Луиджи Малерба - Сальто-мортале Страница 2

Так вот, я тоже брожу по ночам, ищу металлолом. Я много брожу. И если у вас есть свинцовая труба, медные кастрюли или медные трубы и свинцовые кастрюли, если у вас есть латунь, я дам вам триста лир за килограмм, я покупаю латунные краны и медную проволоку, а также медные краны и латунную проволоку, за килограмм я плачу четыреста пятьдесят лир. Я покупаю и макулатуру: кроличьи шкурки, очесы шерсти и всякое тряпье, покупаю резину, бакелит, старые бутылки, зеркала разбитые и целые, перегоревшие лампочки — словом,

Я ПОКУПАЮ ВСЕ.

Также и волосы итальянцев. Они идут на парики и по качеству даже лучше, чем волосы китайцев. Если попадается, покупаю и золото с серебром, но вы ничего такого не подумайте, я специализируюсь на цинке, меди, латуни. И учтите: краденых вещей я не беру.

Часто те, кто продает металлолом, — воры, они срезают провода высокого напряжения. Когда-нибудь их убьет током — вас убьет током. Некоторые воруют газовые трубы, орудуют ночью и собирают горы свинца. Как-нибудь ночью они задохнутся — вы задохнетесь от газа, если не будете осторожны.

Кто покупает такой металлолом, становится не только вором, но и скупщиком краденого, знает он или не знает, что этот лом краденый. Я покупаю только у тех, у кого есть свой дом — иначе говоря, точный адрес. А если у них, у вас, нет адреса, то мне с вами и говорить не о чем. Я ничего не покупаю у незнакомцев на улице, иначе я рискую потерять торговую лицензию. Встречаются и профессиональные скупщики краденого, с ними я ничего общего не имею. Я имею дело с оптовыми торговцами Рима, Неаполя и Терни, притом сугубо на коммерческой основе. Меня все знают, я

ДЖУЗЕППЕ, ПРОЗВАННЫЙ ДЖУЗЕППЕ,

по профессии я торговец, покупаю цинк, медь, латунь, плачу налоги, моя фамилия есть в телефонной книге города Альбано. Еще я покупаю старые бутылки, утиль и макулатуру. Это только так говорится — «макулатура», чаще всего это книги и газеты.

Был один из самых жарких дней за всю историю Италии. Под солнцем я шел по лугу и был на лугу один. Трава на лугу была высокая, нога то и дело попадала в ямки. Иди шевелись, вот я и пошел. Я шел под солнцем, на ногах у меня были легкие туфли на резиновой подметке, которые я ношу летом. За лугом начинались виноградники и оливковые деревья. Затем мачта сети высокого напряжения и яблоня. Иди вперед, не останавливайся, что ж, я и шел вперед, но медленно, под солнцем, по лугу.

У меня болели ноги, в резиновых туфлях идти по лугу не то, что по гладкой дороге, — то и дело попадаются стебли скошенной весной травы. А они острые, и вокруг ни малейшей тени, чтобы укрыться от солнца, а я бы охотно посидел и выкурил французскую сигарету. Но для этого нужно найти камень, чтобы сесть и покурить. Джузеппе, там нет камней. Ну и что, я могу разрыть землю и поискать. А когда роешь, находишь.

Я шел по лугу, поросшему травой и дроком. В этих краях дрок растет лучше клевера и не истощает землю, которая тут и без того тощая. Дрок, уж поверьте мне, лучше клевера и люцерны. Вперед, иди вперед, Джузеппе. Ладно, иду дальше и вдруг спотыкаюсь обо что-то. Похоже, о ствол дерева, но странно, откуда вдруг взялось дерево на лугу у Павоны, когда тут на десятки километров вокруг нет ни единого дерева. Но если это не ствол дерева, то нечто похожее.

Я НАКЛОНИЛСЯ И ПОСМОТРЕЛ.

Это была человеческая НОГА. Не будем преувеличивать, я ничуть не преувеличиваю, но вместе с ногой валялся человек с перерезанным горлом, на лугу, в траве.

Ну, а потом? Потом я бросился бежать. Но почему ты шел по лугу, куда ты направлялся? К пастуху, что живет в Средневековой башне. Джузеппе, дружище, да он там два года как не живет, теперь в ней поселились американцы. Они ее реставрировали и приезжают туда на лето. Теперь на полдороге между Римом и морем живет супружеская чета с четырьмя детьми. Тут уж как ни путайся, а спутать их с итальянским пастухом нельзя. Ну, когда у твоих ног валяется мертвец, можно и не так напутать. Кота спутать с собакой, собаку с газетой, газету с зонтом. Но зачем зонт летом на залитом солнцем лугу? Зонт нужен, когда льет дождь.

Джузеппе, дружище, завтра об этом заговорят все газеты. И пусть себе говорят. Люди прочтут о происшествии на странице уголовной хроники и начнут болтать. И пусть себе болтают. Полиция внесет в дело великую путаницу. И пусть себе путается. Иной раз она путает убийцу с самоубийцей, и это мне не очень-то нравится, то есть совсем не нравится.

