Кристофер Мур - Практическое демоноводство Страница 2

— Во-первых, — прошипел Сквозняк, для острастки помахивая дрожащим пальцем у Билли перед носом, — во-первых, я не употребляю кокаин и не торгую им. — Утверждение было не совсем истинным. Сквозняк не торговал кокаином, поскольку за торговлю уже оттрубил полгода в тюрьме Соледад, а если заметут снова, то светит не меньше пяти лет. Употреблял же, только если угощали или требовалась приманка для какой-нибудь девчушки. Сегодня у него с собой был целый грамм.

— Во-вторых. Если бы я даже употреблял, то не стал бы объявлять об этом всему Сан-Хуниперо.

— Прости, Сквознячок. — Билли пытался уменьшиться в размерах и выглядеть как можно беззащитнее.

— В-третьих. — Перед носом Билли покачивалось уже три корявых пальца. — Уговор у нас такой. Если один забивает гол, другой растворяется в тумане. Так вот — мне кажется, мой мяч уже в сетке, а поэтому — испарись.

Билли зашаркал было к дверям, опустив голову и отвесив нижнюю губу, точно распухшая жертва толпы линчевателей, но через пару шагов обернулся:

— Когда надо будет подбросить — если ничего не выйдет, то есть, — я буду в «Бешеном Быке».

Глядя в спину обиженного Билли, Сквозняк ощутил короткий укол совести.

На фиг, решил он, сам напросился. После завтрашней сделки ему больше не понадобятся ни Билли, ни кто другой из грошовых клиентов. Сквозняку не терпелось остаться наконец вообще без друзей. И он нацелился через весь зал к блондинке в кожаных штанах.

Продрейфовав бо́льшую часть своих сорока лет холостяком, Сквозняк очень хорошо осознавал важность самой первой фразы при съеме барышень. В самом лучшем виде она должна звучать оригинально, обворожительно, сжато и лирично — в общем, быть катализатором любопытства и вожделения. Сквозняк приблизился к жертве с невозмутимостью хорошо вооруженного человека.

— Здоро́во, куколка, — произнес он. — У меня как раз есть грамм отличной перуанской походной пудры. Хочешь — прогуляемся?

— Прошу прощения? — переспросила девушка тоном, в котором поровну звучали изумление и омерзение. Сквозняк обратил внимание, что глаза у нее большие, как у лани, — вылитая Бэмби, только штукатурки на лице многовато.

Он изобразил на физиономии лучшую ухмылку пляжного мальчика:

— Я просто подумал, не нужно ли тебе носик припудрить.

— Да ты мне в папаши годишься, — ответила Бэмби.

Отказ потряс Сквозняка до глубины души. Когда лань улизнула на танцевальный пятак, он повис на стойке бара и принялся обдумывать стратегию.

Заняться следующей? Подумаешь, всех когда-нибудь обламывают. Нужно просто снова залезть на доску и дожидаться следующей волны.

Сквозняк прицельно осматривал площадку в расчете на халяву. Одни студентки с идеальными причесонами. Хрен уболтаешь. Его фантазия — оседлать одну такую и скакать на ней, пока идеальная прическа не собьется в безнадежный колтун на затылке, — уже давно отошла в царство бабушкиных сказок и бесплатных денег.

В Сан-Хуниперо — непруха. Даже энергия тут неправильная. По фигу — завтра он разбогатеет. Лучше поймать тачку до Хвойной Бухты. Если повезет, то успеет в «Пену дна» до закрытия и снимет кого-нибудь из резервных сучек, которые по-прежнему ценят приятное общество и не требуют марафета на сто баксов лишь за то, чтобы с тобой побарахтаться.

На улице зябкий ветерок пощипывал за голые ноги и забирался под рубашку. Голосовать сорок миль до Хвойной Бухты — лажа, причем еще какая. Может, Билли еще не свалил из «Бешеного Быка»? Ну уж нет, подумал Сквозняк, лучше отморозить себе задницу.

Он встряхнулся и энергично двинулся к трассе. Его новые люминисцентно-желтые пляжные тапочки поскрипывали при каждом шаге. Мизинец натирает. Через пять кварталов он почувствовал, как мозоль лопнула. Больно. Сквозняк выматерил себя за то, что стал еще одним рабом моды.

В полумиле за Сан-Хуниперо уличные фонари закончились. К списку обид на весь мир Сквозняк добавил темноту. Дома и деревья больше не гасили пронизывающий ветер с Тихого океана, и одежда трепетала на Сквозняке, как драные боевые знамена. Кровь из сорванного волдыря проступила на парусине тапочка.

