Я помню музыку Прованса - Юон Анн-Гаэль Страница 2

Жанина соглашается, скорее по привычке. Когда Люсьена не занята в церкви, она помогает в «Приюте путешественников», скромном гостевом доме у въезда в деревню. Не в сезон туристы здесь редкость.

– Что ж, во всяком случае почтальон никуда не денется! – веселится Жанина.

Она смеется от души. Люсьена – не так охотно. Из кладовки доносится сигнал таймера: стирка закончена. Жанина отодвигает стул, царапая плиточный пол. Медленно выходит из кухни. Люсьена ловко расстилает на столе газету и начинает чистить фасоль.

Жанина достает из стиральной машины ком белья. Несколько пар трусов, сиреневая ночная рубашка, два кухонных полотенца. Она все еще смеется над глупостями Люсьены. Признаться в своих чувствах! Жанина берет корзинку и идет в сад. Там пахнет хвоей, чабрецом и марсельским мылом. На верхушке дерева трещит сорока. Шаг за шагом Жанина поднимается по земляным уступам к бельевой веревке. И вдруг, ни с того ни с сего, у нее подворачивается нога. Жанина теряет равновесие, взмахивает руками. Отяжелевшее тело заваливается набок. Она пытается ухватиться за низкую каменную стенку, за ветки, за что-нибудь. Но этим утром природа бессильна. Жанина падает, ударившись головой о землю. Люсьена находит ее лежащей без сознания посреди выстиранного белья.

2

Три дня. Это все, что у нее есть. Три дня, выпрошенные у редактора с условием оставаться на связи. Джулия заходит на кухню и вздыхает. В доме все на своих местах. Клеенка на деревянном столе, фарфоровые котята, маленький телевизор, кружевные салфетки, купленный у почтальона календарь[2]. Джулия грустно улыбается. Она скучала по этому дому. «Почему я не приехала раньше?» В ответ – тяжелое молчание.

Несколько дней назад ей передали ключи и записку от отца: «Бабушка упала». В оцепенении она стояла с этим листком в руках перед клеткой с орангутаном в парижском Ботаническом саду. В своем убежище. Именно сюда она приходит, когда не пишется, а в последнее время такое бывает все чаще. Обезьяна разглядывала ее через стекло. В голове у Джулии вдруг прозвучал бабушкин голос: «Открой глаза, моя стрекозка». Несколько часов спустя она прыгнула в поезд.

Джулия ставит на пол чемодан в светлой спальне. Узнает лежащую на лоскутном одеяле подушку с вышивкой, обои в цветочек, на стенах по-прежнему висят ее фотографии, а полки заставлены книгами из серии «Розовая библиотека»[3]. Ей хотелось бы остановить время. Джулия включает отопление, грызет квадратики забытого в холодильнике шоколада, ненадолго задерживается в гостиной. Ее взгляд скользит по комнате и останавливается на кресле перед телевизором. Она словно видит на подлокотниках следы от бабушкиных рук. Горло сдавило. Она сдерживает слезы. «Только бы не расплакаться. Не сейчас, иначе не остановлюсь». Она берет себя в руки, возвращается в спальню и ложится в постель.

Ее обволакивает приятный запах стирального порошка. Кажется, что бабушка лежит рядом. Джулия так и слышит мерное дыхание, чувствует тепло ее тела. Раньше бабушка каждый вечер клала в постель грелку – и Джулия никогда не мерзла. А сегодня она дрожит от холода и, уже натянув свитер и носки, решает сходить еще за одним одеялом.

В соседней спальне тоже ничего не изменилось. Туалетный столик беленого дерева, войлочные тапочки. Изображения святых, портреты детей. На прикроватной тумбочке – родители Джулии в свадебных нарядах улыбаются фотографу.

В большом платяном шкафу пахнет розой и жасмином. Пальто, меха, платья и вязаные кофточки ждут счастливых времен. Джулия нежно гладит шелковую блузку и думает, как много та повидала на своем веку. Танцевальные вечера, маскарады. Танго, ча-ча-ча и вальсы на три счета. «Эта блузка слышала, как бьется ее сердце», – шепчет Джулия.

Она встает на цыпочки, чтобы достать одеяло. Одеяло падает, и что-то твердое ударяет ее по голове. Джулия чертыхается. На полу валяется выцветшая коробка с именем и телефоном парижского обувщика. Джулия удивляется, увидев на ней свое имя. Наверняка детские фотографии. Снимает крышку. Внутри – толстая тетрадь с фетровой обложкой. Джулия узнает бабушкин почерк. С любопытством открывает дневник и читает первую страницу.

