Иштван Сабо - Бог смотрит в другую сторону Страница 2

Янчи молчал, да и что тут скажешь — отец прав. Мать себя не бережет, если намечается хотя бы пустячная выгода. Янчи еще совсем мальцом однажды подслушал разговор родителей.

— Деньги, что ты на базаре выручаешь, все одно на докторов уходят, — зло бросил отец.

— Не беспокойся, Габор, кое-что и нам остается, — проговорила в ответ мать с несвойственной ей кротостью, — то моя забота, а тебе лучше и не вникать!

— Но ведь ты больна, Анна!

— Ежели расслабишься, оно только хуже. Я по себе хорошо знаю, уж ты поверь мне, Габор!

Разговор тот случился лет пять или шесть назад, и вот сейчас они стоят вдвоем, отец и сын, и в ушах у них звучит ужасная новость, отдается в мыслях, в душах.

Чанаки тряхнул головой и бросил взгляд на Янчи.

— Слышишь, сынок… Пока мы косили, я заметил, что крестный твой, дядюшка Шимон, дома сидит, видать, никуда не пойдет, потому как конюх его в поле отправился пахать. А раз так, значит, кобыла Вильма на конюшне стоит. Давай-ка поживей сбегай к крестному, расскажи ему, что у нас приключилось. Мать, мол, надобно домой привезти поскорее, а на корове ведь за ней не поедешь. Он тут же Вильму запряжет, как услышит про нашу беду. Ну, беги.

Янчи благодарно оглядел своего высоченного отца, у Чанаки от расстройства бессильно опустились плечи, словно он целый день надрывался на тяжкой работе.

— Ну беги! Беги же!

Паренек даже не заскочил домой за пиджачком, утреннее солнце жарило все сильнее. Янчи припустил изо всей силы, он бежал садами, мчался через чужие виноградники, огороды, напрямик, как стрела, в сторону большого двора Шандора Шимона. Мальчик не стал терять времени, чтобы войти через калитку. Просто перемахнул через проволочную ограду, благо проволока поверху шла не колючая.

На просторном дворе крестного Янчи не нашел ни души. Все двери большого дома были заперты. Пока Янчи раздумывал над тем, что же ему теперь предпринять, приоткрылась кухонная дверь и в щель просунулась голова крестной.

— Чего тебе, крестничек? — шепотом проговорила она.

— Мне дядя Шандор нужен.

— Он в давильне. Только молчок, что я тебе сказала. Не выдашь меня?

— Конечно нет, крестная.

— Скажешь ему, что сам, мол, догадался. Лишь бы он на нас не окрысился.

Янчи обошел молотилку и по откосу направился вниз, к давильне Шандора Шимона. Дверь была распахнута настежь. Янчи не раздумывая двинул туда. Где же еще быть крестному, как не в давильне?! Янчи, чуть запыхавшись, поздоровался прямо с порога.

— Добрый день, крестный.

При этих словах низенький человечек с седыми желтоватыми усами выпрямился; на лице у него были написаны удивление и подозрительность. Перед дядюшкой Шимоном стоял большой деревянный чан, полный сливы, а в руках была зажата кувалдообразная толкушка для фруктов.

— Здравствуй, крестник. Как ты сюда попал?

— Решил, что здесь вас найду, крестный отец.

— Может, кто тебя надоумил? Говорил ты с кем у нас в доме?

— Ни с кем я не говорил. Я и видеть-то никого не видел. Просто подумал, поразмыслил…

— Может, ты мне помочь пришел?

— Нет, крестный. Отец просил передать вам, что…

— Ай-яй-яй! А я было подумал, что у меня надежный помощник появился. Знаешь, — тут он перешел на шепот, — я и в этом году решил фининспекторам нос натянуть. У Шандора Шимона опять будет своя палинка. А как да что пусть голову поломают. Откуда? Из сливы. Как? Вас не касается.

Янчи попробовал рассмеяться, но лицо крестного попрежнему оставалось хмурым. Хлопоча у огромного деревянного чана, он строго посмотрел на мальчика и сказал:

— Ты ничего не видел, запомни!

— Ясно, крестный.

— Тебя тут вовсе как не было.

— Понятно, крестный.

— Я к тому говорю, ты ведь уже не молокосос какой-нибудь, чай, умеешь держать язык за зубами. Узнаю, что проболтался, хворостину об тебя пообломаю. Запомни, Янчи Чанаки! Хоть и не я тебя кормил-поил, воспитывал. Хоть не я дал тебе первую краюху хлеба. Заруби себе на носу!

При других обстоятельствах Янчи был бы не прочь подшутить над своим крестным, который не мог жить без плутовства и разных несусветных затей. Но теперь… Янчи толком не знал, как сообщить крестному грустную новость и как тот на нее откликнется.

С грехом пополам он все же начал рассказывать старику о несчастье и едва дошел до сути, как Шандор Шимон деловито поправил на голове криво сидевшую шляпу. Его зеленые глаза сузились в щелочки.

