Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь Страница 20

— Мы с женой расстались. Я сорвался. Я хотел повидаться с раввином, чтобы он мне помог.

— А почему вам так приперло? — спросил инспектор.

— Потому что завтра я… уезжаю.

Он не выглядел сумасшедшим на свободе, но вполне походил на брошенного, преданного мужчину. Так что полицейские быстро отбросили версию об антисемитском акте и ушли проверять какую-то информацию.

Он уже чувствовал, как усталость сковывает все тело, и тут одна мысль осенила его. Эта мысль показалась ему гениальной, хоть и пугающей.

«Готово. Сейчас я усну, и все начнется сызнова. Но на этот раз я не допущу, чтобы темная часть меня вредила близким». Его начала бить дрожь; он перечислил про себя предстоящие симптомы, один за другим, пытаясь предупредить их. Не дать застичь себя врасплох. Не так бояться. Он встретит седобородого старика без страха. Но сначала он должен осуществить свою идею. Ту, что обезопасит его жену и детей от его злобных выходок и отомстит за него этому другому ему.

Он позвал изо всех сил.

В кабинет вбежал инспектор.

— Чего ты так орешь?

— Мне надо сделать признание.

— Признание? Какое еще признание?

Вид у инспектора был удивленный и слегка рассерженный. Он уже собирался уйти домой, когда Жереми его позвал!

— Я торгую кокаином. В моей квартире вы найдете целый склад.

Инспектор ошеломленно уставился на этого такого покорного человека, с улыбкой взявшего на себя вину за правонарушение, в котором никто его не подозревал.

Да, Жереми улыбался. Он даже смеялся про себя, довольный западней, расставленной своей темной стороне. Его жена и дети наконец будут от него избавлены.

Инспектор задавал ему вопросы. Жереми не отвечал. Успокоившись, он поддался накатившей усталости; ему не терпелось поскорее со всем покончить, пусть тот, другой, займет его место и угодит прямо в расставленную им западню.

Пусть придет старик, молитвы, муки и забвение!

Он ждал их, улыбаясь.

Глава 6

Солнечные лучи проникали сквозь решетку слухового окошка и таяли в неоновом свете. Со стальной кровати напротив, такой же, как его, смотрел на него незнакомый человек с подносом на коленях, медленно жуя кусок хлеба. Взгляд был холодный и тяжелый. Внушительная мускулатура говорила о животной силе, способной сработать в любой момент: зверь, готовый броситься на жертву. Широкое лицо, казалось, было вырублено топором.

— Что ты так на меня смотришь? — спросил сосед хриплым, тягучим голосом.

Жереми не ответил. Эту проблему он не предусмотрел, когда так быстро разработал свой план-озарение, приведший его сюда. Удовлетворение, которое он испытал, когда проснулся, сменилось теперь чувством уныния.

— Я к тебе обращаюсь! — рявкнул сосед.

Жереми, несмотря на угрожающий тон, был по-прежнему погружен в свои последние мысли. Те же, что и при предыдущих пробуждениях: в каком он году? Что он сделал? Что сталось с Викторией и детьми? Какой кошмарный сценарий ждет его на этот раз?

Только место — впервые — не удивило его.

Сосед вдруг встал, и Жереми подумал, что он сейчас бросится на него. Но он направился к двери и поставил свой поднос на прибитый к ней столик.

— О черт. Отвали! Чудной ты все-таки. Верно говорят, что ты недоумок. Все у тебя не как у людей. Посмотри на свой поднос! Мы тут с голоду подыхаем, готовы убить друг друга за кусок хлеба с маслом, а ты к жратве и не притронулся. Дрыхнешь, как в отпуске на Лазурном Берегу, да еще и улыбаешься во сне, придурок.

Жереми сел, посмотрел на свой завтрак и почувствовал, как и в прошлые разы, острый голод. Он встал, нетвердым шагом подошел к умывальнику, ополоснул лицо и руки. Поискал зеркало, но не нашел и вернулся к подносу. Сосед лежал на своей кровати, закинув руки за голову, и смотрел на него с безразличным видом. Кофе остыл, но Жереми выпил его с удовольствием. Он съел два кусочка хлеба, слишком тоненьких, чтобы утолить его голод. Он жевал и обдумывал ситуацию. Как продолжить «следствие» теперь, когда он заперт в этой камере? В его распоряжении всего несколько часов. Нет, он не думал, что так скоро сможет окончательно прояснить для себя эту историю, но в нем теплилась надежда найти хоть какое-то зерно истины, которое позволило бы ему наконец сделать первые шаги к выздоровлению, оправдать свое поведение в глазах Виктории и, может быть, может быть…

Он чувствовал себя как смертник, за которым пришли: обреченный перед мощью машины, готовящейся его убить, вопреки здравому смыслу надеялся, что в последний момент его спасет какое-то чудо. У него было еще несколько нитей в руках, несколько ходов, которые надо сделать. И он должен был найти способ заняться этим здесь.

