Екатерина Асмус - Рок. Короткий роман Страница 2

— Стасенька, мы сейчас… Мы поможем! — заполошились нетрезвые дружки, уволакивая Малыша и его гитару по направлению к кулисам.

Буфетные граждане угомонились и отвернулись от Ляльки, потеряв к ней интерес. А она сидела еще некоторое время как громом пораженная.

Рок

Лялька никак не могла успокоиться, даже коньяк не помогал. А посему, позабыв про Лысого, она стала пробираться между столиками к дверям, ведущим в закулисье. Состроив глазки охраннику, который, потеряв бдительность, пялился на аппетитный Лялькин бюст, она проскользнула в щель и оказалась практически на сцене, скрытая занавесом. Здесь стоял невиданный пульт, мигающий разноцветными лампочками, ручки которого крутил низкорослый дядька, весь в амулетах и с длиннющей седой косой, переброшенной по-девичьи через плечо. Шепотом переговаривались избранные «тусовщики», которым был разрешен вход в закулисье. Протолкавшись между ними, Лялька наконец увидела всю команду, выступавшую на сцене. Круглолицый барабанщик, самозабвенно молотящий по установке, небезызвестная уже мерзкая девица по имени Стася с гитарой в руках, кудрявый клавишник, хорошенькая девчонка с флейтой… И — Малыш… Он пел, закрыв глаза, подыгрывая себе на гитаре, а мокрая прядь волос прилипла к плохо побритой щеке. Почти касаясь губами микрофона, Малыш выкрикивал какие-то слова, теряющиеся в шуме и грохоте, производимом его музыкантами, но Лялька не слушала… Она смотрела на его лицо, самозабвенно зажмуренные глаза, на мускулы рук, сильные плечи, и что-то такое делалось в ее неумелой душе, что она и сама не понимала. Публика в «яме» скакала и скандировала известные ей из песни слова, группа дошла до шумового апофеоза, только Малыш, казалось, парил над всем этим, сам в себе и сам с собой, будто бы не было ни зала, ни буфета, ни публики этой, ни закулисья.

Твой бывший мужФлиртует в метро,Считает, что ты — безнадёжна.Он ненавидит тебя за то,Что тебе всё на свете можно.Твой бывший муж —Славный парень.Ты варишь ему кофе,А он бренчит на рояле,Сидя в одной пижаме.Он трахает подруг твоих друзейИли мечтает трахнуть!Когда он заходит в гости к тебе —Ты начинаешь чахнуть.Вот такой у тебя был брак:Не бракованный, а счастливый.Вы катались в метро, междуКупчино и Электросилой.Ты раньше кидала кубик в бульон,Чтобы он не сказал, что пресно.Вы развелись потому, что вамСтало в квартире тесно.

Очнулась Лялька от того, что за спиной произнесли капризным голоском:

— Ну, до чего говнорок утомил, сколько ж можно начинающих-то гнать?

Это проговорила полненькая блондиночка, увешанная золотом и брюликами, в розовой ковбойской шляпе и розовых же кожаных штанах.

— Лесечка, потерпи, — уговаривал подругу траченый молью «ковбой» в золотых казаках и белой шляпе. — Эти чуваки — на разогреве, не сразу же мэтров выпускать!

— Лелик! — кривлялась богачка, — в Лондоне на концерте «Бладхаунд Ганг» никакого разогрева не было! Поехали в «Асторию», я есть хочу!

Старикашка Лелик, целуя капризнице ушко, что-то горячо зашептал, шевеля усами. Лялька, уничтожив взглядом гнусную выскочку (ну за что вот таким вот — все!), завертела головой в поисках своего кумира, но… Пропустила! Группа исчезла со сцены через другую кулису, а микрофоном завладел некто в белой длинной робе и с абсолютно гладким, блестящим черепом.

Закулисье

Оглядевшись, Лялька заметила крошечный коридорчик в глубине закулисья, в котором, по-видимому, и скрылась группа, закончив выступление. Тихонечко, дабы не привлекать к себе внимание, Лялька проскользнула поближе к коридорчику и незаметненько юркнула внутрь. Коридорчик был чрезвычайно узенький, с неимоверно грязными, сплошь разрисованными граффити стенами. Проход внезапно обрывался еще более узкой и очень крутой винтовой лесенкой, ведущей куда-то вниз, вниз и вниз. Буквально скатившись с нее — не для шпилек-каблучков, о нет — Лялька оказалась в очередном заплеванном и прокуренном коридоришке, в который выходило штук шесть дверей, с надписями «Гримерная». Почти все дверки были открыты настежь и оттуда раздавались звуки настраиваемых инструментов, разговоры и хохот.

Потихонечку, старясь не цокать металлическими каблучками, Лялька двинулась вперед, заглядывая в проемы дверей. Во всех комнатушках наблюдалось примерно одно и то же: ребята и девушки (те самые, буфетные граждане), одетые в странные мешковатые или, наоборот, сильно утягивающие кожаные одежды, курили, выпивали, хохотали, целовались, а некоторые — спали, уронив головы на стол.