1 апреля 2018.

Моя стрекозка!

Не знаю, когда ты это прочтешь. И не знаю, позволит ли моя несчастная голова довести до конца историю, которую я хочу тебе рассказать. Одно знаю точно: я этого уже не увижу.

Я долго не решалась написать. От застенчивости, стыда и, конечно, от недостатка храбрости. Но пришло время рассказать тебе то, о чем я раньше не осмеливалась говорить. Потому что моя голова прохудилась, воспоминания стираются, а память утекает сквозь пальцы. Потому что – и это самая главная причина – только зная, откуда ты пришел, узнаешь, куда идти.

Я храню свой секрет уже больше семидесяти лет. Если честно, даже не знаю, с чего начать. В моей жизни было столько бурь, потрясений, огорчений, трагедий и смеха! Все это сейчас кажется таким незначительным.

Итак. Я родилась в Сент-Амуре 24 февраля 1929 года под звуки опереточной арии о любви и отваге – и пронесла эту мелодию через всю мою жизнь.

3

Джулия не в состоянии читать дальше и закрывает дневник. От этого признания загорелось лицо, перехватило горло, она задохнулась. Почему бабушка ничего ей не говорила? Ошеломленная Джулия кладет дневник обратно в коробку и садится на кровать.

Я храню свой секрет уже больше семидесяти лет.

Какой секрет? Джулия обводит глазами знакомую обстановку, словно ответ прячется где-то между туалетным столиком и шкафом. Дрожь выводит ее из ступора. Она вновь берет толстый дневник и нежно проводит по нему рукой. Между страницами что-то заложено. Несколько фотографий, вырванный из блокнота листок, конверт, рецепт и даже список покупок. На то, чтобы все это прочитать, уйдет много часов. И что такого нового она узнает?

Смущенная – словно в неподходящий момент подглядывала в замочную скважину – Джулия натягивает рукава свитера на кисти рук и усаживается на замерзшие ступни. Дневник не дает ей покоя. Положить его на место как ни в чем не бывало? Но на коробке написано ее имя. Джулия медленно перечитывает первую страницу. Впитывает каждое слово, растроганная знакомым до боли почерком. Она будто слышит бабушкин голос.

Глаза наполняются слезами, живот сжимается. С горечью, тревогой и чувством вины она пытается вспомнить, на что могла не обратить внимания. Вдруг бабушка скрыла от нее самое главное?

Джулия подходит к комоду с фотографиями. На одной из них – пятнадцатилетняя Жанина с ослепительной улыбкой. Джулия проводит пальцем по ее лицу. Конечно же она знает о бабушке все! Ее страхи, радости, слабости, ее жизнелюбие, разбитые мечты. Знает каждую морщинку на лице, как каждый браслет на своих запястьях. Джулия могла бы слово в слово рассказать все бабушкины истории, слышанные по сто раз. Имена, приключения и даже секреты! Те маленькие тайны, которыми делятся только в женском кругу и которые делают мужчин такими уязвимыми. Жанина часто ей что-то рассказывала, вспоминала прошлое, глядя на деревья в саду. Казалось, будто бабушка видела, как там играет ее сын, слышала, как муж рубит дрова и как одним июльским вечером скорая увозит его тело.

Джулия еле сдерживает рыдания. Знаем ли мы тех, кого любим? Сидя в этой комнате, она вдруг начинает сомневаться во всем. Немного поколебавшись, не в силах противостоять искушению, она лихорадочно переворачивает страницу.

Я появилась на свет в 1929 году в Провансе в узком домике, зажатом между прачечной[4] и церковью. Моя мать Генриетта была скромной и набожной женщиной. Мой отец Жозеф – гордым и честолюбивым корсиканцем. На главной площади Сент-Амура он держал скобяную лавку – похожий на кунсткамеру лабиринт, в который мне позволялось входить, держа руки за спиной. Чтобы скоротать время, я гуляла вдоль полок, вполголоса называя по именам все эти чудные вещицы. Кофейник. Дуршлаг. Масляная лампа. Кастрюля. Бриолин. Терка для сыра. Там были даже деревянные санки, каждую зиму вселявшие в меня напрасную надежду. Как я мечтала увидеть покрытые снегом кустарники!