Вероника Тутенко - Медвежьи невесты Страница 2

— Эээй, ты куда? — испугался Мишка.

Нина наперерез бежала к дому бригадира.

7

Колюбаева Василия Ивановича давно и прочно прозвали в посёлке «Капитан».

Почему «Капитан» — никто уже и не помнил.

За штурвалом корабля ему стоять не довелось, и служил он не в морфлоте, а в артиллерии. К концу войны на пагонах его победно сияли две майорские звезды. А прозвали почему-то «Капитан». Видимо, в самом слове заложено надёжное, путеводное что-то. Майор не обижался. Тем более, что к «Капитану» часто добавляли «мужик на всю округу». Кто же откажется от такой славы?

Был, правда, за Капитаном один грешок, и не маленький — бросил он жинку после десяти лет совместной жизни. Причину своего поступка, впрочем, не скрывал. Не родилось в супружестве детей. Колюбаев хотел сына.

… Капитан как будто даже ждал прихода Нины. Во всяком случае, не удивился.

Улыбнулся доброжелательно и мягко.

— Что произошло?

Опустился на кожаное кресло — единственный предмет роскоши в комнате. Казарменное убранство дома настойчиво требовало женской руки.

Нина всё ещё не могла отдышаться.

— Не произошло, но могло произойти, — начала Нина сбивчиво рассказывать, что ей стало не безопасно находиться в посёлке.

Колюбаев вынул из кармана пачку «Беломора», пододвинул к себе поближе пепельницу, на которой горкой высились окурки и, дослушав до конца, неожиданно предложил:

— Через три дня меня переводят в другой поселок. Поедешь со мной?

8

Мишку-Зубоскала уволить — не уволили, но имел он очень серьезный разговор с Капитаном, после чего ходил воспитанный и смирный.

Как бы то ни было, Нине хотелось поскорее стереть из памяти лицо негодяя.

Колюбаев ей не то, чтобы очень нравился, но рядом с ним можно было забыть о всех тревогах.

Чувство защищённости рождало ответное — благодарности, пограничное если не любви, то во всяком случае — симпатии.

Через несколько дней Колюбаев, действительно, уехал.

Стала собирать вещи и Нина.

… Как договорились, Колюбаев ждал их с Валериком в райцентре. Как всегда, в свежевыглаженной военной форме, подтянутый — и впрямь Капитан. Приятный, но слишком, пожалуй, резковатый запах одеколона, чуть растерянная улыбка на гладко выбритом лице говорили о том, что Колюбаев готовился к этому моменту.

Приехал он с шофером на «газике» — другому транспорту в этих местах и не проложить дорогу.

По дороге в посёлок Колюбаев неожиданно завёл разговор:

— Нина, всякое тут про меня говорят, да особенно не верь. Что я, подлец такой, жену оставил. Никто никого не бросал. По-хорошему расстались. Люди взрослые. Она у меня бой-баба — не пропадёт. В городе живёт. И без мужика не останется.

— Когда мне сплетничать, Василий Иванович? — только и нашла, что ответить, Нина. Очень уж быстро и без предисловий он перешел к неудобной теме.

— И правильно, — одобрил Колюбаев.

Новое место мало отличалось от Сухобизярки, только природа здесь была ещё более необузданной, совсем первозданной.

— Вот здесь будете жить, — показал Колюбаев Нине домик возле бани. — Раз в неделю буду приносить тебе одежду в стирку. Будешь, так сказать, моим персональным камердинером.

Нина не стала уточнять, что означает замысловатое слово. Просто кивнула.

— Пойдемте, перекусим с дороги. Покажу вам заодно столовую, — тоном хозяина, обхаживающего свои владения, пригласил Колюбаев.

Снаружи столовая была обычной стандартной постройкой, но внутри оказалась очень уютной.

— Как здесь красиво у вас! — остановилась Нина напротив стены с нарисованными пальмами в натуральную величину, за которыми плескалось тёплое море, нежась в солнечных лучах.

— Как на юге, — остался доволен похвалой Колюбаев. — Это вальщик наш, Юрка Белов, рисовал. Даже краска ещё не высохла. Золотые руки у мужика, только морды бьёт всем подряд — по делу и без дела. Хочу его попросить еще тигра в прыжке на задней стене столовой нарисовать, чтобы прямо летел, раскрыв лапы вот так.

Колюбаев расставил руки и согнул пальцы так, чтобы они больше походили на когтистые конечности и даже ощерился, как хищник.

— Здравствуйте, Василий Иванович! — появилась, щеголяя белоснежной улыбкой с золотой фиксой, из кухонного закулисья, повариха, как водится, розовощекая и сдобная.

— Здравствуйте, Валя, — благожелательно улыбнулся и Колюбаев. — Что там у нас сегодня в меню?