— Ну что, какие планы? — спросил сосед.

Жереми почти забыл о нем. Что он мог ему ответить? Надо было потянуть время, пусть тот сам скажет, чего ждет.

— А ты как думаешь? — решился он.

— Как я думаю? Как я думаю? С каких пор ты спрашиваешь моего мнения? — отозвался сосед, приподнявшись на локте. — Известно, кто тут у нас думает! Но уж если хочешь знать мое мнение, с ним надо кончать.

В голосе соседа звучала решимость. Жереми моргнул. Смысл этих слов пока не укладывался у него в голове. Надо было вытянуть из него еще информацию.

— И как ты себе это мыслишь?

— Как я себе это мыслю? — повторил сосед, удивившись вопросу. — Ты хочешь проверить, хорошо ли я вызубрил урок? Ну так пойдем в спортзал, там его и прикончим, но чтобы типа несчастный случай. Я исхитрюсь уронить на него стопятидесятикилограммовую гирьку, прямо на шею. Тюк — и каюк! — прыснул он и посмотрел на Жереми, проверяя, оценил ли тот его юмор.

Застигнутый врасплох и напуганный до жути словами сокамерника Жереми деланно рассмеялся. Этот тип явно не переносил ни малейших признаков недружелюбия.

«В тюрьме и сообщник убийцы! Что за безумие! Этот человек — сумасшедший. Но, к счастью, он меня, похоже, уважает и даже побаивается. Единственная хорошая новость. Это значит, что другой Жереми здесь в авторитете. По крайней мере, в этой камере. Да, потому что в этой тюрьме у него есть враги, и одного он даже хочет убить. Невероятно!»

— Послушай, я не знаю, — рискнул Жереми. — Может быть, лучше по-другому. Я что-то сомневаюсь.

Сосед, подскочив, сел на кровати с угрожающим видом. Жереми поразился, на какую кошачью гибкость способна эта гора мышц и жира.

— Что? Как это ты не знаешь? Хочешь дождаться, чтобы он тебя отправил на тот свет? Ведь так оно и будет, парень! Тебя взяли с товаром его семьи, если ты забыл! И там было на бешеные бабки. Да еще ты отмутузил брата Стако. Ты сомневаешься? Они-то не сомневаются, парень. Они тебя прикончат как пить дать. Так чего ты хвост поджал? Мать твою, я тебя уважаю, потому что ты самый крутой и самый деловой из всех придурков, которые попались и гниют в этой тюряге. Ты уж меня не разочаруй!

Он вскочил и расхаживал взад-вперед по камере, сжав кулаки, играя мышцами, не сводя глаз с Жереми. В гневе он был страшен. Жереми восхитился умом своего двойника, сумевшего заключить союз со столь внушительной фигурой. Он также понял, что в его интересах вести себя, как тот, кем его здесь считали.

Не вставая, он взглянул прямо в глаза соседу и стиснул зубы, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно жестче.

— Сбавь-ка тон! Никто же не отказывается! Мы его прикончим, падлу! Вот только я не знаю, стоит ли это делать сегодня и таким образом! Мне надо подумать, может быть, есть другие варианты.

Жереми сам себе удивился. Неотложность дела и опасность заставили его пуститься в настоящую ролевую игру.

— Например? — поинтересовался великан более покладисто.

— Я еще не знаю, говорю же, надо подумать.

— Ага… — протянул сосед подозрительно.

— Ты сомневаешься во мне? — спросил Жереми.

Тон был уверенный, угроза недвусмысленна.

— Нет… В общем… Ты же сам сказал мне вчера.

— Что?

— Что-что, ты сказал, мол, в твой день рождения ты можешь быть странным, чтобы я за тобой присматривал и…

Сосед умолк и уставился на Жереми так, словно впервые увидел его в этой камере.

— Почему это ты не помнишь, что говорил мне вчера?

Мысль Жереми заработала быстро. Тот смотрел на него, ожидая внятного ответа.

Его сокамерник только что сообщил ему информацию, требовавшую немедленной обработки. Другой Жереми прикрыл тылы, поручив этому мастодонту присматривать за его рассудком. Он поведал ему, что замышляет убийство, и предостерег против того, кем он мог стать в день своего рождения. Это было стратегически верно и в то же время тактически ошибочно, потому что сосед соображал довольно туго.

— Хорошо. Хорошо. Отлично. Я вижу, ты усвоил все, что я тебе говорил о моих приступах в день рождения. Я могу на тебя положиться. Но в этом году обошлось. Будь у меня приступ, ты бы это сразу увидел.