Уильям Тревор - Бравада Страница 2

Возвращаясь из ночного клуба, друзья пару раз слышали голоса позади себя, но, увлеченные разговором, не оборачивались. Сейчас до ушей Далгети никаких голосов не доносилось, и он подумал, что компания, видимо, направилась куда-то в другую сторону. Свет в доме не зажегся, хотя такое могло случиться в саду, удобном для дела, ради которого он свернул с пути. Он расстегнул молнию на куртке, заметив, что она в одном месте разошлась. А когда стал застегивать обратно, почувствовал удар по голове с правой стороны. Кто-то, решил он, вышел из дома, хотя странно, что он не слышал, как открывается входная дверь, — и тут его ударили еще раз. Он пошатнулся и упал на траву, и чей-то ботинок въехал ему в челюсть. Он попытался встать, но не смог.

Эшлинг смотрела с улицы. Фрэнси отвернулась. В саду Донован, вначале стоявший позади и не принимавший участия, потом, когда парень уже лежал, подошел к нему. Килрой остался с девушкой. Пока длилось избиение, все молчали — и в саду, и на улице.

Эшлинг пыталась представить себе, что этот парень им сделал, какой обмен оскорблениями произошел в «Звезде» или раньше, на что они так разозлились. Опять повеяло хмельным, безрассудным настроением ночного клуба, чем-то от энергии этой музыки, от буйства то в одном, то в другом лице на танцполе, которое возникает перед тобой на несколько секунд, а затем всасывается в душную тесноту толпы. Они пошли дальше, снова впятером, и по-прежнему все молчали.

— Кончай меня лапать! — вдруг крикнула Фрэнси. — Кончай, понял?

Она высвободилась из объятий Килроя, яростно отказывая ему в том, что разрешала до сих пор.

— Отлипни, ясно тебе?

— Веди себя прилично, ковбой, — нежестко одернул его Мэннинг, и, глядя на него, пока он это произносил, Эшлинг увидела его зубы — белые, блестящие. Он знал, когда вмешаться и как. Он был хорош в этом. Она часто замечала, как он мгновенно становился серьезным, когда серьезность была нужна.

И замечала, как он, не колеблясь ни секунды, действовал, если чувствовал, что так надо. Наверняка у того, что произошло сейчас, была причина.

Килрой что-то проворчал. Несколько минут воздерживался, потом опять распустил руки и опять был резко отвергнут. На Чарлстон-роуд Фрэнси, не попрощавшись, отделилась и быстро ушла.

— Скажите пожалуйста! — процедил Килрой.

Эшлинг его мнения о ней не разделяла. Девушка попросилась в их компанию, чтобы вернуться домой, и случившееся застало ее врасплох, расстроило. Про тех, с кем шла, она, по существу, ничего не знала и не имела оснований сделать скидку, предположить, что была веская причина. Ей даже могло показаться, что объятия Килроя и избиение в саду — явления одного порядка; ее испуг вполне можно понять. Эшлинг сама испугалась бы на ее месте.

— Дерьмо он собачье, этот Далгети, — сказал Мэннинг, когда она спросила, за что они его так. — Забудь, проехали.

— Никогда эту фамилию не слышала, — сказала Эшлинг. — Далгети.

— Паршивец один.

Разговор на этом выдохся, но, когда проходили отель «Гринбэнкс», Донован начал рассказывать про сестру: что она записалась на психотерапию, но до того эти сеансы ненавидит, что часто их пропускает, хоть они и всего раз в неделю.

— Лезет к девушке, домогается, — сказал Донован, — а потом ей терапия нужна.

Развивать тему он не стал; остальные промолчали. Тишина, которую он прервал своим рассказом, длилась еще некоторое время, и когда заговорили, то о другом. Вот оно что, думала про себя Эшлинг. Она чувствовала облегчение, всем телом его испытывала; натянутые нервы теперь могли расслабиться. Этот Далгети обидел сестру Донована, хотел добиться от нее своего против ее желания, и ей из-за его настырности понадобилась психиатрическая помощь. Злость, которой на глазах у Эшлинг парни дали волю в саду, теперь тронула ее, событие выглядело иначе, чем в ту минуту, когда она смотрела на происходящее.

— Адью, Мано, — сказал Донован. — Пока, Эшлинг.

Она попрощалась с ним. Донован пошел по Кембридж-роуд, Килрой тоже вскоре свернул.

— С ним ничего страшного? — спросила после этого Эшлинг.

— С кем?

— С Далгети.

— Да ничего, конечно, боже ты мой.

Они пошли к Спайр-Вью-лейн, как всегда ходили, если загуливались допоздна.

— Ты сегодня просто супер, — прошептал Мэннинг, запустив обе руки ей под одежду. Она прикрыла глаза и ответила на его поцелуй, ощущая кожей его ночную щетину. Ее шершавость возбуждала Эшлинг неизменно с первого же раза.

— Мне вообще-то пора домой, — сказала она, не желая на самом деле никуда уходить.