— Стало быть, говоришь, чтобы я бросил сливу и ехал за твоей матушкой?

— Если б была на то ваша милость, крестный.

— Конечно будет, черт подери! Не оставлять же ее в придорожной канаве. Эх, Анна, Анна!

— Я вам заплачу, крестный, — произнес Янчи и тут же почувствовал, что сморозил глупость.

— Я тебе заплачу, черт тебя дери, сопляк несчастный, ты за кого меня принимаешь! — закричал Шимон, но затем внезапно понизил голос до шепота: — Я собирался до обеда спрятать сливу в потайные бочки. И крышки грязью замазать, чтобы сусло никому на глаза не попалось.

— После обеда я приду помочь вам.

— Ну, тогда другой разговор.

И Шандор Шимон стал поспешно вытирать руки куском старой мешковины.

— Сейчас запрягу Вильму, и поедем за твоей матерью. Но стаканчик вина ты со мной выпить не откажешься.

Янчи знал, что без этого из давильни крестного не уйти. На старом, ветхом столике здесь всегда стояли бутылка вина и несколько стаканов. Шандор Шимон быстро наполнил два, чокнулся с Янчи и произнес:

— Давай выпьем за то, чтобы все хорошо кончилось.

— Ваше здоровье, крестный!

Хозяин запер дверь давильни огромным ключом и проследовал за Янчи к конюшне. Через несколько минут он вывел оттуда старую, но ухоженную кобылу. Это и была Вильма, произведшая на свет немало славных жеребцов. Лошадь тут же сама зашагала в сторону сарая.

Рядом с сараем высилась молотилка. Гигантскими спящими зверями показались Янчи ревущая в страдную пору, пожирающая пшеницу машина и большой черный бензиновый мотор возле нее. Какая силища! Но сейчас, стоящие в бездействии, они выглядели такими тихими и смирными!

Мальчик заметил, что крестный запряг Вильму в бричку, в которой он обычно развозил по домам упившихся до потери сознания знатных гостей.

— Ну, крестник, можем ехать. Влезай на козлы рядом со мной!

Янчи не удивило, что дядюшка Шандор не доложился домашним, куда едет и зачем. Шандор Шимон считал, что это никого не касается, и соответственно вел себя. Дома у него все давно отвыкли от расспросов, каждый знай себе занимался своим делом.

Старушка Вильма, увлекая за собой господскую бричку, неторопливо, спокойно затрусила по улочкам горного селения. Хозяин почти не дергал вожжами: кнут в правой руке он держал скорее по привычке, порядка ради.

Шандор Шимон сжимал зубами трубку, словно не замечал, что она давным-давно погасла, и говорил расстроенно:

— В страдную пору кума, то бишь твоя матушка, не раз жаловалась на здоровье. И отчего бы это, говорит, сердце отказывает, как раз когда дел невпроворот. Сломается у тебя молотилка, Шандор, так ты ее в ремонт сдашь. А человека ведь не отремонтируешь! От доктора и то других слов не дождешься, кроме как лучше бы, мол, вам не работать. Щадите себя! Да неужто я могу себе это позволить?! Так и ответила в последний раз доктору Харасти: «Помилуй бог, господин доктор, а как мне тогда расплачиваться за ваши услуги?» Он даже не нашелся, что сказать. Только руками развел, дескать, что тут поделаешь? Они миновали тенистый, обсаженный деревьями участок дороги.

— Такие речи вела твоя мать, — продолжал дядюшка Шимон. — Так ведь по-другому и не скажешь. Настоящая хозяйка-крестьянка сроду работу не бросит, покуда не свалится.

С этими словами он сунул Янчи вожжи в руки и снова набил табаком трубку, сделанную из корневища дикого розового куста. Этот корень подарил крестному Янчи года четыре назад, когда чуть ли не целое воскресенье проходил с отцом по лесу в поисках подходящих рукояток для инструмента. Светло-коричневая с множеством затейливых прожилок трубка за время пользования была отшлифована до блеска, отчего рисунок на ней четко проступил. И впрямь, сколько раз на дню покорно ложилась она в увесистую грубую ладонь дядюшки Шимона, который расставался с ней только на время еды и сна. Мальчик даже после стольких лет по-прежнему гордился тем подарком, что когда-то сделал крестному.

Закуривая, Шандор Шимон перехватил взгляд крестника и, подмигнув, заметил:

— Да, трубка у меня что надо. Не беспокойся, я с ней обращаюсь бережно.

Тут он взял у Янчи вожжи и кнут, поскольку Вильма тем временем выехала на оживленный кестхейский тракт и затрусила в южную сторону.

— Видал? Будто знает, что нам к городу надо. Сколько она меня туда возила!.. Ну, правда, и домой тоже доставляла, когда мне и вожжей-то в руках было не удержать. Да какое там вожжи! Я в бричке вверх тормашками валялся!