Первый — убийца — гуляет себе по улицам, а второй — самоубийца — уже идет по туннелю и даже не знает, что и во тьме отыщется в конце пути просвет, как говорит павонский священник на воскресной утренней мессе. В кромешной тьме туннеля ему ни к чему ни глаза, ни очки, холод пронизывает его до костей, он садится на рельсы и ждет поезда, больше ему ничего не остается. Знал бы я, так захватил бы свечку и надел бы шерстяной свитер.

Джузеппе, дружище, лучше тебе встать и идти дальше. Хорошо, я пойду дальше, но только обещай, что там, за туннелем, начинаются цветущие сады, где стоят шезлонги, и что когда я туда доберусь, потом всю жизнь, вернее смерть, проведу в приятных беседах. Послушай, Джузеппе,

СМЕРТЬ — СКВЕРНОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ПРИЯТНЫХ БЕСЕД.

Я шел по лугу, луг был пустынен, — иначе говоря, там никого не было. Да, но и в пустыне встречаются люди. К примеру, в Сахаре. Там можно встретить туарегов, тебу, а также арабов, которые кочуют со своими одногорбыми верблюдами, или, как их называют, дромадерами. И еще там есть обезьяны, львы, гиены, шакалы и множество змей и пауков. Оставь в покое пауков, полиции нужны свидетели. Я же вам сказал: там никого не было, сколько раз надо повторять — там даже собаки не было.

Джузеппе, дружище, свидетелей нетрудно отыскать. Не могу же я отправиться на поиски свидетелей в пустыню Сахару. Отправляйтесь вы сами в Африку, я не собираюсь умереть в пустыне, на радость гиенам. Почти все, кто отправился в эту пустыню, погибли — вдоль караванных троп валяются сотни человеческих костей, вот так-то. И кроме гиен и шакалов в этой чертовой пустыне полно хищных птиц, знаменитых африканских ястребов-стервятников. Не успевает человек умереть, как его вмиг обглодают до костей.

Хотите быть обглоданными до костей? Отправляйтесь тогда сами в пустыню Сахару на поиски свидетелей.

Чувствую, как наручники схватывают что-то. Это «что-то» — мои запястья. Нет, от полиции надо держаться подальше, с ней я никаких дел иметь не хочу. Пожалуй, вернусь назад, я никогда не проходил по лугу возле Средневековой башни, где прежде жил пастух, а теперь живет чета американцев. Что-нибудь случилось? Я ничего не знаю; учтите, некоторые события вообще не происходят. Одни события происходят ночью, другие днем, а иные — вообще не происходят. Одни случаются сейчас, в этот момент, вторые случатся в будущем месяце, третьи случились в прошлом... Но

МНОГИЕ СОБЫТИЯ НИКОГДА НЕ ПРОИСХОДЯТ.

Кое-какие события могут при большом желании однажды произойти, но бывает, человек ждет веками, ждет, и ничего не происходит.

Если речь идет о преступлении, то тем лучше, но какие же события никогда не происходят? Попробуй узнай... Но тогда хотел бы я понять, что случается с событиями, которые не происходят и никогда не произойдут? Какое место отведено им в истории? Есть ли у них надежда? Иными словами, произойдут они все-таки однажды или вместо них произойдут другие события? Если что-то произойдет вместо преступления, тем лучше, лишь бы не случилось чего-то похуже, скажем, землетрясения. В 1908 году во время знаменитого мессинского землетрясения погибло тридцать тысяч человек. А тридцать тысяч погибших — это вам не шутка!

Но уж если землетрясению суждено случиться, пусть оно произойдет подальше отсюда, ну хотя бы в Турции, где погибло две с половиной тысячи человек, а в Павоне никто ничего и не заметил. А вот преступление все замечают. Подозрения, людские сплетни. Полиция начинает действовать, приступает к допросам, а я не хочу, чтобы меня допрашивали. Джузеппе, дружище, тогда тебе лучше всего удрать куда-нибудь подальше. Я уже удрал. Тебе следует удрать еще дальше. Есть такие, что, спасаясь бегством, через всю Россию драпали, как

НАПОЛЕОН

во время своего знаменитого отступления. Дело было зимой, падал снег, солдаты гибли от холода, сорокаградусного мороза, и все равно спасались бегством. Казаки на конях преследовали их, а казаки — это вам не шутка.

Нет, мне нечего рассказывать. Я не шел по лугу, и луг не был пустыней. Трава не была высокой, и нога то и дело не попадала в ямки. Вперед, иди вперед. На мне не было туфель на резиновой подметке, иначе говоря, тапочек. А дальше не было виноградника, рядов оливковых деревьев и даже грушевого дерева, яблони, мачты линии высокого напряжения,

У меня не болели ноги, к счастью, на лугу не было острых стеблей травы, скошенной весной. Мне не хотелось прилечь в тени какого-нибудь дерева, чтобы снять тапочки и выкурить французскую сигарету. Я не курю. Я не искал камня, чтобы присесть. И не уговаривайте, я не люблю тени, сидите сами в тени, если вам нравится.