко неприязненно просто ледяным режущим тоном спросил Вадим, — они снова пойдут бить наших матерей, серьги с кровью из ушей рвать? (Вадим сильно побледнел) А мы их сыновья должны прятаться? Ну и кто мы тогда после этого? Скажи кто?

Я не могу тебе ответить, мне нечего сказать. Да и не мне отвечать на такие вопросы. У нас либерализация уголовного права. У нас гуманизм к преступникам, уже давно обернулся законодательным откровенным презрением к их жертвам. Не мне отвечать, ребята, я же законы не принимаю. Тогда кто ответит? Может такие как Вадим? Они отвечают грабителям и насильникам как умеют и сами становятся преступниками. Давайте их вместе дружно осудим. Лично я их осуждаю, не хорошо они поступили, не по закону, надобно их привлечь к ответственности. И пусть дальше другие безнаказанно грабят, бьют и насилуют наших матерей, сестер, жен, дочерей. Да в общем то… все именно так и происходит. И кто мы после этого?