Удалившись на милю от города, Сквозняк перестал пританцовывать, щериться и снимать воображаемую шляпу, пытаясь очаровать пролетавших мимо водителей — чтобы подбросили бедного заблудшего сёрфера. Теперь он тащился по обочине, расталкивая тьму высоким лбом, спиной к машинам, выставив окоченевший большой палец. Когда маячок в очередной раз давал осечку, и машина проносилась, не тормозя, вверх взметался средний.

— Вашу мать! Уроды бессердечные! — Сквозняк уже охрип от проклятий и воплей презрения.

Он попробовал думать о деньгах — о сладких бумажках, несущих освобождение, зеленых и хрустящих, — но снова и снова возвращался к холоду, боли в ногах и тающему шансу добраться домой с комфортом. Уже слишком поздно, и поток машин иссяк — до одной в пять минут.

Безнадега стервятником кружила в мозгу Сквозняка.

Он решил было подогреться кокаином, но мысль влететь в штопор на пустынной темной дороге и схавать параноидальный отходняк, от которого зуб на зуб не попадает, показалась несколько безрассудной.

Думай о деньгах.

Деньги.

Во всем Билли Винстон виноват. И эти кретины из Биг-Сура. Зачем понадобилось забирать у него фургон? Он же никого раньше по-крупному не выставлял. Да и вовсе малый неплохой. Разве не пустил в свой трейлер Роберта — причем бесплатно, — когда того вытурила его старуха? Разве не помог тому же Роберту поставить новый сальник в грузовике? Он же всегда честно играл — покупателям сначала давал попробовать продукт, а потом уже брал деньги. А постоянным клиентам даже предоставлял аванс в четверть унции до получки. Разве в этой игре без правил не был он столпом добродетели? Правильным как правда? Прямым как стрела?..

В двадцати ярдах позади затормозила машина, вспыхнул дальний свет. Сквозняк не обернулся. По многолетнему опыту он знал, что с такими подходцами могут предложить подбросить лишь до одного места — в отель «За решеткой». Он шагал, будто не заметил машины вообще. Еще и руки в карманы сунул, будто замерз; хотя на самом деле нащупал чек кокаина и быстро сунул в рот вместе с бумагой. Язык сразу онемел. И только потом поднял руки, точно сдаваясь, и повернулся, ожидая увидеть красно-синюю мигалку патрульного крейсера.

Но это были не фараоны. В старом «шевроле» сидели два парня и явно развлекались за его счет. Над лучами фар он различал их силуэты. Сквозняк проглотил бумажку с кокаином. Внутри вспыхнула ярость, подстегнутая дозой. Захотелось крови. Он ринулся к «шевроле».

— А ну вылезайте, клоуны, вашу мать!

С пассажирской стороны кто-то действительно вылез. Росточком с ребенка — нет, потолще — карлик.

Сквозняка уже понесло.

— Захвати монтировку, говнюк, — она тебе пригодится.

— Неправда, — отозвался карлик голосом низким и хриплым.

Сквозняк взял себя в руки и прищурился. Не карлик стоял перед ним — огромный чувак, просто гигант какой-то. Причем рос на глазах, приближался, становился все больше и больше — и слишком быстро. Сквозняк развернулся и кинулся прочь. Он успел сделать три шага. Челюсти сомкнулись на его голове и шее, оглушительно хрустнув костями, как мятными палочками.

Когда «шевроле» снова выехал на трассу, от Сквозняка остался только один люминисцентно-желтый пляжный тапочек. Два дня он загадочно подмигивал с обочины проезжавшим автомобилям, пока его не уволокла голодная ворона. И никто не обратил внимания, что из тапочка еще торчит кусок человеческой ноги.

ЧАСТЬ II

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Любой мистический опыт — совпадение; и наоборот, разумеется.

2

Хвойная Бухта

Городок Хвойная Бухта лежит среди приморских сосновых рощ к югу от диких лесов Биг-Сура, на берегу небольшой естественной гавани. Основал его в 1880-х годах фермер из Огайо, обнаруживший, что зеленые холмы вокруг бухты — отличное пастбище для коров. Крошечное поселение — две семьи и сотня голов скота, — оставалось безымянным лет десять, а потом туда пришли китобои и окрестили его Бухта Гарпунеров.

Маленькая бухта укрывала суденышки в непогоду, а с окрестных холмов были видны кочующие серые киты. Китобои процветали. Тридцать последующих лет над городком висела сальная копоть смерти — от пятисотгаллонных чанов, в которых из тысяч китов вываривали жир.

Когда киты оказались на грани исчезновения, а китовый жир сменился электричеством и керосином, китобои ушли из Бухты Гарпунеров, оставив за собой горы костей и огромные ржавые чайники. До сего дня дорожки у многих домов Хвойной Бухты выложены выцветшими дугами китовых ребер, а огромные серые животные, проплывая мимо, бросают на бухточку подозрительные взгляды, точно опасаясь, что охота начнется заново.