Предмет поиска обнаружился в самом последнем, угловом помещении. И, конечно, не один. Правда, к счастью, никаких девчонок в пределах видимости не было, и Лялька застыла на пороге, став свидетельницей такой вот картины. На полу посреди комнаты спал, мирно похрапывая, Малыш. На столике у окна виднелся «отчет о проделанной работе» — пустая литровка из-под водки «Охта», три пластиковых стаканчика и корка от апельсина, исполнившего, вероятно, роль закуски. Тут же маячила жестяная банка с горой окурков. Трое пареньков, стоявших над телом, деловито обсуждали возможность выноса его с целью дальнейшего перемещения в пространстве.

— Черт бы драл Стасендру — умотала, и — хоть бы хрен! — возмущался паренек с фиолетовыми «дредами» и в полосатом балахоне с изображением большого разлапистого зеленого листа.

— Вот бабы! Всегда так — обиделась, мол, и все дела, а что обижаться-то? Концерт же — отметить надо! А что тут пить? — вторил ему высокий крепкий парень в ковбойской шляпе и кожаном жилете, надетом прямо на голое тело. — Кто думал, что малый так быстро рубанется?

— Так он еще до концерта убрался не по-детски! — вступил в разговор третий — абсолютно лысый, улыбчивый колобок. — Вот Стасюха и завелась — бесит он ее, когда пьяный ко всем девкам вяжется! — сообщил он, заразительно хохоча.

— Хорош, Ушастик, ржать-то! — перебил его парень в шляпе. — Давай братуху поднимать, и поехали, выжрут же все без нас, волки позорные.

— Не получится, — авторитетно сообщил паренек с дредами. — Малыш если так вот свалится, то ровно шестьдесят минут — не кантовать ни разу, а то заблюет все вокруг ровным слоем. Да и не поднять его — тяжелый, черт, когда пьяный — чисто колода деревянная. И в тачку ни один бомбила его не возьмет.

— Ну и что ты предлагаешь, Дреда? — спросил у дружка Ушастик и тут, увидев Ляльку, расплылся в полупьяной улыбке. — Сестреночка! Родненькая, спасительница! Благодетельница! А денежки есть у тебя в бисерном кошелечке?

— Есть, — ошарашенно ответила Лялька, абсолютно сбитая с толку этими ёрническими причитаниями.

— Ну вот же и ладушки, вот же и хорошочки. — Колобок схватил ее за руки и, ласково глядя в глаза, быстро-быстро заговорил: — Слушай, сестреночка, ты посторожи братушку, а? А то они там, понимаешь… А мы — здесь! Выжрут ведь все, черти. А я тебе адресок оставлю — вот!

Он нацарапал что-то на куске невесть как уцелевшей салфетки.

— Малыш как проснется — через полчасика, — ты его бери, сажай в машиночку и к нам привези. Денежки-то есть? Сама сказала. А мы отдадим. Ну, ей-богу, сейчас не при деньгах, а там отдадим, ну, ладушки? — проговаривая все это, он отступал потихонечку в коридор, пятясь задом, а двое его дружков, уже выбрались за это время наружу и ждали, пока продиктуются последние указания.

— Ну, ждем вас скоренько, целуюшки! Адресок не потеряй! — выкрикнул напоследок Ушастик, и всех троих как ветром сдуло.

А Лялька осталась тупо стоять над телом мирно спящего Малыша и мяла в руках огрызок салфетки, который всучил ей расторопный лысый колобок. Опомнившись, она развернула скомканный клочок и прочла: «Морской переулок, второй перекресток, через первый двор, во второй двор — колодец, с угла налево, под крыльцо — Митюхина квартира».

Митюхина квартира

Сюда приходили и днем и ночью. По одному и целыми компаниями. С характерно позвякивающими авоськами. Музыканты, поэты, художники, просто интеллектуалы, знаменитые уже или только подающие надежды. Низкие первоэтажные окна выходили прямо на улицу, можно было, перед тем как войти — заглянуть, увидеть, кто в гостях, и решить, нравится тебе компания или нет.

Квартира в старинном доме, на пересечении двух самых центровых магистралей Города, неизвестно как досталась непутевому Митюхе. Об этом ходили слухи и легенды, совершенно ничем не подкрепленные. Одни говорили, будто прадед Митюхи владел прежде всем домом, да и не только этим, а еще многими, да и иными сокровищами в придачу. Другие резонно возражали, что с таким происхождением давно бы уж уплотнили Митюху до нуля, и пролетарии всех стран объединились бы в его квартире, а все наоборот, и дед Митюхи был доверенным человеком в тогдашних смольнинских коридорах и служил исключительно по чрезвычайным поручениям… Так это было или иначе, но собирались гости ежевечерне в этом гостеприимном дому, набитом пыльными раритетами. Квартира была старинная, с высоченными потолками, кучей кроватей, расставленных в самых неожиданных местах, с просторной гостиной и круглым столом, над которым, конечно же, абажур с кистями…