В меню были, как обычно, котлеты, макароны; на первое — борщ; и компот из сухофруктов.

— Кормят у нас добротно и вкусно, — громко похвалил Колюбаев. — Так что добро пожаловать в наш скромный гостеприимный поселок!

9

… Нина чувствовала, что ни сегодня — завтра Колюбаев сделает ей предложение, хотя сердце и подсказывало: не по любви, а скорее так, для удобства, потому что опостылело уже одному, и нужна женщина.

«Почему бы и нет?» — говорил Нине здравый смысл и повторял как главный довод всеобщее мнение «Капитан — мужик на всю округу».

И все-таки не было того ликования в сердце, которое, как первый подснежник приход весны, возвещало бы: ОНО ПРИШЛО.

ОНО — большое и лёгкое, как облако, законченное в своей красоте, как радуга, как весна, зацвело бы в груди, и каждая клеточка тела пела бы: здравствуй!

«Выйдешь замуж за нелюбимого, — говорил другой Голос. — А потом ВДРУГ появится ТОТ, самой судьбой предназначенный. Отдаст ему тебя Колюбаев? То-то же!»

Только здравый смысл, знай, верещал свое: «Такого мужика упустишь!».

Нина решила сказать «да».

Объяснение не заставило себя долго ждать.

Уже через несколько дней, когда Капитан пришел с грязным бельем забирать чистое, он по своему обыкновению начал сразу с главного:

— Нина, скоро меня снова переводят, на этот раз в Казань. Поедешь со мной?.. — Колюбаев помолчал пару секунд и изрек весомо, как прикрепил довесок, — в качестве жены?

Нина тоже пару секунд помолчала и просто ответила:

— Поеду.

— Я дам тебе телеграмму. А сейчас, — Колюбаев хитро прищурился. — Пойдем, я покажу тебе Урал.

— Скоро надо уже в садик за сыном, — забеспокоилась Нина.

— Здесь недалеко…

Урал предстал взгляду из-за домов и деревьев как-то сразу, внезапно, как богатырь, раз и навсегда покоряя красотой и мощью.

— Говорил же, недалеко, — опустился на высокий берег Колюбаев.

Нина осторожно села рядом, инстинктивно сжалась, ожидая, что Капитан, конечно же, обнимет.

Но он смотрел на воду, такую стремительную и глубокую, что хотелось взять кисть и запечатлеть, остановить великолепие, сохранить для тех, кому не посчастливится увидеть Урал вживую.

— Был бы художником, нарисовал бы и тайгу, и реку, — вздохнул Колюбаев. — Знаешь, Нина, как увидел здешние места, сразу понял: полюбил их раз и навсегда. Ты видела ещё где-нибудь такую красоту?

Солнце победно сияло в зените, провозглашая полдень.

— Река, как женщина, красива и норовиста, — и впрямь едва не перешел на рифму — Эх, жаль, я не поэт!..

— Надо уже в садик за Валериком идти, — заволновалась Нина, хотя уходить не хотелось.

Колюбаев поднял с земли камешек, запустил им по-мальчишески в воду, подождал, пока улягутся круги.

— Пойдем.

Обратно шли молча. Главное было сказано. Нину только удивляло: ведь между ними не было сказано ни слова о любви. Ни слова, ни поцелуя, и «здравствуйте, я ваша тетя!». «В качестве жены». Разве правильно это?

Колюбаев тоже раздумывал о чём-то. Затянулся сигаретой. Прислушался. Откуда-то доносилась брань.

— Никак опять драка! — кожа на переносице Капитана собралась недовольной гармошкой. — Никакого порядка! А что будет твориться, когда я уеду?

Капитан как в воду смотрел.

Деревья расступились; прямо на дороге наскакивали друг на друга, как бойцовские петухи, два рослых парня. С ног по уши в глине, так, что лиц не разобрать. Завидев бригадира, впрочем, оба сразу успокоились.

Поднялись с земли, недобро смотрят друг на друга, выжидают момент, когда можно будет спокойно продолжить драку.

Капитан покачал головой, смерил одним взглядом сразу обоих забияк и обратился к тому, что повыше и пошире в плечах:

— Ты что ли, Юр, опять драку затеял?

Парень вытер лицо рукавом и виновато молчал.

Под слоем грязи (как будто стерли пыльный налёт с талантливо написанной картины), оказались удивительно правильные и мужественные черты — скульптурный овал лица, умные глаза, решительные брови, прямой нос и чёткие, строгие линии в меру полных губ. И если продолжить параллели с искусством, то это, несомненно, был шедевр, который хотелось рассматривать снова и снова, сначала сделать несколько шагов назад, потом подойти почти вплотную и снова отойти, и удивляться, как цвета становятся цветочной поляной, украшенной спелой земляникой и птицами, повторяющими на переливчатых своих языках одно и то же слово «Здравствуй».