Подошла собака, обнюхала их — собака мелкой породы, черная или серая, в темноте не поймешь. Потом хозяин свистнул, и она убежала.

— Я тебя провожу, — сказал Мэннинг, как всегда говорил, когда ей надо было идти. Зажег сигарету — это он тоже всегда делал. Ее одежда теперь будет пахнуть дымом, и дома ее об этом спросят, если кто-нибудь не будет спать, — хотя обычно все спят.

— Я оглянулся, посмотрел, — сказал Мэннинг. — Он был на ногах.

«Звонила Бернадетт, — прочла она в записке, оставленной для нее на кухне. — И сестра Тереса хотела знать, выучила ли ты текст для четверга».

Все спали — иначе не было бы записки. Эшлинг сделала себе какао и стала пить его с печеньем, сидя за столом и читая «Ивнинг геральд»; потом она отодвинула газету. Она сожалела, что это произошло, и в то же время думала о Хейзел Донован; она еще не допила какао, как усомнилась в том, что и вправду сожалеет.

Она могла уйти после этого сразу домой, но не ушла, и она помнила сейчас, что не хотела. «Привет, стальной», — говорили ему друзья при встрече; они хорошо его знали, как и она, знали, что он дерзкий парень, всегда готовый рискнуть. «Да ладно, чего ты трусишь!» — уговаривал он ее однажды сесть к нему на раму велосипеда; поехали, а навстречу ее отец, тоже на велосипеде, с ветеринарной сумкой на руле. «Чтобы я ничего подобного не видел больше!» — набросился на нее отец, когда она вернулась домой. Тем хуже было для нее попасться, что она его любимица, объяснила ей мать. Ни он, ни она Мартина Мэннинга не одобрили. Не понимали они.

Она вымыла над раковиной кружку из-под какао и закрыла коробку с печеньем. Взяла печатные страницы, полученные от сестры Тересы, и пошла к себе. «Сцены из Гамлета» — так сестра Тереса назвала монологи, которые свела воедино, впервые замахиваясь на нечто большее, нежели пьеса из заурядного набора.

— Вот вам укроп, — бормотала Эшлинг, уже в полусне, — вот водосбор…

В доме 6 по Бленнинг-роуд пожилая женщина, которая семь месяцев назад овдовела и с той поры жила в нем одна, была разбужена посреди сновидения, где она снова была девочкой. Она вышла к лестнице, ведущей на первый этаж, перегнулась через перила и крикнула в направлении входной двери, спрашивая, кто там. Ей ответили только повторным звонком в дверь. Этого недостаточно, подумала она, чтобы я открыла кому-то в такую рань.

После звонка начался стук, и послышался голос, который доносился до нее словно издалека, потому что она не успела вставить слуховой аппарат. Даже когда загрохотал почтовый ящик на двери, и голос сделался громче, она все равно не могла разобрать ни слова. Она вернулась в спальню за слуховым аппаратом, а затем с трудом спустилась в прихожую.

— Что вам надо? — крикнула она в почтовый ящик.

В прорези ящика появились пальцы, открывшие клапан.

— Прошу прощения, миссис. Извините, но в вашем саду кто-то лежит.

— Сейчас полседьмого утра.

— Вы не могли бы позвонить в полицию, миссис?

Вслух она не ответила, только покачала головой, стоя в прихожей. Потом спросила, где в саду лежит человек.

— Тут прямо, на траве. Я бы сам позвонил, но у меня телефон разрядился.

Она позвонила. Нет причин отказываться, подумала она. Она все равно собиралась переехать из этого дома, который и для двоих-то был велик, а для нее одной велик до нелепости. Собиралась еще до случившегося, а теперь точно знала, что приняла правильное решение. Это опять пришло ей в голову, когда она увидела в окно столовой полицейскую машину; чуть погодя появилась скорая помощь. Тогда она открыла входную дверь, и у нее на глазах лежавшего пронесли к машине. К ней подошел мужчина — сказал, это он говорил с ней через почтовый ящик. Тот, кого нашли под декоративным кустом, мертв, сообщил один из полицейских.

В новостях точного адреса называть не стали. Сказали — в саду перед домом, и назвали район. Заметил молочник по пути на базу. Вот пока что и все.

Когда Эшлинг в пять минут девятого спустилась из спальни, на кухне говорили об этом. Она поняла мгновенно.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спросила мама, и она ответила утвердительно. Вернулась в спальню: мол, кое-что забыла.

В дневном выпуске «Ивнинг геральд» про это написали на первой странице. Обвинения пока никому не предъявлены, но, вероятно, будут ближе к вечеру. Хозяйка дома, около которого нашли труп, умершего не знала, и ночью, по ее словам, ее ничто не будило. Личность найденного на данный момент не установлена. Кое-какие подробности газета все же сообщила: юноше было примерно шестнадцать лет, он погиб в результате избиения. Свидетелей просили предоставить сведения.